Звенья одной цепи - Иванова Вероника Евгеньевна

Черепичная крыша дома стала похожа на мохнатую шапку, как только мы с защитницей отошли подальше. Отошли по тропинке, выложенной известняком, белым, пористым и совсем сухим в отличие от окружающей его земли, из которой кое-где уже пробивались тонкие зелёные травины. Спустя сотню шагов тропинка раздвоилась, моя провожатая уверенно шагнула направо, а я заметил, что каменная рогатка под ногами отмечена цветными пятнами — слева жёлто-синим, справа тёмно-красным. Особые местные знаки? Впрочем, без них обходиться было бы трудно, потому что совсем скоро тропинка снова разделилась, только уже натрое. А вот куда мы шли, было неясно: высокие кусты изгородями закрывали обзор, и даже отсутствие листьев не позволяло толком разглядеть, мимо чего пролегает наш путь. Иногда, правда, кусты расступались, и вдалеке можно было заметить домики, похожие на смотрительский, да фигурки людей, но Ньяна не останавливалась, и я вынужден был каждый раз отказываться от попытки осмотреться внимательнее.

А потом тропинка вдруг закончилась, уткнувшись в широкую аллею, посыпанную укатанным дроблёным камнем.

— Пришли, — сказала защитница.

Сама аллея вела к дому, приземистому, но всё же двухэтажному, а значит, зажиточному.

— Кто здесь живёт?

— Йерте Нери, помните, я о ней говорила?

— Да. Но зачем мы пришли сюда?

— Её отец, пока не упокоился, был дольинским головой, так что она, пока другого никого нет, вроде самой главной тут.

Женщина. Видимо, незамужняя, иначе главным был бы мужчина.

— Я должен представиться ей?

Ньяна издала звук, очень похожий на смешок, но не ответила. А через минуту, ступив за дверь, которую ещё и самому пришлось открывать, я понял, что именно развеселило мою защитницу.

В любом доме, чьи обитатели претендуют на высокое положение в обществе, обязательно имеется парадная зала, убранная так пышно, как только воображается хозяевам. Строение, в которое меня привели, подчинялось тем же правилам, за исключением одного. Здешняя зала была не роскошна, а вовсе наоборот.

Довольно большая, вытянутая в длину комната, лишённая мебели и любых намёков на неё, кроме одного-единственного кресла в самой глубине. Ни занавесей на окнах, ни гобеленов, закрывающих выбеленные каменные стены, ни ковров на полу, выложенном из того же известняка, что пошёл на устройство тропинок. Печей и жаровен тоже не наблюдалось, а потому в зале было чуть ли не холоднее, чем снаружи: прямо-таки царство Белой вдовы, которой пугают детей в самую длинную зимнюю ночь. И даже люди, двумя рядами окаймляющие проход через залу, казались застывшими ледяными фигурами. Несмотря на поголовно рыжую масть.

Сначала я решил, что мне померещилось. Но солнечный свет, добравшийся до окон, вспыхнул заревом сначала на одной макушке, потом на другой, там позолотил усы, тут зажёг костры бород, и вот уже захотелось зажмуриться, чтобы не ослепнуть от осеннего пожара посреди весны.

Они все были рыжие. И все были мужчинами, моими ровесниками и старше. Но в самом конце зала из глубины кресла на меня смотрела женщина. Вернее, девушка.

Дождавшись, пока стихнет скрип закрывающихся дверных створок, она встала и медленно направилась ко мне. В тишине зала было слышно, как размеренно, словно нарочно заученно шуршит парча её серебристых юбок. И чем ближе девушка подходила, тем яснее было заметно, что она уже не юна, но находится в самом расцвете той поры жизни, когда любую особу женского пола восторженно и заманчиво именуют невестой.

Рослая, но тоненькая, и похоже, не склонная к полноте. Спокойная, как скала, но отнюдь не бесстрастная, хоть и старается казаться таковой: пока расстояние между нами оставалось достаточно большим, чтобы любые взгляды могли считаться пристойными, светло-зелёные глаза чуть ли не обшаривали меня с головы до ног в отчаянном поиске. Что именно она искала? Не знаю. Но, видно, не нашла, потому что, подойдя ближе, успешно придала своему миловидному лицу выражение скучного равнодушия.

— Счастлива приветствовать в своём доме вновь назначенного Смотрителя.

Чего-чего, а счастья в её голосе не звучало, и это отчётливо понимали все присутствующие. Впрочем, возражения или замечания были не к месту и не ко времени.

— Моё имя Нери Соанн. До своего замужества я ведаю всеми радостями и заботами Блаженного Дола.

Королева провинциальной деревеньки, иначе не скажешь. Хотя её наряд сделал бы честь многим столичным модницам, а значит, водятся и деньги в семейной казне, и мысли в рыжеволосой голове. Эй, постойте-ка… Как она сказала? Ведает радостями и заботами? Но это же моя работа. Работа Смотрителя. А глаза глядят так… Подобный мужской взгляд я бы принял за вызов, не колеблясь ни мгновения. А вот как поступить с женщиной? Она явно желает повоевать. За что? За власть конечно же: больше у меня ничего нет. Вернее, она — единственное, что у меня вообще сейчас имеется, да и то не представляю, как воспользоваться этим сокровищем. И уже объявляют войну…

Вторая женщина, встреченная мною в Блаженном Доле, и второй всплеск враждебности. Может, во мне самом что-то не так? Их чувства оскорбляет мой вид или моё поведение? Не спрашивать же напрямую… Воевать как-то тоже не с руки, но другого выхода не остаётся. Смотритель я или нет?!

— Рад знакомству. — Я не стал играть в равнодушие и, не отводя взгляда от прелестей хозяйки Блаженного Дола, спросил: — Должно быть, все эти люди также нуждаются в представлении?

— Или вы нуждаетесь в нём, — ответили мне, с холодной ехидностью подчеркнув слово «вы».

Она прекрасно знает мои нынешние уязвимые места. Откуда? Неужели сама догадалась? Если так, война предстоит тяжёлая и продолжительная.

— Вы возьмёте на себя сей труд или мне самому пройтись по рядам?

— Это мой долг. Прошу, следуйте за мной.

И она медленно поплыла обратно, к своему креслу, покачивая бронзово-рыжими локонами, случайно или нарочно выбившимися из высокой причёски. Обманчиво бесстрастная, атакующая при первом же удобном случае, а значит… не особенно уверенная в своих силах, зато упрямая. Почему её до сих пор никто не взял в жёны? Только из-за последнего качества? Но с ним можно было бы примириться, учитывая прочие достоинства. Вот я бы, к примеру, с удовольствием тенью следовал за этой тонкой гибкой фигурой, дыша горьковатым ароматом… Свежей зелени? Ну да, вон там, прямо в её волосах! Веточки, покрытые только-только пробившимися листочками. Любопытная задумка. Помню, моя мать любила ещё по морозу срезать несколько веток, поставить в воду в тёплом месте и любоваться весенней зеленью, когда на дворе ещё задерживается зима. И по всему дому плыл точно такой же пронзительный запах юности…

Мы шли, а вслед за нами по рыжеволосым рядам полз шепоток:

— Какой-то он совсем молодой…

— И почему с назначением так тянули? Нешто не было почтенных людей на примете?

— Не похож он на Смотрителя, ну никак не похож…

— Зато знак при нём, значит, всё по закону сделано!

— А довольно ли он умел? А то видали уж одного, мне ещё дед рассказывал, так от того столько бед приключилось, что еле на место всё вернулось…

Итак, воодушевления вокруг не слышно. Им бы радоваться, что я пришёл, а происходит ровно наоборот. А если бы они догадывались, как именно меня назначили на должность Смотрителя, думаю, разбежались бы по домам раньше, чем под моими ногами закончилась зала.

Девушка изящным движением опустилась в кресло, разложив юбки широким веером, вынудившим меня встать не на одной линии с хозяйкой Блаженного Дола, а заметно позади. Ещё один маленький укол? Для кого-то он был бы крайне болезненным, а меня даже не поцарапал. Зря стараешься, лисичка. Ради крупицы знаний я согласен терпеть и большие оскорбления.

— Все, кто здесь сейчас присутствует, это главы достойных семей, на протяжении многих поколений проживающих в Блаженном Доле и способствующих его процветанию.

Разумеется, разумеется. Случайных людей сюда не пригласили бы.

— Среди них невозможно выбрать достойнейшего, поэтому, с вашего позволения, я начну с ряда по левую руку. Эрте Луран Адитта…