Корабль идет дальше - Юрий Клименченко

— Это пустяки, вот он Степке Клименову задал…

Я понял, что поступил правильно. Надо было переждать, момент был удобный: «Эльтон» вставал на капитальный ремонт. Каждый день я приходил в инспекцию, заглядывал в комнату и, если видел Александра Петровича, уходил. Наконец мне повезло. В инспекции шел экзамен. Два капитана, члены комиссии, скучающе пытали молодого штурмана. Тот взволнованно, с красными ушами, объяснял им пользование английской книгой «Лист оф ляйтс». По капитанским лицам я увидел, что все это им смертельно надоело и думают они только об одном: скорее бы конец. Я послушал ответы штурмана, решил, что вопросы задают ему простые, бояться мне нечего, и скромно уселся в уголке, ожидая своей очереди. Через час меня пригласили к столу.

— Начнем с устава… — Седовласый капитан устало вздохнул. — Расскажите об обязанностях вахтенного помощника на ходу судна…

Не успел я открыть рта, как за спиной хлопнула дверь и в комнате появился Голубчик.

— Василий Васильевич, Михаил Александрович, — обратился он к капитанам, — попрошу вас срочно проехать на пароход «Ладога», он стоит у семнадцатого причала. Комиссия уже начала там работать, а с этим товарищем я займусь сам.

Капитаны весело поднялись, а я уставился на Александра Петровича, как кролик на змею. Все завертелось у меня перед глазами. Какой-то дурацкий страх наполнил сердце, все, что я знал и к чему готовился, улетучилось из головы, рот приоткрылся, и я думал только о том, как бы улизнуть с экзамена. Шутка ли! Остаться один на один с Голубчиком! Да он меня немедленно зарежет.

«Скажу ему, что мне стало плохо. Сердечный приступ… Или припадок инсценировать?..»

Пока я лихорадочно перебирал в уме возможные варианты отступления, Александр Петрович разделся, сел за стол, заглянул в опросный листок:

— Ну-с. На «Эльтоне» плаваете? Знаю… Не скажете ли вы мне, между прочим, как по-английски всадник?

Я, между прочим, ему этого не сказал. Александр Петрович повеселел. Посыпались вопросы:

— Как по прикладному часу порта определить высоту прилива? Не знаете? Тэк-с. А когда начинается ответственность судна за груз, если его выгружают стрелами? Тоже не знаете. А что такое «шорт» и «лонг» тонны? А почему…

Я что-то шамкал в ответ, но все это было так жалко, примитивно, а главное — неверно, что я сам себе поставил бы двойку.

— Неважно, голубчик, — наконец проговорил Александр Петрович. — Перейдем к правилам предупреждения столкновений судов в море. Их-то вы уж должны знать.

Он подвел меня к застекленному ящику. Это был тренажер. Для строгого экзаменатора прибор представлял неограниченные возможности проверить знания правил. Он мог зажигать судовые огни в любых сочетаниях и композициях, нажатием кнопки подавать туманные сигналы.

— Хорошо. Вы идете в море… — проскрипел Голубчик, — и видите… — Он включил три красных огня вертикально и три горизонтально. У меня зарябило в глазах.

«Что это такое? — мучительно думал я. — Три красных вертикально — судно не имеет возможности свободно управляться на ходу… Ну, а эти, черт бы их побрал, красные горизонтальные?»

Пауза тянулась долго. Голубчику надоело ждать.

— Это что?

Александр Петрович погасил красные. В ящике зажглись белые огни, как-то несуразно расположенные на разной высоте.

— Рыбаки с сетями, — неуверенно сказал я.

— Правильно, — хихикнул Голубчик. — А какие рыбаки? Длина? Чем ловят?

Я промолчал.

Теперь в ящике один за другим зажигались огни. Красные, белые, зеленые… Они мелькали в глазах. Я совсем растерялся.

— Так, так, — приговаривал Александр Петрович. — Ведь все это может встретиться в море, голубчик. Поздно будет решать, что это за огни, действовать надо. Хватит.

Он заглянул в экзаменационный листок, сделал какую-то пометку. Мне показалось, что капитан поставил двойку.

— Ну что ж, голубчик. Я бы на вашем месте поплавал еще некоторое время третьим помощником. Идите и приходите, когда будете знать все как следует. Ведь это элементарно.

Я комкал в руках платок. Мне хотелось сказать, что все знаю и сам не понимаю, отчего так плохо отвечал, но язык не поворачивался. Я боялся, что на мои объяснения последуют гневные реплики Голубчика. Я молча выслушал еще несколько замечаний о людях, которые пытаются занять высшую должность, не имея на то никаких данных, о том, что правила надо знать как «Отче наш», и наконец был отпущен.

Выйдя из инспекции, я сразу попал в толпу изнывающих от волнения штурманов. Мне задавали десятки вопросов. Как, что спрашивал, выдержал ли?

— Выдержал, — сердито ответил я, — на старпома. Александр Петрович обещал послать на лучшее судно пароходства.

Оставив изумленных товарищей обсуждать такой невероятный случай — сдавал на второго, а сдал на старшего, — я понуро поплелся на пароход.

— В порядке? — спросил капитан.

— Да нет… Не сдал, — смущенно ответил я. — Проклятый Голубчик зарезал. Не хотел я к нему идти и все же попал.

— Что-нибудь заумное спрашивал?

— Вот посмотрите сами, — заволновался я. — Ведь это черт знает что!

Я схватил бумажку и начертил расположение красных огней. Капитан мельком взглянул на листок.

— Очень просто. Буксир на ходу с тремя баржами потерял управление, — быстро ответил он. — Не очень сложно.

Действительно! До чего же просто! Вот шляпа…

— Что еще? — довольно спросил капитан.

— Много всяких вопросов было. По астрономии такое завернул, ой-ой!

— А что именно? — насторожился, как почуявший добычу пойнтер, капитан. Ему очень хотелось показать, что он может ответить на все вопросы Голубчика. Но я ему этой возможности не дал.

— По луне… Что теперь делать будем? Снова в третьи переходить?

Лицо у капитана сделалось кислым.

— Что делать, что делать! Оставлю вас в ремонте вторым. На свою ответственность. Не в море… Но имейте в виду… Техминимум должен быть сдан. Без него вам вторым плавать не дадут. Поняли?

— Понял. Да я бы сдал, если бы не Голубчик… — затянул я старую песню, но капитан так посмотрел на меня, что отпала всякая охота вспоминать о техминимуме.

Через три месяца я хорошо выдержал экзамен в комиссии при Моринспекции. К моему счастью, Голубчик в тот день отсутствовал. Он уехал в командировку. Теперь я с полным правом занимал должность второго помощника капитана. Но надо честно сказать, поработал я здорово! Переворошил много книг, все вспомнил и нашел ответы на вопросы Александра Петровича. Ничего заумного в них не было.

Незадолго до начала Великой Отечественной войны Голубчик ушел из пароходства. Он был стар, болен, да и хлопотливая работа в Моринспекции взяла свое. Он перешел в Центральный научно-исследовательский институт морского флота. Там было спокойнее. Никто особенно не жалел об его уходе. Начальство освободилось от въедливого и чересчур принципиального подчиненного, подчиненные — от строгого, желчного и ворчливого начальника. Штурманская молодежь открыто радовалась. Можно будет наконец свободно вздохнуть, не надо дрожать каждую вахту в ожидания разноса Голубчика.