Гастролер - Олег Алякринский

— Я кому сказал: все сделать без шума! Если бы надо было шумнуть, я бы один их всех положил. До стрельбы довели, окно разбили, теперь надо торопиться. Все, суки, мне испортили, теперь придется от этого столичного фраера избавляться!

Решето, свирепо раскачав лезвие ножа зажигалки, резко выдернул его из столешницы. Медведь только сейчас почувствовал адскую боль, но постарался не обращать внимания. Тут сзади ему накинули на шею веревку и резко затянули. Что-то про воровские понятия закричал густым голосом Булька, в ответ ему взвился Решето:

— Пасть захлопни, Бугор, и отвороти свою жирную афишу, а то я и тебя так распишу, мало не покажется.

«Нервы сдают у паскуды, знает, на что решился, тронув присланного сходом законника. Теперь ему хода назад нет: пан или пропал», — успел подумать Медведь, прежде чем сознание его выключилось.

…Очнулся он скоро. Вокруг все еще суетились, но уже не так бестолково. Он почувствовал, что руки и ноги стянуты веревкой. У стены лежали все трое его тихарей, конечно, мертвые. Со стены сорвали коврик, и в обнаружившемся там квадратном проеме мелькали темные фигуры. Кто-то, пробегая мимо Медведя, саданул его в бок ногой.

— Оклемался, паскуда! Легко не уйдешь, помучаешься, гнида!

— Мы так не договаривались, — сипло затянул Булька, появляясь в комнате вместе с Решетом. — У нас другой был уговор. Если бы я только знал про это…

— Заткни ширинку! — отрывисто гаркнул Решето, едва обращая внимание на хозяина хаты, — Ты, мудак, понял? Нет? Прокололся, так и молчи. Кто тебя заставлял мне помогать? Отказался бы, и все. А так тебе уже теперь не быть в престиже у законников. Серега, в общем, чмырь ты теперь…

Петрок Решето отрывисто отдал команду, и Медведя рывком вздернули на ноги. Оба теперь стояли друг против друга. Решето опять, как тогда, когда прикуривал, сузил глаза на отекшем лице.

— Жаль, времени нет, а то бы я тебе устроит веселый конец. Чтобы всю твою спесь согнать.

Он задохнулся от ненависти.

— Приехал тут, королек, на готовенькое, думал, что я тебе сразу все отдам — да еще даром. Не на фраера напал, Медведь, Мы еще поглядим, каков ты на самом деле Медведь!

Немедленно за спиной хозяина возник кривобокий, лезвие снова просочилось между пальцами его правой руки и тут же заплясало перед глазами Медведя, словно продолжение ладони.

— Ладно, не до того, — остановил своего тихаря Петрок Решето. — Как ни жаль, а придется кончать его по-простому, по-флотски. Ты у нас сейчас поплывешь, как рыбка. Гурьян, тебе поручаю. Привяжи к ногам камень потяжелее. И концы в воду.

Он отступил и дал отмашку. Сзади на голову Медведю немедля накинули длинный, какой-то вонючий мешок, который опустился почти до колен. И Медведь порадовался этому, потому что вдруг понял, — будет время скрытно вытащить спрятанную в рукаве финку. Не станут же его топить прямо у берега, должны вывезти подальше, бросить поглубже.

Сквозь мешок его несколько раз ударили ногами.

— Ну, Решето запомни мои слова, — прохрипел глухо сквозь мешковину Медведь, — тебе не жить. Думаешь, скрутил меня? В море бросил — и все? Выкуси! Я тебя с того света из-под воды достану. Ты сдохнешь так скоро, что подумать не успеешь.

Кругом раздались злые смешки подельников Решета.

А Медведь подумал о своих ребятах, оставленных им в городе, хотя они и просились с ним на эту роковую встречу. Может, оно и к лучшему, живы остались. Даст бог, еще сыграют свою скрипку в этой черноморской кровавой разборке. Ему бы сейчас самому незаметно освободить руки, а потом выбраться из мешка. Пока люди Решета продолжали суетиться вокруг, готовясь переправить трупы и его самого к морю, Медведь продолжал упорно, с трудом выуживать финку из рукава и уже начал свой путь к свободе. Еще до того, как его стали выводить из дома, он успел высвободить финку и уже надежно взял ее в руку. Теперь нужно перерезать веревки на руках. Это самое главное. И в этот момент, когда его вывели во двор и он услышал шум близкого прибоя и даже сквозь мешок почувствовал свежесть морского ветра и свободы, — его остановили.

— Лучше не рисковать, — услышал он тихий голос Решета, — мочи его прямо здесь.

— Да ну, — возразил голос Гурьяна. — Он хоть и хлипкий, но чего корячиться, и так дойдет. До моря-то с полкилометра будет.

— Не ной! — оборвал его Решето. — Кто-нибудь обязательно увидит. Обязательно найдется какой-нибудь мудила, который сейчас на бережку сидит, пялится. Увидит мешок о двух ногах, капнет ментам. Лучше не рисковать, — жестко повторил он. — А на лодке с тобой Кривой поедет.

В ту же секунду Медведь понял, что сейчас произойдет непоправимое и все для него закончится. И верно — на голову ему обрушился тяжелый удар, и уже во второй раз за последние минуты он потерял сознание.

Очнулся он, когда новый удар обжег ребра. Медведь, ловя губами воздух, понял, что его швырнули на дно лодки, и он боком вмялся во что-то твердое, вроде как железяку. Не иначе якорь… Его отпихнули ногой, потом невидимые руки схватили его и оттянули в сторону. Кривой — а это был он — удивленно вскрикнул совсем рядом:

— Да эта падла меня порезала! Гурьян, у него нож, бля буду!

Медведь еще не пришел в себя и не сразу оценил последствия того, что произошло. Ему наступили на голову, кто-то сел на ноги, невидимый якорь снова впился ему в ребра. Мешковина была тут же вспорота, нож обнаружен, вырван у него из руки вместе с последней надеждой.

Мешок тоже сорвали. Над головой качалось небо, крупные звезды выглядывали сквозь толстые светло-сизые облака. Медведь, изогнувшись всем телом, чтобы хоть немного избавиться от этой железки, что продолжала раздавливать ему ребра, изо всех сил ударил ногами по ближайшему темному силуэту.

— А ты, сука такая! — приглушенно, но яростно взвыл Гурьян. На Медведя посыпался новый град ударов. Из-за возникшей потасовки лодка качалась как на штормовых волнах. — Я же говорил, Кривой, этого фраера надо было сразу мочить, что мы с ним нянькаемся?

Медведь понимал, что сейчас, возможно, только шум остался у него в арсенале, только шум может помочь ему спастись. А вдруг услышит кто-нибудь на берегу? И потому он продолжал громко выкрикивать угрозы.

Чья-то грязная ладонь попыталась зажать ему рот, потом вонючие пальцы стали рвать ему губы. И когда Медведь непроизвольно открыл рот, туда стали запихивать масляную тряпку. После этого он почувствовал, как к ногам привязывают что-то тяжелое.

А потом его снова били, но боли он уже не чувствовал. Просто терпел, ждал и на что-то надеялся.

Качка усилилась. Выглянула луна, осветив ненадолго все вокруг: и внутренность лодки, и обоих его палачей, неумело взмахивающих длинными тяжелыми веслами.

На веслах сидели в затылок двое — Кривой и Гурьян, гребли без особого напряжения, но лодка упорно продвигалась в открытое море. Не терпелось, гадам, побыстрее отправить Медведя с его мертвыми подельниками к рыбам. Волнение на море между тем все больше усиливалось, лодку качало все сильнее и сильнее.

В свете луны Медведь разглядел, что конец веревки, опутавший его лодыжки, был привязан к ушку небольшого бетонного блока. Килограмм на сорок — пятьдесят веса. Значит, это грузило и утянет его на дно? С таким грузом не вынырнуть даже и с развязанными руками.

Конечно, никакой надежды выплыть с этой бетонной чушкой нет. Медведь представил себе, как будет извиваться, медленно погружаясь на дно, пока не задохнется, пока не погаснет его сознание. И невольно захрипел от бессильной ярости и ненависти. Сидящий рядом от него на веслах Кривой, услышав это хрипение, не переставая грести, лягнул его ногой, потом бросил весла и повернулся к Гурьяну:

— Чего мы корячимся, как мудаки? Давай его прямо тут сбросим, и вся недолга.

— Греби давай, — крикнул Гурьян. — Еще рано. Помнишь, Решето что сказал? Ты же знаешь, какая здесь глубина — всего ничего, по шейку, и только. Отплывем подальше, еще метров сто. Там сразу впадина начинается, туда его в пучину и кинем. А тут его за два дня найдут, потом делов не оберешься.

Двое вновь налегли на весла. Чем ближе была невидимая черта, отделявшая Медведя от неминуемой гибели, тем все больше охватывало его лихорадочное отчаяние. Он искал хоть какой-то выход. Может, этих пидоров этим самым бетонным блоком да по башке: даже такая мысль пронеслась у него в голове. Медведь покрутил кистями рук и почувствовал, что запястья, стянутые второпях веревкой, чуть ослабли. Он незаметно стал ерзать, напрягаясь изо всех сил, с каждой секундой с надеждой ощущая, что руки освобождаются от пут. Неужели получилось?

От усилий не хватало воздуха, он тяжело дышал через нос, все время ощущая во рту мерзкий мазутный вкус тряпки, которую использовали его палачи вместо кляпа. Но теперь, когда он почувствовал, что его руки свободны, это было уже неважно. Теперь надо было выбрать момент для нападения, надо торопиться, надо сработать на опережение. Если прыгать за борт, то только сейчас. А уже там, в воде, попробовать освободиться от груза на ногах, и уж тогда эти чмыри ему не страшны.