Приказ – погибнуть - Анатолий Гончар

– Все равно! – упрямо буркнул Виктор. – Тебе было бы хорошо, если бы тебя бросили вот так, на чужой земле?

– Я помирать пока не собираюсь! – Мишка ушел от прямого ответа. Ему и самому не хотелось бросать мертвого друга, но иначе было нельзя, их жизнь во многом зависела от скорости продвижения.

– Он тоже не собирался, – огрызнулся Виктор и, сгибаясь под своей страшной ношей, пошел вперед.

…Николая похоронили через три часа пути, тщательно отметив на карте место захоронения и поклявшись когда-нибудь за ним обязательно вернуться.

– Что-то здесь не то, – Михаил в сомнении покачал головой. Очередной привал, сделанный ими, прошел в молчании. Близкое возвращение домой не радовало. На душе было тягостно и муторно. – Николай не мог так просто взять и умереть, у него не было ран на теле, только нога, от этого не умирают.

– Умирают, – возразил ему Чепиков. – От болевого шока умирают. Может, у него сердце не выдержало?!

– Нет, от болевого шока он не мог умереть, ему Витька укол сделал! – Михаил на минуту задумался. – Укол, укол…

– Точно! – почти вскричал Виктор и бросился как очумелый за шмыгнувшей меж камней ящерицей. Как кошка, сделав прыжок, он накрыл ее ладонью и, сгребя пятерней, оторвал от земли. Ребята еще ничего не успели сообразить, а он уже вытащил тюбик промедола, намереваясь вонзить иглу в извивающийся хвост животного.

– Стой! – крикнул ему Чепиков. – Ты что делаешь, у нас всего два тюбика осталось!

– Вот именно, вот именно, что два!

Никто так и не понял, что означают эти слова, а Виктор вонзил иглу и выдавил весь тюбик в тело пресмыкающегося. Ящерица дернулась, и хвост отвалился, будто отрезанный.

– Черт! – выругался Бебишев и потянулся рукой в карман за новым тюбиком обезболивающего, но в этот момент почувствовал, как ящерица перестала вырываться, ее лапки перестали трепыхаться и обвисли, торчащая из кулака пасть распахнулась да так и застыла. Виктор ослабил хватку, думая, что это может быть уловка, но ничего не произошло. Он разжал пальцы: на его ладони лежало безжизненное тельце животного.

– Сволочи! – заорал он, и эхо, подхватив его ярость, понесло ее до самых небес.

Вскочившие ребята безмолвно застыли: до них дошла вся мерзость сложившейся ситуации. Обезболивающих было всего три: никто не должен был служить помехой в пути, но кто-то один, хоть на карачках, обязан был добраться до назначенного пункта…

На девятый день со дня отбытия за кордон группы Бебишева Иван Федорович со своим отрядом пересек советско-афганскую границу и двинулся навстречу проводнику. Он не рассчитывал на легкий успех, но надеялся, что «афганцы» не будут перестраховываться, находясь близ условленного, а значит, и относительно безопасного места встречи.

«Надо только постараться убрать их без лишнего шума!» – размышлял Иван Федорович, чуть ли не пинками подгоняя свою накачанную, но не привыкшую к дальним переходам команду. Но, казалось, чем больше он злился и чем больше орал на них, тем медленнее они двигались. К полуночи стало окончательно ясно, что добираться придется в светлое время суток. Взглядом, полным разочарования, Иван Федорович окинул своих голово-резов и тяжело вздохнул: «Слава богу, не придется далеко забираться в глубь афганской территории, а то они совсем ухандокались! Да и банд раньше кишлака опасаться не приходится. В самом кишлаке люди более-менее свои, в случае чего можно и договориться».

Он вновь посмотрел на свою «дружину». Вид понуро бредущего Константина впервые за все время подготовки к предстоящей операции заронил в душе бывшего пограничника сомнение в успехе предпринятой ими «карательной» экспедиции. На душе заскребли кошки, тоска захлестнула Ивана Федоровича, и горло судорожно сжалось.

«Неужели во мне не осталось ни грамма человеческой совести, – в отчаянии думал он, – что я вот так запросто готов отправить на тот свет четырех ни в чем не повинных парней?! Как можно жить после этого? Смогу ли я вообще существовать, или же эти ребята забудутся и сотрутся из памяти, как многие и многие до них? Ответа нет и не будет, пока все не свершится. Уж лучше бы скорей, тогда, по крайней мере, я буду знать, что потерял и что получил, обратной дороги нет. Отпустить – значит подписать смертный приговор себе и всем остальным. Но, может, вся моя гоп-команда и должна сгинуть? Когда-то ведь это все равно произойдет, рано или поздно! Когда в таких, как я, перестают нуждаться, а наши знания становятся угрозой хозяевам, мы исчезаем. Может, раствориться и уйти раньше срока? Но возможно ли это? Нет, бесполезно! Едва ли найдется место на Земле, где можно будет спрятаться от всевидящего ока шефа. А если и есть, то стоит ли оно того? Жить и трястись? На кой черт такая жизнь?!»

Занятый своими рассуждениями, Иван Федорович совсем забыл о советских войсках, точнее, о маневренных группах пограничников, действовавших на афганской территории, и потому, когда обратил внимание на горизонт, было уже поздно. «Семидесятка» погранцов на всех парах неслась в их направлении.

– Бежим на бархан! – крикнул Иван Федорович, и его компания, забыв свои жалобы на ноющие от усталости ноги, кинулась наверх по осыпающемуся под кроссовками песку. БТР огрызнулся огнем; пули, шипя, пролетели мимо и, вздыбив поверхность бархана, растворились в его глубине. Расстояние и тряска мчавшегося бронетранспортера не позволили башенному стрелку прицелиться точнее. Неожиданно бронетранспортер встал, и тяжелые жала КПВТ стеганули по песку совсем рядом с бегущими. Бритый, схватившись за развороченную грудь, упал на куст саксаула и судорожно забил ногами. Остальные, сделав отчаянный рывок, в падении скатились за гребень.

Броня, урча, приближалась к освещаемому первыми лучами солнца бархану, укрывшему босса и его людей, но песок и крутой подъем сделали свое дело: «семидесятка» встала, затем отползла назад для очередного броска. Из-под ее пуза послышалось шипение стравливаемого из колес воздуха. Тем временем из темного чрева на землю выпрыгнули три погранца и, пригибаясь, побежали вверх. Вскоре они скользнули за песчаную насыпь и исчезли из вида.

Иван Федорович заметил приближающегося бойца, когда тот был уже в каких-то ста метрах. Он вскинул автомат и нажал на спуск, но опоздал: пограничник уже плюхнулся на песок и оказался вне видимости. Чуть правее обходил второй. Не видя третьего, Иван Федорович занервничал и приподнялся на локте. В то же мгновение кепку с его головы сбила автоматная пуля. Он упал и вжался в песок. Раздалась настойчивая очередь, и лежавший невдалеке Степанюк застонал, а рядом с его головой зазмеилась алая струйка крови. Константин что-то крикнул и, вскочив на ноги, зигзагами понесся к кустам саксаула, росшим на этой же стороне бархана.

– Дурак! – выругался Иван Федорович, глядя, как опрокинутый пулями Константин, загребая песок всем своим длинным телом, полетел вниз по склону. Очереди неслись одна за другой, пограничники, прижимая огнем оборонявшегося противника, подходили все ближе. Почти рядом слышался звук мотора приближающегося БТРа. Глядя сквозь прицел, Иван Федорович на мгновение увидел молодое обветренное лицо пограничника и, понимая, что уже опоздал, нажал на спуск. Раздался одиночный выстрел, затвор щелкнул, возвещая о закончившихся патронах, и бывший офицер вдруг понял, что не успеет перезарядить свой автомат. Неожиданно для самого себя ему отчего-то ужасно не захотелось умирать от руки именно этого пацана.

«Лучше духи, лучше вышка, лучше…» – он не нашел слова, что именно лучше, но решил, что это должно быть что угодно, лишь бы не этот парень. Почему он решил именно так, Иван Федорович не понимал и сам. Не хотел, и все! Холодной рукой Иван Федорович достал тюбик «промедола» и, сжав зубы, вонзил иглу в предплечье.

Подбежавший пограничник обнаружил лишь лежавший на земле труп крупного мужчины, глаза которого смотрели в горячее афганское небо, а правая рука сжимала пустой тюбик из-под обезболивающего. Он поднял вражеский автомат, забросил его на плечо и, созывая своих товарищей, громко свистнул.

До назначенного места встречи оставалось совсем ничего. Ужасно хотелось пить. Виктор подошел к обрыву и посмотрел вниз – туда, где несла свои воды безымянная горная речка. Ребята медленно приблизились к нему и, засмотревшись на бурлящую среди камней прохладную воду, не заметили, как из-за вершины горы выскочили две краснозвездные вертушки.

Майор Беликов вел пару домой, возвращаясь со свободной охоты. Из своего предполетного задания он помнил, что советских войск на данной территории нет, но все же на секунду засомневался, увидев под винтами вооруженную группу из трех человек. Но, тряхнув головой, отогнал внезапно возникшее сомнение, и уже в следующее мгновение в его голове стучала, как пулеметная очередь, мысль: «Наемники!»