Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила

Уловив что-то во взгляде Айвара, девушка добавила:

— Если тебе интересно, то могу сказать, что я до сих пор не замужем.

— Действительно не ожидал: в Эфиопии, тем более для такой семьи, как твоя, это странно. У тебя какие-то особые причины? Только не говори, что это я.

— Не дождешься! — насмешливо сказала Налия и протянула ему руку. — Ладно, про свою насыщенную жизнь я еще успею рассказать, а ты сам-то как? Я вижу, ты теперь здесь работаешь?

— Ну да, и уже на хорошем счету! Так что родительское дело не пропало даром. Надеюсь, мне удастся воплотить хоть что-нибудь из их стремлений.

— Даже не сомневаюсь, — загадочно ответила Налия.

У нее еще оставались дела в городе, и она на прощание сказала Айвару, что непременно за ним заедет к вечеру.

— Вот это сюрприз, — протянул парень, удивившись ее самоуверенности. — А если я на этот вечер уже занят, дорогой член городского комитета? Или вообще обручен, к примеру?

— Даже если бы это и было правдой, меня бы не остановило, — дерзко ответила Налия. — Я и так ждала слишком долго.

Остаток рабочего дня после этой встречи Айвар пребывал в некоторой растерянности, из-за чего чуть медленнее управлялся с фасовкой и раздачей лекарств, и в конце концов старший медбрат даже сделал ему замечание. Но его порядком выбило из колеи появление этой девушки, а главное — ее последние слова, которыми она то ли делала ему некие авансы, то ли обозначала собственные права. И никогда еще перед свиданием его не охватывала такая тревога за несоответствие ожиданий и действительности.

Впрочем, ситуация и впрямь была непростой: Налию никак нельзя было сравнить с его прежними девушками, которые порой не видали ничего за пределами Аддис-Абебы, дочерьми башмачников и продавцов пластиковой тары. Хотя Айвар и от них частенько получал суровые отцовские нагоняи.

Родители Налии, Мэхдин Соломон Асеф и Агарь Джебрель, были дипломатами, а в роду отца имелись и представители аристократии, упраздненной после конца эфиопской монархии. Постоянно Налия жила в Москве, куда ее привезли из Аддис-Абебы в полугодовалом возрасте. Однако во время каникул и отпусков эфиопская диаспора собиралась то в столице, то в Питере, чтобы вспомнить родину, обсудить последние новости и прогнозы на будущее своей страны. Их дети обожали это время, так как хоть и приживались в русской среде, но самых близких товарищей все же находили среди своего народа.

С Налией Айвар не только общался во время таких встреч, они также часто болтали по телефону и в письмах. Хотя она была на год старше его, он почему-то относился к ней с трогательным покровительством, может быть потому, что интересовался сферами, в которые она пока и не думала проникать. Девочку привлекал мир школьных забав, праздников, нарядов и улиц с огромными домами, бледных людей с загадочными непроницаемыми лицами и парков, в которых росли диковинные деревья и цветы. Но о том, насколько они отличались от природы на ее родине, она узнала гораздо позже. В то же время Налия была очень веселой и уютной девочкой, но вовсе не легкомысленной, ей нравилось обсуждать с Айваром книги, познавательные передачи, свои мечты о дальних странах. А он в свою очередь делился с ней надеждами стать медиком и помогать людям в Африке. В Москве они вместе любовались городом с высоких холмов, в Петербурге бегали в тени вековых деревьев Летнего сада.

В подростковом возрасте Налия вдруг увлеклась спортом, зачастую вовсе не «дамскими» видами, и на тусовках предпочитала не хвалиться нарядами, а участвовать в армрестлинге, причем иногда побеждала и парней. У сверстниц это вызывало недоумение, мальчишки перед ней робели, а вот Айвару ее сложный характер нравился. Они по-прежнему часто созванивались, посылали друг другу открытки, а при встрече гуляли, ходили в музыкальные клубы, вместе изучали родной язык.

Хоть он в прошлое пребывание в Питере и сказал Даниэлю, что «смутно» помнит ее, это было неправдой. Ему казалось в тот момент некорректным обсуждать отношения с другими девушками, даже такие невинные, но на самом деле Айвар по-прежнему ясно видел пышные разноцветные банты на ее черных кудрях, похожие на экзотических бабочек, нежную полоску живота между ярко-красным топиком и рваными джинсами, самодельные причудливые ожерелья из цветного бисера и морских ракушек, как у ее далеких предков в долине Омо. От них Налия унаследовала более темную кожу и более негроидные черты лица, чем у амхарца Айвара: в детстве они шутя говорили, что у нее цвет горького шоколада, а у него — молочного. Но в остальном она уже не походила на эти иссушенные зноем призрачные образы.

Сейчас, как отметил Айвар, она превратилась в крепкую и стройную девушку, по-прежнему любила все сверкающее и красочное, но долгая жизнь за рубежом привила ей и чувство элегантности.

Вечером Айвар еще пребывал в раздумьях, не лучше ли потихоньку уехать домой, пока не возникли новые неудобные вопросы. В немалой степени он боялся и того, что Налия просто его разыграла. Но вскоре автомобиль нарядного серебристого оттенка, который он успел запомнить, снова появился у госпиталя, и девушка помахала ему рукой.

Налия пригласила Айвара покататься по центру, где была сосредоточена культурная и деловая жизнь Аддис-Абебы. Они с удовольствием прошлись по каменным джунглям, переливающимся в эти часы огнями витрин и окон в высотных зданиях и мелодиями из множества голосов. Девушка предложила отметить приятную встречу в ресторане, но Айвар настоял на заведении поскромнее, отговорившись тем, что в пафосной обстановке он будет не к месту в своих выбеленных джинсах с умышленно торчащими нитками, голубых кроссовках и довершающих этот дерзкий образ белых носках.

— Если дело в этом, какие проблемы? — беззаботно спросила девушка. — Мы можем заехать в магазин и купить что-нибудь соответствующее.

— Вот этого точно не надо. Не пойми превратно: я не сторонник патриархата и не отказываюсь от женских подарков, но только от скромных, и не на первом свидании. Так что сегодня я приглашу тебя сам, а дальше посмотрим.

— Надеюсь, во всем остальном ты не столь щепетилен? — улыбнулась Налия. — Ладно, Айвар, не хмурься. Разве я не могу в такой день немного тебя подколоть?

По предложению Айвара, молодые люди устроились в небольшом кафе, где пекли очень вкусную пиццу с курицей, ананасами и острым соусом. По ценовому сегменту оно было демократичным, но от каменной печи шел уютный аромат теста и специй, за деревянными перилами напевали цикады, плетеные корзинки с цветами смотрелись на белых скатертях подобно натюрмортам импрессионистов.

— Мне пока придется взять только сок, — рассуждала Налия, когда делала заказ, — а молодому человеку, пожалуй, бокал сухого шардоне. Для первой встречи в самый раз.

Айвар немного удивился, но ее выбор ему понравился, как и поданные блюда. Девушка ела с не меньшим аппетитом, чем он сам, и парень, наблюдая за ней, даже невольно улыбнулся. Заодно он обратил внимание на выглядывающую из-под платка округлую ложбинку в зоне ее декольте и невольно напрягся. «Как же я все-таки примитивно устроен, — подумал Айвар, — Сейчас бы точно покраснел, если бы мог».

Налия рассказала Айвару, что ее родители несколько лет назад обосновались в Эфиопии, хотя по-прежнему работали в министерстве. Сама она выбрала социальную сферу и с большой командой образованной молодежи занималась проблемой медико-санитарной неграмотности в стране. Их целью было введение обязательной вакцинации, планирование семьи с целью уменьшения голода, охрана материнства и детства.

— Вот только до настоящих преобразований еще далеко, — вздохнула Налия, разгоняя дым сигареты. — Это только на бумаге и на конференциях красиво звучит, а если вдуматься... В Эфиопии половина населения не знает ничего о контрацепции, а другая знает только аборт, и то самопальный, и никому не объяснить, как это напрямую связано с тем, что им скоро станет реально нечего жрать. Они только ждут, что кто-нибудь добрый им эту жратву пришлет гуманитарной посылкой, и еще возмущаются, что ее так долго нет.