Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках - Петр Стефанович

Впрочем, отождествление «многих из дружины» и «бояр» может быть поставлено под вопрос, поскольку есть большие сомнения в принадлежности соответствующих фрагментов текста одному автору, – тогда надо думать, что один автор имел в виду одно, а другой, не согласовав в этой мелочи свой рассказ с предшествующим, подразумевал уже другое. Дело в том, что со времён Шахматова учёные разделяют по происхождению рассказ о походе на Корсунь и крещении Владимира и рассказ о крещении Киева. Шахматов считал первый рассказ частью отдельной «Корсунской легенды», «возникшей при Десятинной церкви» и вставленной только в НС, а второй возводил к «Древнейшему Киевскому своду». К этому выводу его приводили сравнение летописи с историческими записями «Памяти и похвалы Иакова мниха» и общая оценка событий и текстов, связанных с крещением Руси, хотя он оговаривался, что с текстологической точки зрения разделение статьи 6496 г. «затруднительно» и может быть только предположительным[426]. В дальнейшем текстологических доводов в пользу этого вывода так и не было выдвинуто, но в целом аргументация Шахматова принимается и развивается некоторыми дополнительными соображениями[427].

10. Шесть раз используется слово дружина в последней летописной статье из текста, выделенного для анализа, – под 6504 г.[428] Статья неоднородна и состоит из нескольких сообщений: об основании Десятинной церкви, об основании Преображенской церкви в Василеве, о милостыне Владимира, о его пирах для «людей своих», о мире с «князи его окольними» и о его законодательстве о разбоях и вирах. Шахматов возводил в основном текст статьи к «Древнейшему Киевскому своду» [429]. Позднее никаких принципиальных доводов против древности этого текста высказано не было, хотя указано на особое происхождение сообщения о Десятинной церкви[430]. Гиппиусу принадлежит наблюдение о наличии в этом сообщении и в сообщениях о милостыне Владимира и его пирах формы рекъ причастия прошедшего времени от глагола речи, употребление которой в некоторых случаях пересекается с употреблением формы аориста рекоша, что может маркировать более позднее происхождение текста[431]. Однако для каких-либо твёрдых выводов относительно древности именно этих сообщений данного наблюдения недостаточно, оно не развито дополнительными текстологическими или какими-либо другими аргументами.

В рассказе об основании Десятинной церкви дружина не упоминается. Поводом для строительства Преображенской церкви послужило спасение Владимира в столкновении с печенегами при Василеве. Говоря об этой «сѣче», летописец сообщает, что «Володимиръ изиде противу имъ (то есть против печенегов – П. С.) с маломъ дружины». Вспоминая предыдущие случаи употребления выражений «с малою дружиною» и «с малом дружины» и учитывая контекст (поход на «сечу»), наиболее естественным следует считать значение слова дружина как войска или княжеского войска.

Остальные пять упоминаний находим в сообщении о пирах Владимира. Это сообщение тематически отчасти связано с предшествующими известиями об основании Преображенской церкви и милостыни для нищих и убогих, поскольку в первом из этих известий тоже говорилось о «празднике» для «множества народа», устроенном Владимиром, с питьём мёда и раздачей милостыни, а во втором – о раздаче кун, «питья и ядения» «на потребу» людям. Однако то были единовременные мероприятия, имевшие особые поводы: в первом случае – спасение князя и строительство церкви, приуроченное к церковному празднику, во втором – воздействие на князя чтения (возможно, имеется в виду проповедь) Библии. В обоих случаях раздачи охватывали самые широкие круги населения, причём раздавалось не только продовольствие, но и деньги. В этом смысле сообщение о пирах стоит особняком. Приведу его полностью:

«И се же пакы творяше людемъ своимъ, по вся недѣлѣ устави пиръ творити на дворѣ въ гридницѣ и приходити бояромъ и гридемъ и сочкымъ и десячьскым и нарочитыя мужа, при князи же и безъ князя, бывающе на обѣдѣ том множество от скота мясъ и от звѣрины, и бяше изобило всего. Егда же подпивахуся, начаша роптати на князя, глаголюще: зло есть [нашимъ головамъ[432]], даваше бо намъ [вар.: да намъ[433]] ясти древяными лжицами, а не сребреными. Се слышавъ, Володимиръ повелѣ исъковати лжици сребрены ясти дружинѣ, рекъ сице яко: сребромъ и златомъ налѣсти не имамъ дружинѣ, а дружиною налѣзу злато и сребро, якоже дѣдъ мои и отець мои доискашеся злата и сребра дружиною. Бѣ бо Володимиръ любя дружину, и с ними думая о строении земьскомъ и о ратех и о уставѣ земномъ»[434].

Пир, о котором идёт речь в этом тексте, – явление другого рода. Он не имеет особенного повода и устраивается каждое воскресенье вне зависимости от присутствия князя. Это именно пир, то есть трапеза, не подразумевающая денежных раздач. Место проведения специально оговорено: гридница на княжеском дворе (очевидно, в Киеве). Наконец, на эти пиры допущен только ограниченный круг людей, указанный в начале: бояре, гриди, сотские, десятские и нарочитые мужи. Таким образом, текст представляет собой отдельный внутренне связный фрагмент, тема которого лишь очень приблизительно соответствует соседним известиям, оказавшимся, видимо, более или менее случайным образом в одной годовой статье.

В данном случае надо обратить внимание прежде всего на то, что эти люди, которые допущены на пиры, все вместе в начале сообщения обозначены как «люди своя» для князя, а в конце– «дружиной». Из сопоставления этих обозначений следует со всей ясностью, что «дружина» – это доверенные лица князя, его окружение, причём не только ближайшее, но и находящееся в опосредованных отношениях с ним. Поскольку тут же перечисляются разные категории этих людей, так же ясно становится, что смысл слова именно в том, чтобы дать обобщающее обозначение для всех них. «Дружина» здесь – это все вместе княжеские люди, вне зависимости от различий в их статусе и занятиях.

Важно, что перечисление разных категорий лиц в составе «дружины» имеет в виду далеко не только военных. Собственно, только гриди были связаны в основном или в первую очередь именно с военной деятельностью; в сущности, это были профессиональные военные, служившие князю на особых условиях (о них см. в главе III). Бояре – обозначение знати (см. в главе IV). Сотские и десятские, как показали недавние исследования, – должности не военной организации (как иногда предполагается в литературе), а администрации и хозяйства[435]. Наконец, нарочитые мужи – вообще люди, выделяющиеся материальным достатком или общественным авторитетом среди остальных жителей. В Н1Лм в части до 6504 г. один раз (в статье 6453 г., см. выше) этим выражением были обозначены древляне, которые были выбраны для вторичного посольства к Ольге в Киев (тут же они названы и «лучшими мужами», «иже держаша Деревъскую землю»[436]). В другой раз, в статье 6496 г. в рассказе о крещении Руси, сочетание «нарочитая чадь» использовано для обозначения более выдающихся среди всех «людей», признававших власть киевского князя, вне зависимости от их происхождения и местожительства[437]. Таким образом, смысл слова дружина «постоянное княжеское войско», как предлагали Сороколетов и Львов, здесь не подходит.

С исторической точки зрения нельзя, конечно, пропустить знаменитые слова летописца о недовольстве людей, приходивших на княжеские пиры, тем, что им приходилось есть деревянными ложками, а не серебряными. Эти слова очевидно коррелируют с указанием на «любовь» Владимира к «дружине». Ропот пирующих напоминает недовольство дружины Игоря обогащением Свенельда и опасения Святослава, что его дружина будет над ним смеяться. Однако в известии о пирах нельзя точно определить, кто именно, то есть какая категория лиц имеется при этом в виду. Очевидно, например, что десятские едва ли посмели бы «роптати на князя», но были ли этими недовольными бояре или гриди, уже определить нельзя. Надо думать, что летописец, передавая предание (по всей видимости, устное) о «придворном» быте эпохи Владимира, и не имел в виду какую-то конкретную группу людей, а рисовал обобщённую картину взаимоотношений князя и людей, ему служащих, но рассчитывающих на признание и вознаграждение за их услуги. Этой типизированной или идеализированной картине вполне соответствует и последнее замечание летописца, что Владимир, «любя» «дружину», советовался с ней «о строении земьскомъ и о ратех и о уставѣ земномъ». Летописец здесь явно делает акцент на самом принципе консенсуса, согласия и взаимного уважения между князем и его людьми, и слово дружина он употребил не в каком-то узком «социологическом» смысле, а в широком, отталкиваясь от древнейшего значения «товарищи, соратники», – чтобы показать, что «любовь» князя распространяется на всех людей в его окружении.

Интересно и ещё одно обстоятельство. Порядок перечисления групп лиц в составе «людей своих»/«дружины» явно иерархизирован и не заканчивается каким-то неопределённым указанием (типа «и прочим», «и инем многим» и т. п.). Это свидетельствует как будто о том, что это перечисление точно и исчерпывающе– именно и только указанные группы и составляли «дружину» князя в смысле людей, служащих ему и так или иначе связанных с ним. Между тем, выше в описании мести Ольги древлянам мы столкнулись с тем, что словом дружина обозначались и её отроки. Упоминаются отроки и при Владимире, хотя и в явно вставном рассказе (о сватовстве Владимира к полоцкой княжне Рогнеде[438]), происхождение которого надо связывать с другим автором, не тем, который писал о пирах[439].