«Я – АНГЕЛ!». Часть вторая: «Между Сциллой и Харибдой» - Сергей Николаевич Зеленин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сказать по правде, начало нашего знакомства мне категорически не понравилось. У меня на Слащёва есть кое-какие виды, а он своим поведением — как будто себе на лоб мишень прилепил.
Раздражённо морщась, отмахиваюсь от табачного дыма:
— Не понимаю я этой вашей суицидальной бравады, Яков Александрович… Что Вы судьбу то, свою дрочите? Извиняюсь за свой французский… А, если уж на то пошло — представляйтесь всем встречным-поперечным незнакомцам, другим своим общеизвестным прозвищем: «Слащёв-вешатель».
И красным носом не поведя, тот:
— Это обидное прозвище мне дали не рабочие и крестьяне — хотя ихнего «брата» я тоже вдоволь перевешал и, поверьте на слово — было за что и, кроме политики! А наши либералы — за штабс-капитана Орлова из ихней же братии, поднявшего мятеж на подопечной мне территории.
Действительно, насколько мне известно — «Генерал Яша» (кстати, послуживший прообразом генерала Хлудова из романа Булгакова «Бег»), мог особо не заморачиваясь — приказать повесить на одном суку анархиста-матроса из крестьян, комиссара-большевика из пролетариев и, кадета из представителей «прокладки» между ними — для полной социальной гармонии. В отличии от многих других деятелей Белого движения, генерал Слащёв не расстреливал пленных красноармейцев, а «перевоспитывал» их в специальных учебных подразделениях и, торжественно вручив им погоны — пополнял ими свои полки и части.
А вешал он, да — только когда «было за что». Мог приказать казнить своего же солдата за украденного у крестьянина гуся, или офицера за трусость[3], приговаривая при этом:
«Погоны позорить нельзя!».
Отмахиваюсь, как от ерунды какой:
— Да, Бог с ними — с нашими либерастами: я бы их тоже вешал — начиная отсюда и, затем — вдоль экватора!
Не затем я эту встречу с ним устроил, чтоб пересчитывать «скелеты в его шкафу» и что-то предъявлять за них.
Лёгкий обоюдный смех, разрядивший несколько напряжённую обстановку и затем, я спрашиваю:
— Яков Александрович! Читая красным командирам лекции по воинскому искусству, не вспоминаете ли Вы частенько басню Крылова «Мартышка и очко»? Ой, извините: древнегреческую легенду о царе Сизифе и его мартышкином очке… Труде?
Парой глубоких затяжек добив папироску, затушив и тщательно скомкав её картонный мундштук в жёлтых от никотина пальцах, затем ловким щелчком отправив в урну, помолчав ещё несколько минут, Слащёв наконец ответил:
— Совсем нет… Я вспоминаю школьную математическую задачу о бассейне с двумя трубами: в одну вливается, из другой выливается. И боюсь, то же самое — происходит с ушами красных командиров! Они приходят на курсы, чтоб отсидев положенный срок — получить соответствующую отметку в личном деле и, отправиться с повышением на новое место службы.
Подумав, он не преминул уточнить:
— По крайней мере — подавляющее большинство их них…
Прищурившись:
— То есть, Вы считаете своё занятие зряшным?
— Всё это я и без Вас прекрасно понимаю… Но, увы! Чувствую себя бессильным изменить, что-то.
Затем, угрюмо набычившись:
— Моё положение временно. Я рассчитываю вскоре получить корпус…
Даже не бригаду, а «корпус»? Тогда, почему не всю Красную Армию, раз уж на то пошло⁈
Эко его тащит!
С интригующим видом спрашиваю:
— Не догадываетесь, почему красным командирам не интересны ваши лекции?
Внимательно, цепким взглядом на меня посмотрев:
— Да, уж сделайте одолжение — просветите!
— Ленин говорил, что «разбитые армии хорошо учатся». Дерзну продолжить его мысль и, скажу: «победители почивают на лаврах». Хотя в Гражданской бойне априори не может быть победителей, наши краскомы считают себя таковыми. А чему может научить победителя проигравший?
Продолжаю:
— Немцы, те да! Будучи разбитыми в 1918 году, они критически пересмотрят причины своего разгрома и будут искать пути и способы, чтобы лучше организовать свою армию, подготовить ее и вооружить к следующей войне. Наши же красные командиры, в большинстве своём… Напор, натиск, «революционный порыв масс» и, главное — железобетонно-непоколебимая уверенность, что германский пролетариат восстанет и свергнув власть капиталистов-угнетателей — принесёт им победу на блюдечке с голубой каёмочкой.
Недолго подумав, Слащёв был вынужден согласиться:
— Боюсь, Вы правы…
— И дело даже не в этом! Ваши курсанты — люди вдоволь повоевавшие и, достаточно успешно — раз их направили учиться перед повышением. А нам, людям, свойственно эксплуатировать хоть раз успешно применённый метод до упора! Детективы читали, Яков Александрович?
— Читал, а как же — когда-то очень давно. Но в последнее время, сами понимаете — как-то не до этого было.
— Тогда Вы должны знать, про преступников — одним и тем же способом совершающих свои тёмные делишки, чем и пользуются сыщики их вылавливая.
Смеётся:
— Достаточно яркая аллегория!
* * *
Утрирую, скажите?
Да, рад бы!
Об этом очень убедительно пишут в газетах, об этом эмоционально вещают профессиональные ораторы с высоких трибун. А если двадцать с лишним лет, что-то настойчиво втирать в уши общественному мнению — оно в это свято уверует.
Боясь быть неправильно понятым, всё же скажу своё мнение на этот счёт.
Двадцать лет электорату СССР в уши дули о Германии — Родине «единственно-верного учения» и, о германском пролетариате — самом передовом среди «одноклассников», который — «вот-вот».
И вот «вот-вот» — 22 июня, ровно в четыре часа, с Родины «учения» — приходят те самые «самые передовые» представители, с «трещотками» в руках…
Что должны были подумать те советские люди — в буквальном смысле восприявшие ту самую пропаганду?
Хм… Гкхм…
Язык, блин — не поворачивается.
А если кто-то из них — наблюдая окружающую его действительность и сравнивая её с тем, что написано «у Маркса и Энгельса» — считает, что Советское правительство строит социализм неправильно? А если некоторые из них, к тому времени — имели какие-то претензии к родной Советской Власти?
Не подумали ли они, что пришли осво…?
Хм, гкхм…
Не, не! Всё, умолкаю!
Конечно, я со своей стороны буду предпринимать кое-какие меры по исправлению такой «разрухи» в головах, но результат пока далеко не очевиден.
* * *
Слащёв, взглядом, как будто нож к горлу приставив:
— А поражение под Варшавой, разве ничему не научило красных
