Тюрьма народа - Алексей Широпаев

Новгородцы не смирились с этим, продолжая сопротивляться включению в Евразийский Проект. Русское национально-освободительное подполье Новгорода, вновь установив контакты с кровнородственной Литвой, готовилось к восстанию. Узнав об этом, Иван осенью 1478 года в который раз пришел с войском на Северо-запад. Московская артиллерия методично расстреливала осажденный Новгород. В конце концов обессилевший русский город сдался. По приказу Ивана схватили 50 руководителей подполья и подвергли их пыткам. В итоге схватили еще 100 человек, которых пытали и вместе с остальными казнили. Более тысячи семей купеческих и детей боярских, т.е. цвет народа, были высланы из Новгорода и распылены по городам Московии. Спустя несколько дней под конвоем из родного города погнали еще семь тысяч семей. Поскольку дело было уже зимой, множество ссыльных, умерло по дороге, так как людям не дали даже собраться. Уцелевших рассеяли по Московии, новгородским детям боярским давали поместья начужбине, а вместо них вселялись московиты.

Эта картина геноцида очень напоминает раскулачивание-расказачивание, когда в очищенные от "генетических контрреволюционеров" станицы заселяли крестьян из центральных регионов. Парадигмы Проекта "Россия" поразительно устойчивы.

Новгород не сдавался. В конце 1480-х годов обнаружился заговор против московитского наместника. Множество новгородцев было арестовано, многих казнили. Более семи тысяч человек было выселено из Новгорода, на следующий год выселили еще тысячу. Новгородских землевладельцев переселяли в Московию, давая им там поместья, а Новгородчину наводняли помещиками-московитами.

Патриотические историки часто обвиняют Новгород в "измене", указывая на сближение республики с Литвой, ставшее ответом на московскую экспансию. При этом "забывают", что Господин Великий Новгород был самостоятельным государством, обладавшим правом выбора исторического пути. Забывают и то, что Андрей Боголюбский, обосновавшись в лесах Северо-востока, заложил первый камень особого культурно-государственного феномена – Московии. Собственно Русь осталась в Киеве, Литве и Новгороде. Московия сформировала, повторяю, особый, уже не русский тип культуры, государственности и личности, причем решающим фактором в этом процессе стало пребывание Москвы в составе Орды, а если брать шире – в составе Монгольской империи. Хотя изначально этнической базой Московии являлись чистопородные русские колонисты, в основном, переселенцы с Юго-запада, в конечном счете москвитяне – это особый психологический тип, особая порода – протосовки – сформировавшиеся под татарами на примерах подлости собственных князей. Очевидно, здесь скрыты причины той лютой ненависти москвитян к новгородцам, что проявилась во время походов Ивана III. Отсюда же и массовые принудительные переселения новгородцев, проводимые Москвою, суть которых не столько в стремлении рассеять, разобщить "крамольников", сколько в желании растворить ненавистную кровь, извести породу. А это уже, так сказать, расовая политика. Москва и Новгород – это разные страны с общим языком, как скажем, нынешние Франция и Бельгия. Москва не имела на Новгород никаких прав – ни юридических, ни моральных, и потому "присоединение" Новгорода есть, в действительности, обычная захватническая война. Характерно, что Иван, возвращаясь в 1478 г. из антиновгородского похода, тащил за собой обоз из 300 возов с награбленной добычей – обычное дело для оккупанта.

Православно-монархические и советско-державные историки пытаются представить Новгородскую республику как шаткое, склочное и эгоистичное образование, короче, как сплошной бардак. Однако этот "бардак", породивший жемчужины русской и вообще европейской культуры, просуществовал как минимум шесть веков. Для сравнения укажем, что вся история московского самодержавия, если считать от Ивана III до Петра Великого, составляет чуть более двух столетий, полных и смут, и мятежей. Даже если добавить к ним два петербургских столетия (хотя это совершенно особый период), получается, в общем, четыре века. По мнению современных исследователей, новгородское вече представляло собой не горланящую толпу, а сословно-представительный орган, состоящий из лучших людей количеством 400-500 человек. Важно отметить, что на вече сидели, а не стояли, размахивая руками и подпрыгивая, как это изображено на некоторых "исторических" картинках. Новгород был республикой, но аристократической республикой. Благодаря этому он колонизировал Север, который вплоть до наших дней оставался русским культурно-расовым оплотом, дал великолепную арийскую архитектуру, пронизанную нордическим духом иконопись, и главное, тип истинно-русского, белого человека, несовместимый с типом холопа-московита, по словам К. Леонтьева, "специально не созданного для свободы".

Собственно русское (т.е. европейское) государство погибло вместе с новгородской свободой. После падения Новгорода начинается эра безраздельного господства Московии-России-Совдепии, имеющей не русскую, но евразийскую природу. Так называемое Государство Российское ("московское", "советское"), существующее поныне, есть (в большей или меньшей степени) Система отчуждения и геноцида русских, белых людей.

При Иване Васильевиче произошло то, что обычно называют "свержением монголо-татарского ига". Далеко не всех в Орде устраивало неуклонное перемещение политического центра евразийской "империи" с берегов Нижней Волги в Кремль. В 1480 году на Ивана III двинулся хан Ахмат, желавший "пригасить" все возраставшую роль "Московского ханства". Иван Васильевич трусил, "смирялся и молился о мире", и даже отправил свою жену, Софью Палеолог вместе с казной на Белоозеро. "Змиемудрые" московитские стратеги советовали ему не вступать в бой, а бежать: "…так делали прадед твой Димитрий Донской и дед твой Василий Дмитриевич". Иван готов был так и поступить, ведь ему предстояла война не против "каких-то там" новгородцев, которые, в сущности, были для него иностранцами, а, как ему казалось, против своего "царя"! Но от бегства его удержали настроения в народе и, главное, воинственная позиция архиепископа Вассиана. В отличие от перепуганного Ивана Васильевича, церковь хорошо понимала, что Ахмат не является "царем" Орды, а всего лишь одним из ее ханов, каковым, по сути, был и Иван III. Клятва Александра Невского, чьим прямым потомком в седьмом колене был Иван, уже не действовала. К тому же и сила московского войска впечатляла – 180 тысяч человек.

Осенью 1480 года, спустя сто лет после Куликовской битвы, произошло известное стояние на Угре. Но и тут Иван Васильевич продолжал колебаться и даже послал Ахмату челобитье и дары с просьбой "не разорять своего "улуса", как он называл перед ханом свои русские владения" (Костомаров). Переговоры были прерваны резким посланием Вассиана, побуждавшего Ивана к сражению. В ноябре великий князь начал отход с Угры, как утверждают историки, с намерением дать бой Ахмату в полях под Боровском. Однако московская рать, привыкшая к малодушию Ивана, решила, что тот струсил и вместо планомерного отступления началось общее бегство. Ахмат вполне мог, ударив с тыла, запросто смять москвитян. Однако татарина подвела его же азиатская хитрость: он решил, что Москва, постигшая ордынскую военную премудрость, совершает обычный для татар заманный маневр – и сам ударился в бегство. Наступил т.н. "конец ига".

В действительности произошло, как метко отмечают евразийцы, "перемещение ханской ставки из Сарая в Москву". Уйдя с Угры, Ахмат как бы сказал Ивану: "Теперь ты "царь"!" Орда превращалась в государство Московское. Естественно, отныне Москва нуждалась в новом статусе, который подчеркивал бы ее господствующее положение и при этом соответствовал бы культурно-религиозным особенностям "Московского ханства". Такой статус предусмотрительный Иван Васильевич в полном соответствии с логикой Проекта "подыскал" задолго до стояния на Угре. В ноябре 1472 года он обвенчался с греческой царевной Софьей Палеолог, племянницей последнего императора Византии, погибшего при взятии Константинополя турками. Гербом Московии стал византийский двуглавый орел. Москва становится наследницей рухнувшей Византии, обрекши себя на печальную историческую роль тени трупа; позже монах Филофей создаст для сына Ивана III, Василия законченную доктрину "Третьего Рима" (которая, по сути, есть азиатское глумление над собственно Римом – великим городом арийской античности). Такая модель идеально соответствовала новому положению Москвы с ее православием и унаследованным от Орды евразийством. Сама же Софья, похожая, по словам современников, на "гору сала", а также прибывший с нею табор жадных и лукавых южан, стали зримым символом тлетворного византийского наследия, столь милого сердцам наших монархистов.