Жизнеописание Михаила Булгакова - Мариэтта Омаровна Чудакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
30 августа. 7 ч. вечера. Уходят! 〈…〉 Город имеет страшный вид. Всё мертво, заколочено, только солдаты бегут по улицам и стреляют в воздух. 〈…〉 Утро было ужасно: в газете список расстрелянных в прошлую ночь. Есть знакомые фамилии».
Вместе с Красной армией город покидал Мандельштам – и впечатления этого именно последнего дня отозвались, по свидетельству жены поэта, в его стихотворении 1937 года:
Как по улицам Киева – Вия
Ищет мужа не знаю чья жинка
. . . . . . . . . . . . . . . .
Пахнут смертью господские Липки.
Уходили с последним трамваем
Прямо за город красноармейцы,
И шинель прокричала сырая:
«Мы вернемся еще, разумейте!»
Утром 31-го в город вступили галицийские части Петлюры и добровольцы, уже к вечеру Петлюра уступил город.
«31 августа. 〈…〉 После 2-х часов стали возникать манифестации. Огромная толпа двигалась по Крещатику к Думе. 〈…〉 В Липках все помещения чрезвычаек были открыты. Их облегали огромные толпы. Женщины висели на заборах, жадно вглядываясь в щели. Действительно, говорят, что внутри Чека было ужасно. 〈…〉 Ужаснее всего в доме № 5 по Садовой: там в саду были расстреляны и тут же захоронены последние 67 жертв. Каретный сарай или конюшня в этой усадьбе уже давно служили застенком, там был устроен даже сток для крови. Трупы расстрелянных совершенно наги».
Накануне отхода красных повели на расстрел В. П. Листовничего. По семейному преданию, его выводили к стенке трижды. «Расстреливали почему-то далеко от Лукьяновской тюрьмы – на Печерске, на ул. Садовой, в Кирпичных конюшнях. Киевляне ходили туда и видели на стенах кровь и мозги. Но Василия Павловича пока оставили пожить и в качестве заложника с группой арестантов последний раз провели по киевским улицам от Лукьяновской тюрьмы до Днепра, посадили на пароход и повезли на север. Рядом с колонной арестантов от тюрьмы до Днепра шла дочь В. П. и всю дорогу плакала». Отец ее в тюрьме поседел, оброс длинной седой бородой и усами. Он попытался бежать ночью с парохода, «вылез из окна уборной по одному борту, а инженер Нивин – по другому. Стреляли… В Киеве уже были добровольцы, Нивин пришел к Ядвиге Викторовне и рассказал о побеге, о том, как В. П. трижды водили на расстрел. В одной из камер Лукьяновской тюрьмы Инна Васильевна нашла нацарапанную на стене надпись: „В ночь на 31. VII. 19 г. без обвинения, суда и следствия расстрелян гражданский инженер В. П. Листовничий“. Это – последний след его на земле»[73]. По-видимому, он был застрелен в воде.
В среду 21 августа (4 сентября) возобновлена была газета В. В. Шульгина «Киевлянин». Год назад, 14 декабря 1918 года, в бою под Киевом он потерял 19-летнего сына, выпускника той же Первой гимназии, воевавшего в рядах так называемой Орденской дружины, созданной Союзом георгиевских кавалеров. Дружина отказалась отступать: «Мы не получили приказания», и, как сообщал «Киевлянин», отмечая годовщину события, «погибли все 25 юношей». Этот факт, несомненно, был известен Булгакову и его братьям. Теперь газета Шульгина печатала на первом листе погрудный портрет А. И. Деникина и статью редактора под заголовком «Они вернулись».
Редактор «Киевлянина» напоминал далее в самых прямых выражениях ориентацию своей газеты. Она могла быть, на наш взгляд, в определенной мере близка тогдашнему умонастроению Булгакова – насколько может оно быть восстановлено по многим косвенным и некоторым прямым данным. Это не означает, что мы хотим и можем удостоверить солидарность Булгакова со всеми выражениями и оттенками мысли редактора «Киевлянина». Во-первых, можно не без основания предполагать, что формирующееся мироощущение художника все больше уводит Булгакова в тот год от резкостей политиканства – к более широкому пониманию пружин современных российских событий. Есть и более веские доказательства, о чем далее. И все-таки мы думаем, что он открыл с детства знакомую, солидную, с большой традицией газету с неким теплым ностальгическим чувством – хотя бы после изолгавшихся, никакой определенной программы не имевших «Последних новостей» (упомянем еще раз саркастический перефраз названия газеты в «Белой гвардии» – «Свободные вести»). Итак, Шульгин писал: «Полвека тому назад, открывая „Киевлянина“, Виталий Яковлевич Шульгин начал его словами: – Этот край русский, русский, русский. Сегодня, после страшной грозы, которая пронеслась над нами, возобновляя „Киевлянин“ на старом пепелище, я хочу повторить слова отца:
– Да, этот край русский… Мы не отдадим его – ни украинским предателям, покрывшим его позором, ни еврейским палачам, залившим его кровью». В политической ситуации тех лет Булгаков мыслил близкими к Шульгину категориями в отношении действий Центральной рады. В «Белой гвардии» он с иронией упомянет о «писателе Винниченко».
Слова Шульгина о «еврейских палачах» основываются на не раз публиковавшихся им подсчетах национального состава киевской Чрезвычайки и, как всегда у этого автора, оставляют за пределами его оценки действия соплеменников – в рамках этих же и иных учреждений. Булгакову эта избирательность взгляда к тому времени, мы полагаем, уже чужда: «Мужички – богоносцы Достоевские» («Белая гвардия») занимают в его едких размышлениях не меньшее место, чем иноверцы и инородцы. Если бы он разделял складывавшуюся в то время (и дошедшую до наших дней) концепцию революции как следствия исключительно инородческой заразы и вины – это не могло бы не отразиться в сугубо политической статье, которую он напечатает в одной из белогвардейских газет через два с лишним месяца.
Редактор же «Киевлянина» писал далее с приличествующим случаю велеречием: «В ряду величественных ступеней, ведущих в храм единой России, Киев – ступень предпоследняя. Выше его, на последней ступени, – зовущая, умоляющая и венчающая Москва.
Матерь городов русских, святая земля наших предков, безмерно выстраданная Родина – прими наш сыновний привет».
В статье «Памяти замученных» газета заверяла читателя: «В настоящее время исход борьбы Добровольческой армии с большевиками решен: большевистская сила окончательно сломлена, бандиты Ленина и Троцкого более не в состоянии оказывать Добровольческой армии мало-мальски серьезного сопротивления, и руководимым А. И. Деникиным армиям Май-Маевского, Сидорина и барона Врангеля остается только преодолевать пространство и налаживать тыл и гражданское управление в стране». Воображению автора и многих тогдашних читателей газеты рисовались картины недалекого будущего, «когда спасителей России торжественно встретит на Красной площади Москва и патриарх всея Руси… Сколько радости, сколько восторга и умиления».
13 сентября газета «Киевское эхо» (Василевский-Не-Буква, не теряя присутствия духа, продолжал выпускать ее при новой власти) сообщила: «Регистрация офицеров, чиновников и врачей
