Дневник ведьмы - Елена Арсеньева

– На теле моего брата нет никаких ран, кроме какой-то несчастной царапины.

– Ран нет, – снова произнес доктор покладисто. – Но ведь убить можно и ядом.

– Ядом! – насмешливо воздела я руки. – Вы хотите сказать, моего брата отравили? Да у нас дома даже крыс травить нечем, не то что людей.

– Ну, чем был отравлен ваш брат, определит особенная медицинская процедура, называемая вскрытием. Она покажет изменение внутренних органов, а каждая картина изменения указывает на определенный яд. Не стану вдаваться в подробности, но медицинская наука весьма и весьма продвинулась вперед по сравнению хотя бы с тем временем, когда в Париже свирепствовала мадам Бренвилье.

Что вы говорите, сударь… – прошептала я, неотрывно глядя в лицо Себастьяна. – Я однажды видела на нашей улице похороны торговца, который отравился квасцами. Сколько муки застыло на его лице! Все страдания, какие только может испытать человек! Да и жертвы мадам Бренвилье, сколь я знаю, умирали с печатью мучений на лице. А мой брат… Разве вы не видите? Он уснул примиренный с жизнью. О смерти, которая настигла его, может мечтать лишь праведник. Такое ощущение, что он совершенно исполнил свое предназначение, свой долг: примирился с отцом, со мной, своей младшей сестрой…

– Причем сделал это очень вовремя, – непримиримо перебил меня доктор. – Как раз накануне смерти отца! И теперь волей-неволей дочь наследует то, что, очень может быть, ей пришлось бы делить с братом…

Мне словно бы выплеснули в лицо целый чугун кипятка! Жаром так и обдало, дышать стало нечем, глаза перестали видеть, словно их выжгло…

– Вы что?! – прохрипела я. – Намекаете на то, что я убила своего брата? А зачем, скажите на милость? Наследство… Какая несусветная глупость! Да ведь всем известно, что отец давно вычеркнул Себастьяна и из своего сердца, и из завещания. Почти наверняка я после его смерти получу вообще все, а если не все, то большую часть. Какой же мне смысл… Нет, я понимаю, что если бы главным наследником был брат – в ущерб мне! – тут еще можно было бы строить оскорбительные для меня фантазии, а так… Какой смысл?!

Ваши слова звучат очень логично, – скучным голосом проговорил доктор, – но все же я должен сообщить о случившемся префекту полиции.

– Да уж как хотите, – кивнула я. – Если думаете, что это необходимо, то сообщайте. Только, умоляю, прежде подумайте хорошенько – и не высказывайте при нем домыслов, которые могут быть для меня оскорбительны и даже губительны. Вы ведь знаете, что такое дурная слава. Одно ваше неосторожное слово – и я погибла, поистине погибла. Сплетни, оговоры…

Он пожал плечами:

– Я вовсе не склонен к оговорам, мадемуазель Николь. Все теперь будет зависеть от следствия. Я сейчас иду к префекту. А вам советую поискать ключ от комнаты в карманах вашего брата. Если он найдется здесь – хорошо, отлично. Но если он исчез, тогда подтвердится моя версия об убийстве. О предумышленном убийстве!

Он ушел, и я осталась одна возле тела Себастьяна.

Я смотрела на него – и жалела, мучительно жалела, что так все сложилось. Мы с этим мужчиной не должны были родиться братом и сестрой. Нет, не должны были! Вот уж воистину – «Смертного рок у тебя, а желанье твое не для смертных».

Я склонилась над ним, поправила подушку, провела руками по его телу.

Прощай, прощай…

Что-то шелохнулось сзади.

Простите, мадемуазель, – раздался испуганный голос Барбары. Так, значит, она уже рассталась со своим разносчиком? – Извольте скорей отправиться в комнату вашего батюшки.

Потом послышался какой-то странный звук.

Я обернулась. Оказывается, Барбара рыдала!

– Что случилось? – спросила я. Почему-то мои губы двигались с трудом, словно оледенели.

– Ваш батюшка… мсье Жерарди… – Она несколько раз осенила себя торопливым и неуклюжим крестным знамением. – Он только что скончался!

Я покачнулась, ноги не держали меня. Я точно упала бы, если бы не знала, что могу упасть только на кровать и тогда окажусь лежащей рядом с мертвым Себастьяном.

С мертвым братом и любовником!

Ужас отрезвил меня.

– Что произошло? – с трудом нашла я силы пролепетать. – Мой отец ведь был жив несколько минут назад. Что же случилось?

– А все мадам Мишю… – давясь слезами, вымолвила Барбара. – Она старая курица, все кудахтала и кудахтала: бедный мсье Себастьян, такой молодой, такой красивый… Так, причитая, она и ввалилась в спальню вашего батюшки, а господин нотариус возьми да спроси…

– Господин нотариус? – повторила я недоумевающе.

– Ну да, мадемуазель, нотариус Пастер, вы его знаете.

Конечно, я знала мэтра Пастера, он занимался бумагами отца и держал у себя его завещание. Какая сила принесла его сегодня? Зачем? Неужели отец так расчувствовался при виде вернувшегося блудного (вот уж воистину так!) сына, что решил немедленно вернуть ему и свое расположение, и свои деньги? Или Себастьян успел, успел-таки оговорить меня в глазах отца, прежде чем смерть встала между ним и мной?

Да нет, он не мог успеть! Или…

Бессмысленно расспрашивать Барбару, она все равно ничего не знает.

– Ну и что случилось после? О чем спросил мэтр Пастер?

– Он спросил, почему мамаша Мишю плачет. А та возьми да и ляпни: «Ах, бедный мсье Себастьян! Он был так молод!» – «Что значит был молод? – удивился нотариус. – Он что, умудрился за одну ночь постареть?» А старая дура давай реветь: «Теперь он никогда не станет старым! Он останется вечно молодым!» Тут ваш отец вскричал: «Где мой сын?!» И мамаша Мишю тогда только сообразила, что он, лежа на своей кровати, слышал ее дурацкую болтовню. Она так растерялась, что ничего не могла сказать, а только ударилась в слезы. «Мой сын! – вскричал мсье Жерарди-старший, ваш батюшка. – Мой дорогой сын!» Это были его последние слова…

Тут ноги у меня снова подкосились, и я опустилась на пол около кровати, на которой лежал мертвый Себастьян.

Боже мой!

Как все повернулось! Как все переменилось! И что же теперь будет? Что же теперь будет со мной?!

Наше время. Конец августа, Мулян, Бургундия

– Клер, – проговорила Алёна, когда нашла в себе силы говорить, – можно я… можно я возьму письмо и открытки?

Открытки нашей героине были и даром не нужны, но просить одно только письмо… Пожалуй, такая просьба будет выглядеть подозрительной.

– А вам зачем? – уставилась на нее Клер с веселым недоумением. – Вы что, знали людей, их написавших? – Она взглянула на конверт и открытки. – Патрика Жерара, и Лолу, и Мишеля, и «твоего Жанно» тоже?

– Нет, откуда мне их знать? – на самом голубом глазу удивилась Алёна. – Просто, наверное, послания уже никому не нужны, а я… а мне… Понимаете, я писательница, пишу книгу. Ну и мне очень дороги всякие документы. Люди иногда употребляют очень интересные речевые обороты, какие-то словечки встретишь, а то и факты любопытные. А тут… Тем более что писали о Нуайере, который мне очень нравится.

Расчет оказался верным. Клер, само собой, была великой патриоткой своего города, в котором когда-то снимали знаменитый фильм «Большая прогулка» и в котором в незапамятные времена побывала Жанна д’Арк, по слухам, прибившая подкову своего коня на стене собора Сен-Мартин в знак своей воинской удачи. И она – то есть Клер, а не Жанна д’Арк, понятное дело, – с легкостью отдала Алёне и открытки, и конверт. Похоже было, что почтальонша была не прочь поговорить о красотах и истории Нуайера, однако очень кстати зазвонил телефон за стойкой, и Алёна смылась, чуть только Клер отвернулась.

Свинство, конечно. Свинство, невежливость и черная неблагодарность.

Алёна вышла из здания почты – и угрызения совести немедленно покинули ее. Стало совершенно не до них, потому что почти напротив почты, около магазинчика, она увидела некий автомобиль… Автомобиль тот принадлежал человеку, который вчера, скрыв лицо под очками, голову – под красной каской, а тело – под тяжелой курткой, гонял ее по вспаханному полю и напугал почти до смерти.

Итак, они ее выследили все-таки. И этот человек приехал сюда, уверенный, что она даже и не подозревает ни о чем. Он и старая бургундская поганка Селин Дюбоннез считают русскую писательницу не только сумасшедшей (с легкой руки Достоевского), но и полной идиоткой. Он, конечно, смотрит на нее через окно магазина (Алёне было видно, что машина пуста) и думает, что сейчас выйдет, любезно раскланяется с Элен и предложит ее подвезти. А по пути…

Нет, ну нечестно же! Она ведь выполнила свою часть договора. А они?! Решили, что она глупая овца, которая сама пойдет к мяснику.

Что ж, им придется долго ждать!

И Алёна со всех ног понеслась в сторону автовокзала, где должны были стоять такси.

Человек, который хотел убить ее и который наблюдал за ней через окно магазина, усмехнулся и заплатил за бутылку кока-колы.

Ему повезло. Боялся, что потерял ее, а все же нашел. Такое невероятное везение! Для него, конечно, везение, а для нее…