Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой - М. Велижев

12. На переходный период для создания нового архипелагского государства Г.А. Спиридов отводил время до ухода российского флота. До этого вожделенного часа командовать, исполнять обязанности островского Сената и «оное все великое хозяйство ведать» должен был А.Г. Орлов, а в его отсутствие сам автор проекта («вместо Сената то исполнять будет высокоповелителной господин генерал и ковалер граф Алексей Григорьевич Орлов, а в небытность – до прибытия его сиятельства я, адмирал Спиридов»). Пока же флот крейсировал в Эгейском море, от островов требовалось только создать местные островные канцелярии и определиться с уплатой податей (а «надлежащаго числа островскаго войска и Сенат и в нем президент и члены доколе здесь и в здешних местах флот и войско Ея Императорского Величества всероссийской пробудет и не надобно»). Адмирал торопил островных жителей («для всего вышеписанного учреждения сей 1771 год есть решителной!»): «должно на островах и в епархиях завременно приуготовитца и зделать все пристойныя распоряжения при покровителстве великой нашей государыни оружия, чтоб пред отбытием флота и войска в свое отечество взял Архипелаг по тем распоряжениям во всем свою силу и власть желаемой волности безопасно содержать себя».

Итак, весной «решительного» 1771 г. в Восточном Средиземноморье появилось новое государство, именовавшееся пока Архипелагским княжеством. Хотя у этого княжества еще не было ни международного признания, ни собственного законодательства, для его жителей наступали, казалось, новые времена. Между тем, чтобы приспособиться к жизни без «злочестивых варваров», островным жителям требовались и время, и наставники, недаром же жители острова Скиро просили Спиридова прислать им «депутата всех островов, дабы нас наставил на путь, понеже ныне находимся как овцы без пастухи»[568].

С апреля 1772 г. наступил новый этап в государственном строительстве Архипелагского княжества. Он связан с именем генеральс-адъютанта Павла Нестерова, которому адмирал Спиридов препоручил руководство всеми делами княжества на период отсутствия «депутата» А. Псаро, отправленного во главе «маленькой греческой эскадры» в Сирию[569]. Весной-летом 1772 г. именно Нестеров в развитие идей Г.А. Спиридова разрабатывал «определения», регламентировавшие деятельность «островских» и центральной канцелярий, полномочия их депутатов, систему налогов и сборов, процедуру судопроизводства по гражданским делам и проч.[570]. 24 июня 1772 г. Нестеров затеял перепись населения островов: на остров Сирое, например, пришло требование, «чтобы вы знали весь народ женатый и свободный, и тех, которые пришли откуда-то с других островов, и я вам пишу, чтобы вы позаботились о том, чтобы написать мне, сколько в ваших землях женщин и мужчин, напишите мне правду»[571].

Беря все бразды правления в свои руки, Нестеров рассылал свои приказы с борта российского военного корабля «Европа», не рассуждал о «республике» или «архидукстве», не входил в предположения о том, что будет с островами, когда российский флот покинет Архипелаг, но недвусмысленно давал понять, что все благоденствие Архипелагского княжества зависело от «высоких наших графов Алексея Григорьевича и Федора Григорьевича Орловых милосердия, непостижимаго проницания, которых намерение привести своим мудрым расположением всех в сущее спокойствие»[572]. В документах[573], конечно, есть ссылка на то, что графы поставлены «великой императрицей», но прямого указания на принадлежность островов Архипелагского княжества Екатерине II нет. Значило ли это, что с открытием переговоров о мире Екатерина распорядилась несколько завуалировать свои посессии в Средиземноморье? Вопрос пока остается не вполне ясным.

Из документов, рассылаемых Павлом Нестеровым[574], можно заключить, что административно-территориальной единицей Архипелагского «государства» (слово «княжество» Нестеров не использовал) продолжал оставаться остров (вопросы внутриостровного деления в документах не рассматривались). На каждом острове ежегодно должны были происходить выборы «началников», «главнейших всего острова членов» или «островских депутатов» (поскольку ни о нормах представительства, ни об избирательных правах в документах ничего не говорилось, можно предположить, что они соответствовали традициям островных общин, избиравших своих приматов). Депутаты соединяли функции управления и суда, что также, впрочем, вполне согласовывалось с традиционной практикой. Местом собраний «депутатов» для решения «государственных и общественных дел»[575] являлась «канцелярия».

В сферу компетенции «островских депутатов» входили суд по гражданским и уголовным делам и наказание «всем тем, от коих происходят непорядки…, а наипаче таких, кои зделают какой-либо соблазн или производят пусторечие в противность для государства и общества», а также тем, кто без суда «сам собою отмщевают обиды»; при этом специально оговаривалось, как и в документах Спиридова, что решения по обвинениям в «смертоубивстве» изымались из компетенции острова и отправлялись «на суд главноначалствующим». В решении дел депутатам предписывалось опираться, прежде всего, на «собственно островские» законы и определения, и только при «сумнительстве» – присылать запросы в центральную канцелярию в Аузу. Очевидно, что ломать сложившиеся традиции в области законодательства российские военные намерения не имели, но вопросы процессуальные, особенно по гражданским спорам, Нестерову все-таки прописать пришлось, и связано это было с желанием командования ограничить число просителей, прибывающих в Аузу, и стремлением заставить жителей островов решать большинство спорных дел на местах[576].

В финансовой сфере на депутатов возлагалась обязанность «определять» сборщиков податей и за ними «смотреть», назначать казначея, ведущего учет: при этом казначеями должны были быть состоятельные люди, которые в случае утраты могли возместить ущерб «казенным и общественным деньгам».

В случае надобности те же депутаты могли собирать ополчение («помощь от народа для взятья кого-либо под караул или протчей надобности»), предпринимать строгие меры против разбоя и пиратства, наконец, на каждом острове создавать карантинные учреждения.

Вне сферы компетенции светских депутатов оказывались все дела, касавшиеся духовенства.

Для жителей островов вводились ограничения, оправданные военным временем: перлюстрация всей почты и передвижение только с паспортами островных канцелярий.

Свое «Учреждение» Павел Нестеров закончил по-военному прямо: «всем обще и каждому по одиначке прошу и приказываю: любите друг друга, изгоняйте вражду и поступайте по должности христианской нашего православнаго греческаго исповедания веры, будьте во всем согласны, чем заслужите милосердие наших великих началников и мою к вам искренную любовь, похотливое в ваших делах старание».

На бумаге в 1772 г. Архипелагское княжество представлялось уже не прежним аморфным случайным объединением островов, а государством с более-менее выверенной системой управления в центре и на местах[577]. В центре, как и мыслил в 1771 г. Г.А. Спиридов, пока флот стоял в Эгейском море, управление велось не «Сенатом» с выборными от островов депутатами, а военными в канцелярии командующего флотом. При этом, издавая свои приказы и распоряжения, адъютант Павел Нестеров все более походил на губернатора полуколониального владения. На местах – по-военному жестко и строго вводились регламенты, но вмешиваться в местное управление военные не имели ни сил, ни возможностей. Введенные регламенты были регламентами самоуправления, которое вполне согласовывалось с местными обычаями, опиралось на традиционное право и не должно было затрагивать церковную сферу.

Впрочем, власть Павла Нестерова над островами оказалась недолгой: уже в августе 1772 г. из похода возвратился А. Псаро и вновь стал «главным депутатом», сохранив свой пост до ухода российского флота. В 1773 г. А. Псаро все еще стремился создать на Паросе совет старейшин, называемый им «Сенатом», и рассматривал его в качестве органа управления, состоящего из представителей всех островов. Однако сделать это до заключения мира он так и не успел[578].

До самого отъезда из Архипелага весной 1774 г. и Г.А. Спиридов, кажется, тоже сохранял чувство ответственности перед жителями созданного им Архипелагского княжества. В своем прощальном письме, отправляясь «за болезнию в Ливору», а потом в Россию, он обратился к «генеральному депутату флота капитан-лейтенанту и кавалеру Псаре» и «на все в Архипелаге подданныя Ея Императорскаго Величества нашей всемилостивейшей государыни греческие острова [к] жителям, как духовным, так и мирским», объявив «удовольствие» и «желание всегда их добраго к нам усердия»[579].