Девичьи игрушки - Андрей Чернецов

И откуда только умудрилась его раздобыть? Щит обычно не дается в руки всякой падали. Хотя, конечно, он не был пробужден, а спал.

Не приведи Хозяйке инициировать щит! Тогда к обладателю его не сможет подобраться никто из нижайших слуг Госпожи. И даже она сама в некотором роде должна будет покорствовать щитодержцу.

Но у цели не хватило ни ума, ни знаний. Равно как и у предшествующей жертвы. Оскудела явь силами. Не то, что в прежние времена.

Прежние? А когда же это?

ОНИ не помнят. Для НИХ не существует ни времени, ни пространства. Лишь смутные блики и обрывочные воспоминания.

Все.

Жертва наконец осталась одна. Отпустив очередную свою жертву.

Р-р-р! Если бы ОНИ могли смеяться, то получилось бы смешно.

Жертва жертвы.

Может, и ее заодно прихватить? Все равно жизнь ее искалечена, и рано или поздно ей уготовано свидание с НИМИ… Но самочинствовать нельзя. Только по команде, лишь повинуясь воле Госпожи. Она укажет срок.

Однако же сколь гадок дух, исходящий от жертвы! Как и давеча. Чувствуется запах мертвечины. Страх, смешанный с похотью. Что может быть гаже?

И все-таки вожак выходит на исходную, готовясь к последнему прыжку.

Он не промахнется.

Не тот случай.

Гр-р-р…

Глава 15.

ТУПИК

Москва, апрель 2006 г.

Утро следующего дня для Вадима началось с вызова к начальнику.

Серебровский предложил сесть, некоторое время хмуро изучал майора из-за тонированных очков.

– Ну Савельев, тебе и везет, – наконец высказался шеф. – Два знаменитых покойника за две недели. Что думаешь делать?

– Полагаю, во втором случае мы имеем дело с самоубийцей, – доложил Вадим.

Он сразу понял, что начальство не в духе.

– Значит, полагаешь писать отказ? Покончил, дескать, Гроссман с собой, закололся ножичком семнадцатого века, и все дела? – осклабился Серебровский, поправляя очки.

«Уже доложили подробности!»

– А вот этого не хочешь? – И генерал сложил из трех пальцев нехитрую комбинацию, подсовывая ее чуть не под нос оторопевшему Вадиму. – Не получится! Ты знаешь, кто были его клиенты? Ну так вот, прочти и забудь!

Он чиркнул на листке несколько слов, пододвинул к майору.

Вадим прочел… и понял, что действительно лучше не распространяться на эту тему.

– Так что имей в виду. – Листок был смят и брошен в пепельницу. – Дело это на контроле на са-амом верху. И тут уж всякое может быть. Почем ты знаешь, может, через Гроссмана до… клиентов добраться хотели. Мало ли…

– Тогда это не наш профиль… – робко начал майор, но осекся, поймав недовольный взгляд шефа.

– Не умничай! Если что, дело у нас, само собой, замрут. А пока ты мне железно не докажешь, что этот содомит (побывав на Афоне, генерал приобрел склонность к старомодным оборотам речи) себя прирезал из неразделенной любви к Шварценеггеру, то будешь рыть носом землю!

Сконфуженный поведением генерала – тот прежде обходился без откровенного хамства, Вадим вернулся к себе и принялся изучать подборку материалов, подготовленную все тем же Кукушкиным.

Фирма, которой заправлял потерпевший, была действительно весьма старой и солидной.

Антикварный бизнес семейства Гроссманов начался еще в позапрошлом (м-да!) веке с прадедушки усопшего – Аарона Гроссмана. Оный был обладателем двух магазинов в Одессе и Санкт-Петербурге, двух особняков и титула купца второй гильдии. Приписка гласила, что поднялся он в основном на золоте, выкапывавшемся тогдашними «черными археологами» из скифских курганов на землях от Тамани до Тавриды. Впрочем, не брезговали и подделками.

Вадим поднял брови в удивлении: Аарон Гроссман, основатель дела, был каким-то боком причастен к знаменитой афере с фальшивой короной скифского царя Скиллудра, два года выставлявшейся не где-нибудь, а в Лувре! Эта история вошла даже в учебники криминалистики и выплыла на свет божий лишь потому, что старый ювелир Шломо Шмульц, подвыпив, проговорился в кабаке, что, мол, его работу никакие профессора не просекли… И бедняга Шмульц, и мелкие сошки пошли по этапу, но господин Гроссман вывернулся и даже свидетелем не проходил.

Загадка…

Хотя, Вадим усмехнулся, особой загадки нет, разве что – сколько дали на лапу представителям неподкупной Фемиды.

После Октябрьской революции глава семейства ухитрился со своими домочадцами и богатствами оказаться в Риге. Там дела пошли не очень хорошо, и почти разорившийся Аронас Гросманис скончался в 1939 году, оставив пошатнувшееся дело старшему внуку Янису (куда девались сыновья старика, указано не было, да и неважно). А в 1940 году внук господина Аарона поступил неожиданно, а именно: добровольно сдал в казну все оставшиеся у него сокровища и переехал в Москву, где пристроился в Пушкинский музей экспертом…

Как выяснилось всего через год, он сделал весьма мудро.

Чем занимался Янис Гроссман между сорок первым и сорок пятым – неизвестно. Но Вадим подозревал, что не бедствовал, – не верится, что не оставил господин-товарищ антиквар себе заначку на черный день. В сорок шестом опять в Риге – занимается инвентаризацией художественных ценностей, включая вывезенные из Германии. Убит, предположительно «лесными братьями», в пятьдесят четвертом. А в пятьдесят пятом у него родился сын Отто. Воспитывали мать и прабабушка, вдова Аарона Эсфирь Гроссман, урожденная Шмулевич – своего рода живая легенда рижского антикварного мира.

«Своего рода живая легенда рижского антикварного мира» – перечитал майор еще раз.

Довольно подробная, однако, справка – и где раскопали? В посольство, что ли, запрос сделали? И откуда такой художественный слог? Наши все норовят про «дохлый труп мертвого человека»…

Дальше – Ленинградский университет, специализация – история искусств… Ага, вот оно! Вот откуда и почему такая подробная информация.

В семьдесят седьмом году Гроссман Отто Янисович, младший научный сотрудник Латвийского государственного музея, задержан за попытку продать иностранцам предметы из все тех же скифских курганов. «В составе организованной группы». Прошел свидетелем, а подельники получили по десятке.

В восемьдесят третьем привлекался по делу музейных воров и контрабанде художественных ценностей. Уголовное дело против искусствоведа Гроссмана О. Я. прекращено за недостатком улик.

Восемьдесят восьмой год – уже серьезнее: нападение на машину, перевозившую картины из Эрмитажа. Один труп, двое тяжелораненых, пытались отстреливаться от милиции. Главарь банды получил высшую меру, остальные – по пятнадцать лет. Гроссман вертится вокруг этих людей, но проходит свидетелем.