Ученик дьявола - Стивен Кинг

— А вы были на войне? — спросил Тодд.

— Можно сказать, что в некотором роде да. Хорошо что ты, мальчик, навестил старика, — двух стариков считая меня.

Тодд скромно улыбнулся.

— А сейчас я устал. Я, наверное, посплю.

— Надеюсь, что вам скоро станет лучше, — пожалел Тодд.

Морис кивнул, улыбаясь, и закрыл глаза. Тодд вернулся к кровати Дуссандера. Его родители уже собирались уходить: отец поглядывал на часы и говорил с притворным огорчением, как сильно он опаздывает. Но Морис Хейзел не спал, не мог заснуть, даже не надолго.

Через два дня Тодд пришел в больницу один. На этот раз Морис Хейзел, запакованный в гипс, крепко спал.

— Ты хорошо справился, — тихо сказал Дуссандер, — Ты потом заходил в дом?

— Да, я положил на место шкатулку и сжег проклятое письмо. По-моему, это письмо никого особо не интересовало, и я боялся… Я не знаю, — Он пожал плечами, не в силах объяснить Дуссандеру свой интуитивный суеверный страх перед этим письмом, боязнь того, что в дом случайно войдет кто-то, кто умеет читать по-немецки и сможет заметить в письме ссылки на события десяти-или даже двадцатилетней давности.

— В следующий раз захвати мне чего-нибудь выпить, — попросил Дуссандер. — Без сигарет я обхожусь, а вот…

— Я больше туда не пойду, — категорически отрезал Тодд. — Никогда. Все, конец. Мы квиты.

— Квиты, — Дуссандер сложил руки на груди и улыбнулся недоброй улыбкой, хотя Дуссандер очень старался, чтобы она была подобрее. — Да, так и должно было быть. Меня выпустят из этого склепа на той неделе… Во всяком случае обещали. Доктор сказал, что протяну еще несколько лет. Я спросил его, сколько именно, но он только засмеялся в ответ. Думаю, что несколько, в данном случае — не больше трех, а может и двух. И все равно, может быть, я устрою ему сюрприз и поживу в год Оруэлла.

Два года назад Тодд бы подозрительно нахмурился, но теперь только кивнул.

— Только между нами, мальчик, я уже почти отказался от мысли дожить до конца века.

— Я хотел вас спросить кое о чем, — сказал Тодд, пристально глядя Дуссандеру в глаза. — Поэтому и пришел. Хочу спросить вас о том, что вы как-то сказали.

Тодд взглянул через плечо на спящего на соседней, кровати и придвинул стул ближе к Дуссандеру. Он почувствовал запах Дуссандера — запах мумии в Египетском зале музея.

— Ну, спрашивай.

— Тот бродяга. Вы что-то сказали тогда насчет моего опыта. Непосредственного опыта. Что вы имели в виду?

Улыбка Дуссандера стала чуть шире:

— Я читаю газеты, мой мальчик. Старики всегда читают газеты, но не так, как молодые. Знаешь, в Южной Америке в некоторых аэропортах в конце взлетной полосы собираются канюки, и именно тогда, когда ветры наиболее коварны. Вот так старики читают газеты. Месяц назад в воскресной газете была статья. Не на первой странице, конечно, кому нужны бездомные, чтобы писать о них на первых полосах. Но это была главная статья во втором блоке. Статья называлась: «КТО ВОРУЕТ БЕЗДОМНЫХ В САНТО-ДОНАТО?» Грубо. Желтая пресса. Вы, американцы, на это мастера.

Тодд сжимал кулаки, пряча обгрызенные ногти. Он никогда не читал воскресных газет, у него были дела поважнее. Он, конечно, после каждого из своих рейдов ежедневно, примерно с неделю, просматривал газеты, но ни один из его бродяг не попал выше третьей страницы. Мысль, что кто-то прослеживает связи у него за спиной, ею разозлила.

— В статье речь шла о нескольких убийствах, отличающихся исключительной жестокостью. «Нечеловеческая, звериная жестокость,» — так назвал это автор, но ты же знаешь этих журналистов. Автор этого жалостливого шедевра допускал, что смертность среди обездоленных высока, и что в Санто-Донато за последние годы собралось уж слишком много нищих. Каждый год они умирают, но не все из них умирают естественной смертью или из-за вредных привычек. Случаются среди них и убийства. Но в большинстве случаев, убийцей оказывается соплеменник или сотоварищ убитого, а мотивом убийства — спор из-за мелочной ставки в карточной игре или из-за бутылки муската. Убийца чаще всего с радостью признается и обычно полон раскаяния.

Но эти последние убийства остались не раскрытыми. И что еще более зловеще, так это, по мнению желтого журналиста, высокая степень исчезновений без вести за последние несколько лет. Конечно, допускает он, эти люди не более, чем современные бродяги. Приходят и уходят. Но некоторые исчезают, забыв забрать чек социального обеспечения или плату за поденную работу, которую выдают только по пятницам. Спрашивается, не являются ли они жертвами этого «убийцы бродяг», как окрестил его желтый журналист? Жертвами, которые так и не найдены?

Дуссандер помахал в воздухе рукой, словно отметая эту вопиющую безответственность.

— Конечно, все это, для того, чтобы пощекотать нервы обывателям. Он призывает старые пугала, уже не страшные, но все равно полезные: Истребитель Торсов из Кливленда, Зодиак, таинственный мистер Икс, убивший Черную Далилу, Джек Потрошитель, И всякое такое. Но я задумался. Что еще делать старику, как не задумываться, когда старые друзья больше не заходят.

Тодд пожал плечами.

— И я подумал: «Если бы я хотел помочь этому одиозному желтому журналисту, чего я, конечно, не сделаю, то смог объяснить причины некоторых исчезновений. Речь идет не о трупах зарезанных и забитых дубинкой, нет, не о них, упокой их души. О пропавших. Потому что, по крайней мере некоторые из этих пропавших, у меня в подвале.

— А сколько их там? — тихо спросил Тодд.

— Пять, — спокойно сказал Дуссандер, — считая того, которого ты помог мне спрятать, ровно пять.

— Вы и впрямь спятили, — сказал Тодд. Кожа у него под глазами побелела и заблестела. — В один прекрасный момент просто сошли с ваших чертовых рельс.

— „Сошел с рельс“ — замечательный оборот. Может, ты и прав. Но потом я сказал себе: Этот газетный шакал хотел бы повесить убийства и исчезновения на одного человека — его гипотетического убийцу бродяг. Но, по-моему, все совсем не так. Тогда я сказал себе: А не знаю ли я кого-нибудь, кто способен на такое? Кто жил бы с таким же сильным стрессом, как и я в последние годы? Да еще и наслушался бряцания цепей старых привидений? И ответил: Да, знаю. Я знаю тебя, мальчик.»

— Я никого не убивал.

Образ, возникший перед ним, не был бродягой, бродяг он за людей не считал. Он увидел себя, скорчившегося за поваленным деревом, и вспомнил, как в оптическом прицеле видел крестик на виске мужчины с всклокоченной бородой, мужчины за рулем пикапа.

— Может и нет, — согласился Дуссандер дружелюбно, — но ты так ловко все уладил в тот вечер. В твоем удивлении было больше злости, потому что из-за слабости старика ты оказался в опасности. Думаю так. Я не прав?