Сыщики преисподней (сборник) - Георгий Зотов

– Все в порядке, – произнес человек в черном. – Мы можем начинать.

Часть вторая

Две печати

Если на Земле хреновая жизнь, то почему в загробном мире она должна быть лучше?

Глава 1

Связной

(23 часа 52 минуты)

Пожилой офицер в зеленом мундире вертел между пальцами авторучку, постукивая ею по рабочему столу. Лак, покрывавший обшарпанную столешницу, начал трескаться.

Он еще раз привычным жестом поправил очки в тонкой оправе – на переносице осталась бледная вмятина. Подошло время, но курьер так и не появился. Он дважды звонил своему человечку в «транзит», но тот сам находился в растерянности. Прежде столь значительных перерывов в транспортировке эликсира еще не было. Грешным делом, он начал предполагать про себя, что заказчик передумал. Но если так, то что делать с исполнителем?

Все, что киллеру о нем известно, – это телефонный номер. Поменять? Нет, вряд ли это поможет. При желании исполнитель легко найдет на любом рынке ДВД с полной базой городских мобильных номеров и выяснит, кому принадлежит этот номер сотового. Если он уже этого не сделал. Впрочем, офицера не сильно волновала вероятность, что киллер узнает его имя. Если убийцу и поймают, то этот человек проглотит капсулу, оставив преследователям тлеющие частички пепла. Сеть, связывающая его, исполнителя, Гензеля и заказчика, не должна рассыпаться – это понимал каждый из них, посвященный в тайну.

…Хлопнула дверь – офицер вздрогнул, ручка, треснув, сломалась. В кабинет ворвался вихрастый белокурый красавчик с чашкой, до краев наполненной кукурузным кофе. Не сбавляя оборотов, он запнулся о пыльный ковер, часть черной жидкости выплеснулась на пол. Густой аромат заполнил комнату – даже с десяти метров любой определил бы, что это подкрашенный спирт. Офицер широко развел руки в стороны:

– Ба-а-а, Серега! Сто лет тебя не видел – как дела, пропащая душа?

Красавчик пошлепал прокуренными губами, метко сплюнув в угол сгусток жвачки.

– Шутишь, что ли? Как в этом проклятом месте могут идти дела? Вчера опять поместили в психушку двух парней из китайского отдела – нервный срыв. У кого получится контролировать черный рынок, если каждый день эти сволочи лезут в город десятками тысяч? Подобными темпами у нас половина всех жителей будут китайцы! Я тебе так скажу – Шефу надо что-то делать с их рождаемостью на Земле. Если в этом гребаном Китае произойдет гражданская война или случится какая-нибудь эпидемия, нам придется пахать в три смены. А мы еще от позапрошлогоднего цунами не отошли.

«Еще бы, – злорадно подумал офицер. – Волнуешься, сволочь? Это тебе не стишки пописывать, романтик хренов. Здесь люди ночами вкалывают, а не бумагу марают. Хорошо бы и тебя в психушку с нервным срывом отправить. Тебе не привыкать».

К счастью для пожилого офицера, поэт Сергей Есенин не умел читать чужих мыслей. Впрочем, поэтом его называли скорее по привычке – складывать стихи он давно разучился. Есенину удалось получить сравнительно легкое наказание: попавшие через двенадцать лет после его смерти в город сотрудники ГПУ подтвердили, что он был убит, а не повесился в припадке похмельной депрессии, вскрыв перед этим вены. Это был существенный плюс, ибо самоубийцам из века в век Учреждение придумывало изощренно жестокую кару – последние три года, например, они задом наперед пели «Лучшие хиты» Верки Пердючки. На протяжении получаса исполнив «Меавипс олесев ым, пог-пог-пог», люди были бы рады тому, чтоб их рвали на части раскаленным железом.

В городе Есенин чувствовал себя не так уж плохо. Узнают на улицах, девушки подходят за автографами, лысые мужики в ресторанах, заливая слезами и без того разбавленное пиво, надрывно поют «Будто кто-то мне в кабацкой драке саданул под сердце финский нож», от журналистов – отбоя нет. Главный Суд не стал включать графу «забвение» в его приговор, а то бы ремонтировал сейчас текущие унитазы на индийских окраинах, как неосмотрительно отравивший Моцарта завистливый композитор Сальери.

«Жаль, что заказчик тобой не интересуется, – кивая в нужные моменты головой, думал офицер, сочувственно улыбаясь Есенину. – Осточертел мне уже, скотина пьяная. И зачем таких держат? Целый день спирт хлещет и на служебных бумагах голубков рисует».

Вслух он ласково сказал, прикрепляя ржавым степлером один бланк к другому:

– Да ладно, братан, расслабься. Какие-нибудь пятьдесят тысяч лет, и ты сможешь подать прошение о смягчении наказания. Не исключено, что тебя переведут из чиновников нашей конторы в корреспонденты той же «Смерти». Поди плохо! Будешь сидеть, худо-бедно стишки ко дню рождения Шефа кропать. А что? Все ж не за китайцами бегать.

– Не знаю, – кисло ответил Есенин, машинально сделав приличный глоток спирта. – Я вот думаю – может, и не подавать ничего? Привык тут за восемьдесят два года. Сидишь, бумажки перекладываешь, тепло, светло и мухи не кусают. Боюсь, сменю шило на мыло – и буду потом, как суслик, по пресс-конференциям без передыху носиться.

Офицер был воспитан на стихах Есенина, считая его божеством. Он никогда не предполагал, что они могут встретиться лицом к лицу, а потому мещанское поведение именитого поэта его раздражало. Все-таки хлипкий народ эти творческие люди. Легко быть популярным, когда у тебя вокруг никаких конкурентов. А попробуй так, влезешь в автобус – Пушкин билетики продает, зайдешь в забегаловку – Цветаева подносы с пивом разносит, остановился сигарет купить – Лермонтов из киоска «Житан» протягивает. Таким представишься по имени, они, свиньи эдакие, еще и переспросят: «Кто-кто?».

Нет, город знаменитостей быстро опускает, он на себе это ощутил, хоть не поэт и не поп-звезда. Серега Есенин конкуренции не выдержал, стихи писать бросил – а вот «беленькую» пить не перестал. Смена в конторе только-только началась, а от него несет перегаром так, что, стоя рядом, закусывать можно. Судя по тому, в каких количествах он лакает, в его квартиру спирт подают по водопроводу.

– Ну, как знаешь, – с ухмылкой заметил офицер. – Дело хозяйское. Если тебе тут нравится, так я буду только рад: реально счастлив, что работаю с таким человеком, как ты.

– И я тоже, – обрадовался Есенин. – Ладно, побегу. Заглянул к тебе на минутку поздороваться. Кстати, твоя смена-то кончилась. Чего домой не идешь?

– Так сам видишь – дел выше крыши, – поморщился офицер. – Сегодня опять землетрясение в Иране, сейчас столько народу будет на контроле в намотанных бинтах – мама не скучай. В общем, я еще три-четыре часа задержусь, поработаю. Это наверняка лучше, чем потом, начиная с обеда, носиться по конторе со взмыленной задницей.