Нет места под звездами (СИ) - Кос Анни

— Пятнадцать дней, ни часом больше.

Затем все стихло. Талгат стоял на коленях, чувствуя, как по спине стекают капли холодного пота. Он хотел бы поверить в то, что все произошедшее — плод его разыгравшегося воображения, однако раны ныли отчаянно, на полу засыхали пятна крови, а в воздухе еще стоял слабый запах полыни. Полынь не росла в Витахольме, как не было ее и в его окрестностях. Но полынью пахла ее одежда.

Талгат еще минуту подождал, боясь пошевелиться, а ничего не происходило. Затем обернулся, стараясь дотянуться до кресла и подняться с пола. Опираться на левую ногу было мучительно больно — она горела огнем, а под кожей словно гуляли сотни раскаленных игл. Правая и вовсе онемела и не слушалась. Хан неловко подтянулся на руках и глухо зарычал, более не сдерживая стона. В коридоре тут же раздались встревоженные шаги и в двери настойчиво постучали.

— Мой хан, с вами все в порядке? — раздалось снаружи.

— Сюда, — рявкнул Талгат.

В комнату влетело сразу трое стражников, у первого в руке мерцала лампа, в свете которой пятна крови на полу показались черными. Однако нападающих не было видно, и степняки замерли в недоумении:

— Мой хан, на вас напали? Кто-то был здесь? Лекаря приведи! — старший из охраны кинул через плечо колючий взгляд на подчиненного, и тот вихрем исчез в коридоре. — Начальника стражи сюда, немедленно найти, того, кто пробрался в покои Великого Хана!

— Поздно, — тяжело уронил Талгат. — Вам его уже не поймать.

— Вы рассмотрели его?

— О, еще как, — рыкнул тот, — в отличие от вас. Сию же минуту лекаря приведите, а прочие — вон отсюда. Хотя ты, — он ткнул пальцем старшему — останься, помоги дойти до стола и подай бумагу и чернила. И пришли мне гонца, выбери самого ловкого и опытного. Надо срочно отправить вести в… — тут он осекся и замолчал. — Я объясню ему сам, куда именно. Подготовить двух коней, быстрых, но выносливых — путь неблизкий.

27. Святилище

Йорунн толчком выкинуло в реальность. В горле еще звучали отголоски жуткой боли, легкие горели огнем, она мучительно закашлялась, уперевшись руками в камни под ногами. С трудом захватывая холодный вечерний воздух, девушка позволила себе растянуться на земле, перекатилась на спину и бездумно уставилась в темное небо, усыпанное звездами. “Надеюсь, что твоя смерть, Териарх из Дуны, оказалась легче, — подумала она. — И хотя ты не был человеком, сердце твое вмещало больше доброты и тепла, чем у многих других”.

Прошло несколько минут, прежде чем она почувствовала, как тело вновь становится послушным. Когда Хальвард рассказывал ей о том, как живут двойники, созданные Тьмой, то предупреждал, что момент рассеивания должен пройти после того, как сознание тени отделилось от разума мага. Обычно так и происходило, но бывали исключения, например, в случае внезапной смерти двойника.

Маг и его творение всегда делят на двоих свой чувства, воспоминания, мысли. При желании, от них можно отгородиться или закрыться полностью, как сделал некогда сам правитель, отпустив Териарха. Но это требовало времени и огромных сил, которые Йорунн пока берегла. Впрочем, ей и не нужно было отделяться от тени. Она хотела видеть ее глазами, слышать ее ушами, ощущать ее кожей прикосновения, вдыхать запахи. Оборотной стороной оказалось то, что пришлось почувствовать смерть двойника как свою собственную. И хотя реальной угрозы жизни это не представляло, болезненное состояние и общая слабость ослабили защиту, сделав девушку на время совершенно беспомощной.

Но Йорунн была совершенно спокойна. Она знала, что верные друзья, полностью скрытые густыми сумерками, находятся всего в нескольких десятков шагов от нее. Они остались там, на краю рощи, зорко высматривая любую опасность. Деревья ивви чуть мерцали в ночи, их белые стволы явственно выступали из темноты, а тонкие ветви сплетались над головой, венчая ажурным куполом укромную полянку.

Призвав тем вечером тени, девушка сосредоточилась на том, чтобы воплотить в них саму себя, дав двойнику свои воспоминания, эмоции и характер. Тьма, скользящая из кончиков пальцев, послушно приняла требуемый облик, впитала в себя образ создательницы, в точности отразила жесты, походку, взгляд, голос. А затем, повинуясь мысленному приказу, рассеялась, чтобы вновь соткаться воедино в нужном месте и в нужное время.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда двойник вынырнул из мрака во дворце конунга, на Йорунн обрушился целый поток ощущений. Это было жутко, и это было удивительно: ловить на лице холодное дуновение вольного ветра, пробирающегося в древнее святилище в укромной рощице, и одновременно с этим чувствовать жаркий отблеск огня в закрытой комнате.

Увидев Великого Хана, она словно расщепилась надвое. В какой-то момент Йорунн чуть не поддалась искушению убить Талгата на месте. Он без сомнения заслужил смерть, но даже в том блеклом полумраке, что царил в комнате, девушка отчетливо увидела на лице своего давнего врага глубокие морщины, которых не было прежде. Не замечалось в его фигуре того подавляющего превосходства, могучей силы, что раньше превращала его противников в пугливую дичь.

Талгат постарел, осунулся, даже чуть сгорбился, в густых волосах сверкали серебром седые пряди. И неожиданно для самой себя Йорунн решила дать ему последний шанс на то, чтобы выжить. Быть может, этим она проявила слабость, ведь руки Талгата была в крови ее людей. Но по другому она просто не смогла. Мертвых не вернуть, а бесконечное кольцо мести и ненависти должно быть разорвано.

Йорунн сделала вид, что не заметила, как острый обломок стрелы скрылся в складках одежды хана, специально подошла к Талгату почти вплотную, чтобы проверить, что победит в душе этого человека — стремление к миру или врожденная жестокость. Увы, хан не оправдал своего титула. Разве величие правителя не измеряется тем, что он готов сделать ради благоденствия народа?

Теперь Йорунн понимала, что борьба с пришлым врагом — ничто по сравнению с борьбой внутри себя. Страх, злоба, ненависть — вот истинные противники, мешающие принимать взвешенные и мудрые решения. Преодолеть свою гордыню, поступиться личной выгодой во имя выгоды большинства — вот задача, достойная великого правителя. Хан не мог знать, что разговаривает с двойником, а потому, убив Йорунн, он бы совершил непоправимое. К счастью, дочь конунга и воспитанница лорда сумеречных земель была осмотрительной и не стала рисковать своей жизнью напрасно.

Время неумолимо ползло вперед, и над вершинами деревьев показался тонкорогий месяц. Ночь входила в полную силу. Густые тени казались живыми и чуть шевелились, лаская и обнимая девушку. Она поднялась на ноги и прошлась по крохотной площадке перед родником, совсем таким же, как тот, который они втроем с Лидом и Эйданом навестили в немыслимо далекой юности. “Жаль, что святилище, где силы Лида пробудились, теперь уничтожено, — подумала Йорунн. — Но, если выбирать между бездействием и риском потерпеть очередную неудачу, я предпочту последнее”.

То, что древнее святилище оказалось идеальным местом для призыва теней, было почти неудивительным. Хальвард подозревал это, Йорунн проверила и подтвердила. Да, это не был Храм Тьмы, приветствующий во всем своем призрачном великолепии древнюю магию. Но деревья, окружающие круглую поляну, очерчивали круг, наполненный особой силой, сосредоточением и спокойствием. Каменные истуканы в молчании взирали на одинокую человеческую фигуру в самом центре.

Йорунн запретила Хале и Киту пересекать черту, отделяющую поляну от рощи, а для надежности оставила мерцающий охранный контур. Почти прозрачный, но пронизанный редкими вспышками искр, он колыхался и плавно кружился, отсекая Йорунн от посторонних звуков и движения. Девушка опустилась на колени у самой воды, закрыла глаза и вдохнула глубоко и ровно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Знакомое сосредоточение и спокойствие пришли мгновенно, и как всякий отточенный годами навык, почти без усилий. Йорунн окунулась в тишину внутреннего мира, освобождая себя от назойливых мыслей, случайных воспоминаний, ложных надежд. Сначала потеряло свою значимость пространство, затем время, после дрогнули и растворились в глубоком молчании контуры ее собственной личности. Сознание смешалось с плавно текущей силой, став ее частью и исчезая в ней.