Парфянин. Книга 1. Ярость орла - Питер Дарман

С Кастом в Нолу пришло две тысячи воинов, и тысяча из них сейчас охраняла согнанное на форум население. Гарнизон мы разоружили и заперли в городской тюрьме. Я разослал своих людей вместе с группой германцев отыскивать лошадей, и был рад, когда они доложили, что нашли целых двести голов плюс такое же количество соответствующего снаряжения. Где-то в середине дня Спартак собрал группу городских рабов для переговоров. Он пробыл с ними довольно долго. Потом, когда я стоял с Кастом на ступенях храма, посвященного богу по имени Сатурн, я спросил у него, многие ли из этих рабов смогут к нам присоединиться.

– Горсточка, если вообще кто-то захочет.

– Почему?

– Городские рабы живут не так уж плохо. Имеют хорошую одежду, работа у них легкая, есть даже шанс получить свободу и римское гражданство, если повезет. Может, конечно, и не повезти, если твой хозяин окажется негодяем и будет заставлять тебя чистить сортиры, но в общем и целом о рабах, проживающих в городе, неплохо заботятся. И немудрено. Если ты римлянин, то вряд ли захочешь ложиться спать, зная, что в доме есть раб, который тебя ненавидит.

А если так, то зачем тебе пытаться разделить судьбу толпы сельских рабов? Кроме того, городские рабы – слабаки. Это в основном греки и красивые юные мальчики из Африки, которых одевают в хорошее платье и учат декламировать стихи. Их невозможно научить владеть мечом, – он сплюнул на ступени. – Такие нам не нужны.

Каст оказался прав. Спартак вернулся разочарованный и сел на ступени храма.

– Общий результат – двадцать душ. А остальные сейчас присоединятся к своим хозяевам и уберутся отсюда, – он ткнул пальцем в группу, которую отделили от остальных, а основная масса народа уже уходила с форума по одной из главных улиц города.

– Один из них из твоего народа, Пакор. Заявил, что умеет ездить верхом.

Я навострил уши и, не говоря ни слова, быстро направился к группе освобожденных рабов. А с площади тем временем выгоняли причитающих женщин и плачущих детей. Их мужчины начали было протестовать, но несколько ударов древками копий по головам – любезный жест со стороны германцев – быстро убедили их в том, что их мнение никого не интересует. Один римлянин средних лет в богато отделанной тоге отказался сдвинуться с места, он встал как скала перед толпой сограждан. Все глаза были прикованы к нему. Но тут огромный волосатый германец подошел к нему и указал на улицу, по которой брели его сограждане. Римлянин не пошевелился, он смотрел на германца с плохо скрываемым отвращением, а потом плюнул в него. Я даже заморгал от удивления, а германец перехватил свое копье обеими руками и проткнул римлянина насквозь, а затем поднял его на копье своими мощными руками, оторвав от земли. Римлянин дергался на древке подобно насаженной на вертел свинье, пока не скончался. Мертвое тело было сброшено на землю, и германец выдернул из него окровавленное копье, а потом стоял и улыбался каждому, кто осмеливался бросить на него взгляд. После этого никаких протестов больше не последовало.

Я остановился перед немного испуганными освобожденными рабами.

– Кто из вас парфянин? – спросил я на родном языке.

Вперед выступил высокий и гибкий мужчина, коротко остриженный, с оливковой кожей и карими глазами. Одет он был в светло-серую тунику с коричневым кожаным поясом на талии, а на ногах у него были кожаные сандалии отличного качества. Он выглядел сильным и упитанным; вероятно, Каст был прав насчет городских рабов. Он встал напротив и уставился на меня тем же взглядом, каким я изучал его.

– Я понял, что ты парфянин, как только тебя увидел. Длинные волосы, манера сидеть в седле. Правда, мой парфянский слегка заржавел после стольких лет пребывания в гостях у римлян, – он протянул мне руку. – Меня зовут Годарз. Много лет назад я был воином в войске города Сильвана, им командовал князь Виштасп. Хотя он, конечно, давно мертв и его имя ничего тебе не говорит.

Я почувствовал прилив крови и возбуждения. Даже сердце защемило, когда я услышал из чужих уст имя человека, которого знал чуть ли не с детства.

– Меня зовут Пакор, я сын Вараза, царя Хатры, а человек, о котором ты говоришь, это друг моего отца и командир его телохранителей. Он не только жив, но и вполне преуспевает и считается одним из лучших воинов Парфянской империи.

У него на глазах появились слезы, когда я рассказал ему, как злая судьба забросила меня в Италию, а также о том, что теперь я сражаюсь бок о бок со Спартаком и надеюсь вернуться в Хатру. В один прекрасный день.

Он рассмеялся.

– У всех нас есть такая надежда, принц. Но для большинства она остается несбыточной мечтой.

Я отвел его в сторону.

– Не называй меня принцем, Годарз, – я кивнул в сторону Спартака, сидящего на ступенях храма. – Он не одобряет всякие титулы.

– Да, я слышал, – ответил он. – Значит, это и есть Спартак, да? Ну, что же, выглядит он достаточно устрашающе.

– У него и мозги хорошие, – сказал я. – Это он придумал, как захватить город.

Годарз на минуту задумался.

– Тогда у римлян будут большие проблемы. Они же не могут представить себе раба, который умеет думать. Я сразу понял, что он кое-что может, когда город не подожгли.

Прошло три часа, прежде чем всех жителей и их рабов выгнали из города. Длинное и печальное шествие потянулось через восточные ворота Нолы. Куда они шли? Я не знал.

– Да какая разница? – заметил Каст, когда мы стояли на стене, наблюдая за уходящими людьми.

Я должен сознаться, что чувствовал некоторую вину за бедствия, которые мы обрушили на головы женщин и детей. Многие из них могут погибнуть, если поход окажется долгим и трудным. В ту ночь мы заперли ворота, поставили стражу на стенах и с удобствами устроились в лучших домах Нолы. Мы, парфяне, ночевали в доме, владельцем которого являлся бывший хозяин Годарза. Это было очень красивое здание в богатой западной части города. Дом имел открытый внутренний двор и множество комнат, расположенных по периметру сада, окруженного крытой галереей. Сам сад оказался хорошо возделан и ухожен (несомненно, рабами), в нем росли плодовые деревья и лечебные травы, а также цветы и кустарник. В комнатах стены были расписаны живописными картинами, которые изображали мифических животных с крыльями и телами львов. На некоторых обнаружились изображения лошадей, и Годарз сообщил, что его хозяин занимался на досуге коневодством, развлечения ради.

– Именно поэтому я здесь и очутился. Говоря по правде, это оказалось хорошим исходом, – заметил Годарз, поедая виноград. Мы расположились на мягких ложах в обеденном зале. – Он любил своих лошадей. Я тебе их завтра покажу, конюшни находятся на задах владения.

Так впервые за много недель я устроился спать на кровати, а когда на следующее утро проснулся, то сначала решил, что оказался дома, в Хатре. Но крики и ругань германцев быстро вернули меня к действительности. Я оделся и присоединился к моим людям – они сидели в кухне и жадно поглощали овсяную кашу, хлеб, сыр и фрукты. Годарз встал пораньше, чтобы все приготовить к отъезду.

– Боюсь, с нынешнего дня тебе придется спать на земле, – сказал я, отламывая кусок сыра.

– Но, по крайней мере, на свободе, – радостно ответил он.

Своих лошадей на ночь мы привязали во дворе, и они воспользовались этой возможностью и съели большую часть цветов и прочих растений. Годарз пригласил меня проследовать за ним на улицу, которая была забита грязными на вид германцами, гнавшими к форуму тяжело нагруженные повозки. Двух- и четырехколесные повозки были доверху нагружены всем, что могло нам пригодиться: кухонными принадлежностями, садовым инвентарем, кастрюлями и котлами, всем, чем угодно. Повозки тащили мулы, запряженные парами; некоторые очень неохотно повиновались своим новым хозяевам. Разозленные германцы ругались и били их. Готарз отвел меня на зады окруженного стеной владения своего хозяина, и мы вошли на другую огороженную территорию, миновав высокие железные ворота и пройдя через широкий задний двор. В дальней стороне двора стояло большое белокаменное здание под красной крышей – конюшни. Я проследовал за ним внутрь и поразился их роскошному убранству. Они вполне могли бы подойти нашим лошадям в Хатре, это были настоящие царские конюшни. Каждое стойло имело невысокую дверь, и выходили они в центральный проход, а между собой стойла разделялись решетками, дававшими лошадям ощущение свободного пространства. В каждом стойле имелись решетчатая кормушка для сена и корыто с водой. Стойла были чисто вычищены и хорошо проветрены. А еще здесь стоял чудесный запах лошадей, напоминавший мне о доме.

– Ты один управлялся с этими конюшнями? – спросил я.

– Нет, принц, – он повернулся в другую сторону и крикнул кому-то: – Вы уже можете выйти!

В дальнем конце помещения возникли пять фигур, все одетые так же, как Годарз, хотя и моложе его – на вид едва ли старше двадцати лет.