Между молотом и наковальней - Николай Лузан

— Сергей Платонович, меня интересует только одно. Войска способны продолжить наступление?

Поежившись под его испытующим взглядом, тот глухо произнес:

— В нынешнем состоянии — нет!

— Султан Асламбеевич, вы тоже придерживаетесь такого же мнения?

— Да, Владислав Григорьевич, войска нуждаются в передышке, а боезапас требует пополнения. При такой интенсивности боев скоро будет нечем стрелять…

— Говорите — передышка?! — перебил Сосналиева Владислав Ардзинба и, наливаясь гневом, обрушился на генералов и офицеров: — А кто ее даст?! Шеварднадзе? Вы что, не верите в себя и своих бойцов?! Где мы найдем силы для нового наступления? Где?!

Под градом этих упреков, они опускали головы и прятали глаза.

— Владислав Григорьевич, у противника подавляющее преимущество в авиации и тяжелой технике, — выдавил из себя командующий артиллерией Гумистинского фронта Аслан Кобахия.

— И что? Оно всегда было на их стороне! — отмел этот аргумент Владислав Ардзинба.

— Бойцы измотаны. Некомплект в частях пятьдесят процентов, — напомнил Сергей Дбар.

— Сергей Платонович, что ты мне тычешь этими процентами? Мы в конторе или на фронте?!

— С теми силами, что остались, продолжать наступление…

— Оставь ты силы в покое! — взорвался Владислав Ардзинба. — Вы же не просто военные! Вы же абхазы! Наша сила в несгибаемом духе наших бойцов! Год назад они голыми руками остановили этих отморозков. А теперь чего вам не хватает?! Чего?

— Владислав Григорьевич, дайте сутки, чтобы перегруппировать силы, — взмолился Сосналиев.

— Султан Асламбеевич, ну нет у нас этих суток! Понимаешь, нет! Надо атаковать! Если не сегодня, то никогда! Только вперед! Только на Сухум! Там палачи и убийцы! Они насилуют наших сестер и дочерей! Так сколько же это можно терпеть?! Вы должны поверить в бойцов и себя! Смерть страшна! Но сегодня, сейчас мы стоим перед жестоким выбором! Это момент истины для каждого из нас, для Абхазии! Промедлим — и нет у нас Будущего! Надо собрать все силы и наступать. Наступать!

Непоколебимая вера в победу и неукротимая энергия, исходившая от Председателя, передались командирам. Их потухшие лица оживились, а в глазах вспыхнул дерзкий огонек. Наступившая ночь превратилась для оккупантов в кошмар. В абхазских ополченцев и добровольцев с Северного Кавказа, Кубани и Дона будто вселился дьявол, их не могли остановить ни кинжальный пулеметный огонь, ни танки. С наступлением рассвета село Цугуровка и высота Ахбюк вновь перешли под контроль абхазской армии, и она, подобно горной лавине, нависла над Сухумом. Но здесь в ход войны вмешалась большая политика.

В Абхазии высадился мощный «десант» из ооновских и российских дипломатов. Они принялись «атаковать» Владислава Ардзинбу, но он устоял перед их напором и, умело используя успехи абхазской армии на фронтах, добился своего: 27 июля российской, абхазской и грузинской сторонами было подписано соглашение, предусматривавшее прекращение огня, вывод оккупационных войск из Абхазии и возвращение в Сухум законно избранной власти — Верховного Совета Республики Абхазия.

Но намеченное на 9 сентября возвращение в Сухум Верховного Совета и правительства Республики Абхазия не состоялось. Оккупационное командование с помощью марионеток инспирировало в Сухуме «митинги протеста» — «Абхазам нет места в Сухуми!», «Сепаратизм не пройдет!».

После такого «представления» терпение у абхазской стороны иссякло, и в ночь на 16 сентября в Очамчырском районе подразделения Восточного фронта атаковали противника по трем направлениям: Беслаху — Арду — Цагера. Второй удар силами Гумистинского фронта был нанесен на рассвете в нижнем течении реки Гумиста. На следующую ночь имитация военно-морскими силами Абхазии высадки десанта в центре Сухума окончательно запутала командование грузинских войск. После этого в решающую схватку за столицу Абхазии вступили основные силы абхазской армии. Неудержимой снежной лавиной она обрушилась с высот на противника и начала теснить к городу.

Шеварднадзе впал в панику и с истерическими призывами обратился в ООН и к Президенту России Ельцину. Он не просил, а требовал вмешаться в конфликт и остановить наступление «зарвавшихся сепаратистов». Москва, пытаясь надавить на Абхазию, 20 сентября ввела экономические санкции. Подача электроэнергии в республику была прекращена, а на границу по реке Псоу опустился «железный занавес». Воевать со всем миром абхазское руководство не собиралось и сделало тонкий ход. На ряде участков фронта войска были отведены на исходные позиции.

В боях возникла пауза, и Владислав Ардзинба решил воспользоваться ею, чтобы еще раз мирным путем разрешить кризис. Но Шеварднадзе остался глух к его обращениям, посчитав, что инициатива в боях за Сухум вновь перешла в его руки, и не стал брать телефонную трубку. Позиция Ельцина и подтянутые из Грузии свежие силы породили у Шеварднадзе иллюзию близкой победы. И здесь Белый Лис жестоко просчитался.

В Москве в те дни стало не до него и Абхазии. Президент Ельцин и оппозиционный ему Верховный Совет сошлись в непримиримой схватке за власть. Видимо, сам Всевышний помогал Абхазии. Воспользовавшись заминкой, Владислав Ардзинба отдал приказ о генеральном штурме Сухума.

Абхазская армия 22 сентября перешла в наступление. Не устояла перед натиском пяти тысяч ополченцев и добровольцев 25-тысячная грузинская группировка и стала отступать. К 26 сентября отступление превратилось в паническое бегство, а 27-го бои уже шли в центре города. После падения железнодорожного вокзала и Совмина сопротивление оккупантов было окончательно сломлено. Но Сухум все еще кишел украинскими наемниками из УНА-УНСО и боевиками из отрядов «Мхедриони». Им, после зверств над мирными жителями, рассчитывать на пощаду не приходилось, и ополченцы, чтобы не нести потери, безжалостно выжигали их огнеметами и «гасили» гранатами.

В Новом районе, куда направлялся Владислав Ардзинба для осмотра мест боев и «кладбища» грузинской бронетехники, еще шла «воздушная» война. Поисковые группы ополченцев вели охоту за вражескими снайперами, засевшими в домах— высотках. Тут и там верхние этажи сотрясали разрывы гранат и автоматные очереди. Куски бетона, кирпича и горящие головешки сыпались на улицы. Водителям двух УАЗов приходилось проявлять чудеса мастерства, чтобы не угодить под них.

Сидевшая как на иголках охрана Владислава Ардзинбы перевела дыхание, когда впереди показался забор. За ним находилась база ремонта грузинской бронетехники. Ворота в нее оказались заблокированы подбитым грузовиком.

— Толково заткнули глотку! — отметил удачное попадание Эрдал Таркил.

— И как туда заехать? — сокрушался Олег Гогуа и сбросил скорость.

— Пешком! — разрешил его сомнения Владислав Ардзинба.

— Владислав Григорьевич, может, не стоит? — заикнулся Гембер.

— Еще не всех снайперов выбили! — поддержали его Алик Кчач и Кавказ Атыршба.

— Тормози, Олег! Мы что, не на войне? — был непреклонен Владислав Ардзинба.

Подчиняясь, тот заехал под прикрытие бетонного забора и остановился. Ибрагим, Кавказ, Джон, Алик и Эрдал выскочили из машины и образовали вокруг Владислава Ардзинбы живое кольцо. Гембер, с опаской косясь на верхние этажи высоток, не оставлял попыток отговорить его от рискованной вылазки. В подтверждение слов на верхних этажах соседней высотки раздалась автоматная стрельба, а затем громыхнула граната.

— Владислав Григорьевич, смотрите, что творится! — взмолился Гембер.

— А вы для чего?! — отмахнулся он и протиснулся через пролом в заборе.

Телохранители, кто за ним, а кто через забор, перебрались во двор. Перед ними открылось «кладбище» из танков и бэтээров, на многих виднелись следы недавних боев. Вся территория и ремонтные боксы были заставлены этой, ставшей уже неопасной грудой металла.

— Вот это арсенал! — поразился Джон.

— А в боксе одно новье стоит! — воскликнул Эрдал и махнул рукой на два поблескивающих новой краской бэтээра.

— Будет на чем к Шеве подкатить! — пошутил Джон.

— Гад, успел смыться! — с ожесточением произнес Алик.

— Не мы, так другие кончат, — философски заключил Джон.

— Америкосы не дадут, — возразил Эрдал.

— А мы и спрашивать не будем, — отмахнулся Гембер.

— Ладно, охотники, война еще не закончилась, — положил конец спору Владислав Ардзинба и распорядился: — Едем в Эшеру!

Они возвратились к машинам и, утопая в клубах пыли, по разбитой дороге проехали в село. Война превратила его в руины. Но каким-то чудом среди них сохранился дом, в котором сорок восемь лет назад Владислав Ардзинба произнес слово «мама» и сделал свой первый шаг. Видимо, само Провидение хранило его. За время войны ни один снаряд, ни одна авиабомба не попали в дом.