Стрелочники истории - Вячеслав Алексеев

   - Комендант лагеря просит войска, чтобы оцепить район и прочесать окрестности.

   Взглянув на карту, Быстроходный Гейнц отмахнулся:

   - Зачем? Район со всех сторон и без дурацкого оцепления блокирован нашими войсками. Прочесать же сами могут. В Минске полно бездельников из ландверных и караульных полков. Ни одного солдата с фронта не давать! Куда пошла основная масса?

   - Судя по поступающим с мест сообщениям, большая часть разбежалась в разные стороны мелкими группами. Но есть одна плотная группировка, примерно в тысячу человек, целенаправленно устремившаяся на север, параллельно Березине.

   Гудериан еще раз взглянул на карту. А ведь они идут точно в стык 10-й мотострелковой и 17-й танковой. Нехорошее предчувствие вновь появилось. Генерал-полковник попытался проанализировать - какие неприятности может доставить ему побег военнопленных? Нет, тут не может быть ничего серьезного. Да, идут в стык, но объясняется все просто - среди пленных есть местные, а тут самый удобный путь для беглецов. Кругом леса - технике не развернуться. И даже две реки, которые им придется форсировать - лучше, чем открытое пространство в других направлениях. К тому ж, они без оружия. Просто устал, вот и чудятся коварные удары с тыла по его войскам.

   - У Слуцка в резерве стоит 1 кавалерийская дивизия? - спросил Гудериан у адьютанта.

   - Да, господин генерал-полковник.

   - Мне кажется, ребята застоялись и могут размяться. Вот из них разрешаю выделить подразделения для облавы. Но кого и сколько - на усмотрение командира дивизии. В остальном - пусть своих ландверов снимают с патрулирования. А взамен на посты привлекут хиви, в конце концов.

   - Слушаюсь, господин генерал-полковник. В сегодняшнем распорядке никаких изменений не будут?

   - Что у нас по плану?

   Адъютант развернул блокнот:

   - Хайнрих фон Фитингхоф, командир 46 корпуса.

   - Да, все остается в силе. Пусть готовят технику.

   Торжок, 4 июля 1237 года (червень 6745 год)

   Княжеский тиун заметил десятника Фому у конюшни.

   - Ты что ж, ирод, делаешь? - Его князь со вчерашнего дня ждет, а он тут хвосты кобылам крутит!

   - Не серчай, Борислав Некуришинич, поздно мы вчера приехали, ну куда ж в полночь переться? Да и сейчас еще почивает, мне челядь сказала.

   - Как съездил то? - сбавив тон, спросил тиун.

   - Плохо все, Борислав Некуришинич. Язычники это, да колдуны зело сильные. Сосны в два обхвата валят так быстро, что мигнуть не успеешь. Там уж такое поле расчистили - половина Новоторга поместится. Железная повозка у них, без лошадей, без ничего - сама одним махом те бревна в дыру увозит.

   - Какую дыру?

   - Такую. Сам не знаю, а посреди леса - дыра, и в той дыре другую землю видно. Голо и пусто, ничего не растет. Не иначе - сама преисподняя.

   - Свят, свят, свят... - тиун перекрестился.

   - Вот и думу теперь думаю, что князю говорить? Молод он, а ну как дров наломает?

   - Неужто, и правда - преисподняя? Самих чертей видел?

   - Чертей не видел, врать не буду, Люди там были, говорят не по нашему, но понять можно. Два десятка видел, а сколько там, за дырой - то мне не ведомо. А вечером туда все ушли и дыру закрыли. Ходил вокруг - нет ничего, как будто и не было. Одни пни стоят, да кроны срезанные.

   - Ты, Фома Доброщинич, беги позови отца Дормидонта, он человек грамотный, все ему обскажи, потом вместе к князю и пойдете. Ступай. Ох, грехи наши тяжкие, что ж на свете делается, не иначе - конец света наступает... - причитал тиун, направляясь к княжьему терему.

   - Значит, два десятка всего? - переспросил князь Фому, подытоживая рассказ.

   - Да, княже. Но этих я видел, а сколько там, в дыре?

   - Дыра, не иначе, в загробный мир. - вставил монах Дормидонт.

   - Оружейны? - спросил князь.

   - Доспехов и мечей не видел. Все одеты в одинаковые зеленые рубахи, и штаны такие же. Ткань тонкая, хорошей выделки, строчки ровные, сапоги высокие. Наши дровосеки такую одежу только на праздник бы одели, да и то многим за всю жизнь на нее не заработать, а эти в праздничных рубахах лес рубят и не жалеют особо. С оружием, княже, право - не знаю, что сказать. Ничего такого не приметил, Зато их главный, похоже десятник, когда говорил с ним - с такой усмешечкой на мой меч посмотрел, как на игрушку детскую. Да и то, их пилы самопильные - что им наши доспехи? Махнет без замаха, будешь в доспехе или вовсе голый - за мгновение падешь, как те сосны.

   - Зачем антихристам оружие? - опять встрял монах. - Они тебя не мечом, а колдовством побьют.

   - Зело повозка та железная меня смущает. - размышлял вслух Фома. Десятник их сказал, огонь внутри горит и ту повозку двигает. Если она деревья возит, то нас смахнет и не остановится.

   - Бесовский то огонь. - подал реплику монах. - А может сжечь их? Запалить лес со всех сторон?

   - Ну и что? Нырнут в свою дыру, и поминай - как звали. Пожар же в такую сушь и до Новоторга докатится, ты, что ль, отец Дормидонт, тушить будешь? ответил князь. - Вот что я думаю, нужно нам захватить кого из этих и допросить. Кто они, сколько, с какой целью в нашем лесу деревья рубят. А потом подумаем. Возьми людей, десятка три. Хватит, полагаю. В бой пока не лезь, по тихому. Понял?

   - Да что ж непонятного, княже. Если по тихому - зачем три десятка? Одного моего хватит. Токмо, не было бы хуже?

   - Про людей - тебе виднее, а про хуже-лучше - мне решать. - вдруг вспылил юный князь, и при этом его ломающийся подростковый голос на крике внезапно пустил "петуха".

   Отчего Всеволод разозлился еще больше. Тиун, весь разговор хранивший молчание, укоризненно покачал головой на десятника, а потом спросил:

   - Княже, посаднику Иванко будем говорить?

   Князь ненадолго задумался:

   - Нет. Если сорвется что, он же нас перед Новгородом срамить будет, пусть уж не знает. А если по нашему выйдет - вот тогда и расскажем, что посадник тут сидит, мышей не ловит, а у него сами черти из под носа новгородский лес воруют.

   При упоминании чертей Дормидонт, в который раз, перекрестился:

   - Княже, я вот что мыслю. Нужно нам с собой святой воды набрать, и икону Пресвятой Богородицы.

   - Отец Дормидонт, никак и ты собрался чертей в полон брать? рассмеялся князь. - Может тебя одного пустить?

   - Если то нечистая сила, что твои витязи сделают? А если поганые? С ними другой разговор.

   - Ладно, ступайте. Когда ждать тебя, Фома?

   - Через седмицу, княже. День туда, день обратно и там пять ден.

   - Ладно, быть по сему, ступайте.

   Бобруйск, 4 июля 1941 года.

   - Па-а-адьем! Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля! Боец! Подъем, я сказал! Просыпается с рассветом вся Советская земля! - Серега поднимал беглых. - Блин, из-за вас самому пришлось спать в нечеловеческих условиях. Анкеты все получили? Оправляемся, умываемся, заполняемся. Кто с пустым листом придет, тот каши не получит!

   Услышав волшебное слово "каша", бойцы вскакивали без особых понуканий и лосями неслись к ручью. На месте вчерашних бочек с макаронами действительно стояли точно такие же, но наполненные манной кашей со сгущенкой.

   - Откуда? - удивился Афанасьев. - Костры не разводили, кто кашу варил?

   - Вот такие у нас бочки-самобранки. - ухмыльнулся позевывающий Юрий и крикнул начинающей формироваться очереди за кормежкой. - Посуда вчерашняя, кто не помыл, тот сам себе злобный Буратино.

   Увидел знакомых бойцов, помогавших вечером на раздаче:

   - Ей, вы, трое! Оба ко мне! Ну, бойцы, вы попали. Теперь по жизни на раздаче будете.

   - Я согласный! - засмеялся один, его поддержали товарищи.

   - Всю б жизнь тут стоял.

   - Так, норма - полполовника и только в обмен за заполненную анкету. Ясно?

   - Так точно! - хором ответили раздающие.

   - Выполняйте!

   Красноармейцы кинулись заполнять бумаги, выдергивая друг у друга огрызки карандашей. Проблема была с ровной поверхностью. Кто-то писал, разложив бумагу на спине у друга, кто-то нашел ровный пенек. В ход пошли крышки от бочек и даже сами бочки. Троица попаданцев из 93 года и майор Афанасьев - единственные из всей расхристанной толпы, перепоясанные ремнями с непустыми кобурами, начали просматривать и раскладывать первые анкеты.

   - Алиев Керим, Асадулин Марат, Атишин Руслан Равильевич...

   Афанасьев заметил, что первым делом Серега и Александр раскладывают анкеты по национальному признаку и анкеты нерусских - даже толком не просматривают. Спросил у Александра.

   - Так ведь татары... - ответил Александр и тут же осекся.

   - Видите ли, Арсений Николаевич. - вмешался Серега. - Мы остаемся в глубоком тылу в оккупации. Будем работать под местных белорусов, Жизнь у партизан и подпольщиков и так полна рисков, так зачем создавать себе дополнительные трудности, если у немцев именно по национальному вопросу всеобщее помешательство? Вот взять Бикламбетова Рафаэля Насинкалиевича, ему какие документы не сделай, то, что не белорус - на раз-два вычисляется. Хотя написано - пулеметчик, а по гражданке - столяр. Лично я - двумя руками "за", но... Дополнительный риск нам не нужен.