Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX - начала XX века - Густаво Беккер

Наконец он достиг того места, где появилась, а затем скрылась в непроходимых зарослях незнакомка. Исчезла без следа. Где она? Далеко, очень далеко. Манрике вглядывался в непроглядную тьму, силясь открыть в ночной мгле, под кронами спящих деревьев, светлую искорку, бледный лучик, сверкающий в ночи.

— Это она, она! Невесомая, словно парит на крыльях, неслышно скользит по тропинкам, как тень! — воскликнул он и ринулся на поиски незнакомки, раздвигая руками плотные, будто чудный ковер, заросли плюща, полог опутал, оплел могучие стволы, заполнил все свободное пространство.

С величайшим трудом продрался он сквозь вьющуюся стену и вышел на открытую полянку, сияющую в лунном блеске под ясными небесами…

Никого!

— Ах! Туда, туда! — воскликнул он. — Я слышу ее легкую походку, слышу, как шуршит сухая трава под ее ногами, слышу шорох складок ее платья, слышу, как краешек одежды задевает траву, и землю, и кусты!

Воскликнул и метнулся, будто безумец в бреду. Метался в поисках, но — увы! — напрасно, никого не отыскал, никого не встретил.

— Я слышу, слышу ее легкую походку, — шептал он беспрерывно, — я слышу: она что-то говорит, я слышу ее голос… Ветер, что шумит в ветвях; листва, что возносит тихие молитвы, они мешают мне расслышать ее голос, расслышать, что же она говорит, но, без сомнения, она не молчит, движется, уходит отсюда… и тихо-тихо говорит… что-то все время говорит… На каком языке?.. Он мне неведом, неизвестный иностранный…

И вновь бросился на поиски. Временами ему казалось, что он увидел ее, иногда — будто бы услышал ее. Вдруг качнутся ветки, словно кто-то коснулся их и скрылся меж ними. А то почудится чуть заметный ее след на песке. Или ночное трепетное дуновение ветерка донесет явственно осязаемый аромат, несомненно аромат женщины, которая словно бы дразнит его близким своим присутствием, дразнит, смеется над ним. Поманит и исчезнет в зарослях сорной травы. Напрасный труд!

Долгие часы провел он, пядь за пядью обследуя дикий сад, — то застынет недвижимо, весь обратившись в слух, то скользнет меж высоких трав, то вдруг метнется, бросится бежать сломя голову, в безумии и отчаянии.

Так пробирался он берегом реки сквозь ночные густые заросли одичавшего сада, пока наконец не достиг подножия скалы, на вершине которой располагался уединенный скит святого Сатурия.

— Быть может, поднявшись туда, с высоты смогу оглядеть окрестности, быть может, это поможет мне в моих поисках, поможет выбраться из заколдованного круга, из тяжкого, запутанного лабиринта! — воскликнул он, карабкаясь по скале, при каждом шаге опираясь на свою короткую шпагу.

Достиг вершины, оттуда открывался вид на город, что расположился у подножия горы, и на Дуэро, который струился змеей, петлял бурным потоком, стесняемый каменным ложем и неприступными берегами, бурлил, убегал и терялся в сумрачной дали. Манрике огляделся окрест. Огляделся и не смог сдержать святотатственного проклятия.

Внизу, оставляя за кормой мерцающий блеск лунного света, скользил по бурному потоку к противоположному берегу челн. В нем угадывалась бледная, белесая, грациозная фигурка, без сомнения женская. Конечно, это она, та, которую он повстречал в заброшенном саду у развалин замка тамплиеров. Женщина его мечты, воплощение его самых буйных фантазий, безумных чаяний. С проворством горной лани помчался он вниз, сорвал с головы шляпу с пером, бросил ее оземь. Длинный, пушистый плюмаж цеплялся о камни, силясь задержать хозяина. Скинул на бегу дорогой бархатный плащ. Молнией метнулся Манрике к мосту.

Единственное желание снедало его: скорее достичь стен города, прежде чем лодка коснется берега. Безумие! Когда, взмокший от быстрого бега, выбившийся из сил, оказался он подле входа, таинственные ночные путники, переправившись через Дуэро, уже достигли городских стен у башни Святого Сатурия, проникли в Сорию через потайную дверь у самой реки. Темные воды молчаливо отражали зубцы мрачных крепостных башен.

Манрике потерял всякую надежду нагнать ночных странников. Единственное, что его поддерживало в пути, — догадка, где могли путники отыскать в столь поздний час стол и кров. Не упуская сей мысли, направил наш герой стопы свои в квартал Сан-Хуан. Там принялся он бродить по улочкам, всецело полагаясь на удачу.

В те времена, как, впрочем, и сегодня, улочки Сории были узкими, темными и кривыми. Недвижимая, немая тишина царила в ночном квартале, изредка нарушалось царствие ее далеким собачьим лаем или скрипом дверей, а то вдруг послышится лошадиное ржание, звякнет цепь, которой приковали животное к яслям в подвале.

Манрике, обратившись в слух, крался по кривым улочкам ночного города, вслушивался в едва различимые шорохи. Временами казалось ему, будто доносится до него шум легких шагов, будто кто-то только что скрылся за ближайшим поворотом, свернул за угол. Чудились людские голоса за спиной, чудилось: вот-вот появятся из тьмы ночные странники, столкнутся с ним лицом к лицу. Так и бродил он неприкаянной тенью, так и метался неудержимой стрелой в глухих лабиринтах улочек.

Наконец очутился он подле каменного особняка, старинного мрачного дома, и едва смог сдержать радостный крик, глаза его заблистали. Сквозь одно из высоких готических окон особняка пробивался мягкий, трепещущий лучик света. Свет лился сквозь легкую розовую шелковую штору и прыгал ярким бликом по стене дома напротив.

— Сомнений нет, здесь живет моя таинственная незнакомка, — прошептал юноша чуть слышно, ни на мгновение не упуская из виду узкое остроконечное окно, — она здесь. Она вошла в город через потайную дверь в крепостной стене у башни Святого Сатурия… Через потайную дверь она прошла и сюда… В дом, в котором какие-то люди проводят полночи, не сомкнув глаз… Не сомкнув глаз? Кто, кроме нее, отправляется в ночное странствие, возвращается затемно, чтобы провести остаток ночи в бдении?.. Никто, кроме нее! В этом доме только она и живет!

Юноша был твердо убежден, что он прав в своей догадке. Сонмы безумных и фантастичных порождений воспаленного воображения нахлынули на него. Остаток ночи, до самого рассвета, провел он под готическими высокими окнами, неотрывно следя за едва различимым лучиком света.

Пришел новый день. Тяжелые двери в арке, служившей входом в особняк, отворились, массивные несмазанные петли проскрежетали — резко, долго и сухо. Над аркой уже можно было различить высеченный в камне герб хозяина дома. На пороге появился слуга со связкой ключей в руке, протер глаза, зевнул во весь рот, обнажив ровный ряд огромных зубов. Его оскалу мог бы позавидовать и крокодил.