Солдат трех армий - Бруно Винцер

Этот неприятный эпизод остался незамеченным в общем шуме. В другом углу у камина какой-то обер-фенрих стоял на столе и пел.

Лейтенант из гитлеровской молодежи вдруг исчез и больше не появлялся. Мы в конце концов нашли его в туалете. Он был загажен сверху донизу. Мы посадили его на стул и заперли дверь. Он заснул и больше не беспокоил нас.

В большом зале продолжали пировать. Никто больше не помнил, по какому поводу устроен пир. Стаканы бросали об стену, осколки летели на пол, содержимое пепельниц было рассыпано по коврам, а скатерти с пролитым красным вином походили на географическую карту. Когда рассвело, мы стали постепенно расходиться. В гардеробе была страшнейшая неразбериха. Кто-то надел чужую шинель, кто-то спутал фуражки. Какой-то фенрих вытащил испачканную руку из кармана, внутрь которого кто-то положил горчицу; другой налил в фуражку пиво и, ко всеобщему веселью, напялил ее на голову. Кто-то потребовал холодного пильзенского. И все закричали:

— За наш протекторат Богемия и Моравия! На здоровье, господа! На здоровьице!

В туалете шумел маленький лейтенант. Он барабанил в дверь и рычал:

— Тверды, как крупповская сталь! Неподатливы, как кусок кожи! Проворны, как борзые! Ординарец! Мою фуражку и мою саблю!

Секретный служебный документ командования

1 сентября началась война против Польши. Уже раньше легко можно было заметить, что идет подготовка к войне. Однако большинство из нас предполагало, что события примут уже знакомый нам оборот: сначала широкая кампания в прессе и по радио, потом резкие дипломатические ноты, затем наглые угрозы и под конец вермахт вторгается в Польшу.

Недели, предшествовавшие началу войны, я пробыл в Кольберге. Было ясно, что предстоят какие-то события, потому что были призваны резервисты, прошедшие службу. Все казармы были переполнены, даже на чердаках и в гимнастических залах были расставлены походные койки — по две и три, одна над другой. Резервисты два дня упражнялись в отдании чести, парадном шаге и «равнении в строю», два дня обучались ползанию на четвереньках и по-пластунски, а два последних дня недели мы с ними бешено маршировали в полевых условиях. В воскресенье они драили комнаты, уборные и коридоры, а вечером шли в солдатский клуб и становились снова старыми служаками.

Однажды утром ротный фельдфебель появился перед строем, сохраняя весьма серьезное выражение лица; он держал под мышкой красный скоросшиватель с широкой желтой полосой по диагонали. Секретный служебный документ командования!

То был так называемый календарный план мобилизационного развертывания, и нам зачитали фамилии тех солдат и унтер-офицеров, которые должны были образовать новое подразделение действующей армии; оно состояло примерно на одну треть из кадрового состава, па треть — из резервистов и на одну треть — из молодых солдат. Предусматривалось, что их перебросят к польской границе.

Остальные, к числу которых принадлежал и я, должны были остаться в гарнизоне и обучать вновь поступающих резервистов. Я был крайне разочарован.

Мой взвод принял лейтенант запаса, какой-то учитель или банковский служащий с претензией на армейскую выправку. Уже это одно меня раздражало. Но наибольшую досаду вызывало у меня то, что я снова должен был оставаться дома. Я не участвовал в занятии Рейнской зоны, не был также в Австрии и Чехословакии. А теперь, когда, как я думал, предпринят последний маневр и когда может произойти что-либо посерьезнее и, возможно, придется воевать, когда, следовательно, можно будет действительно проявить свои «солдатские» качества, – как раз теперь я снова должен остаться.

Я изложил по этому поводу свою жалобу командиру роты. Он меня высмеял. Во-первых, я солдат и мне надлежит исполнять приказы; во-вторых, нужны хорошие командиры взводов, чтобы укомплектовать полноценные подразделения запаса; в-третьих, я находящийся в резерве, кандидат на офицерское звание, а в Польше, вероятно, предстоят потери в офицерских кадрах; таким образом, у меня все еще впереди.

Мой начальник оказался прав. Я же был тогда твердо убежден, что вынужден отказаться от последней возможности участвовать в деле и получить орден, какой «легионеры» привезли домой из Испании, либо Железный крест, который носили еще наши отцы и который был Гитлером вновь учрежден в предвидении войны. Но прежде чем выпроводить меня, командир привел четвертый аргумент:

— Кроме того, у меня есть для вас особое задание, надеюсь, вы его хорошо выполните! Обратитесь сейчас же к майору Вальдштейну, все остальное вы узнаете от него!

Как уже упоминалось, майор Вальдштейн являлся начальником военно-призывного пункта. Это был спокойный пожилой офицер с широким шрамом на подбородке — памятная отметка, полученная им в первой мировой войне.

После недолгих разъяснений он вручил мне красную папку с желтой полосой по диагонали. Секретный служебный документ командования!

Это был план мобилизационного развертывания трех транспортных рот. Место формирования — ресторан «Шутценхауз» в Кольберге. Кроме красной папки, большого танцевального зала в «Шютценхаузе» и нескольких столов и стульев, я больше ничем не располагал, во всяком случае, ничем таким, из чего можно было бы создать транспортную роту.

Положение круто изменилось на следующее утро. Дело в том, что несколькими днями ранее были разосланы повестки о явке на призывной пункт. И вот со всех сторон прикатили мужчины, в большинстве ветераны первой мировой войны. Они прикатили в буквальном смысле слова: каждый второй прибыл на грузовике — своем или своей фирмы, но средства транспорта были тайно заранее освидетельствованы и зарегистрированы. Мне нужно было только в плане мобилизационного развертывания отметить галкой фамилию прибывшего резервиста, а экспертная комиссия определяла состояние машины, которую покупали или арендовали. Солдаты получили пистолеты или карабины, обмундирование и приступили к строевым занятиям. Три транспортные роты были подготовлены.

Так закончился первый день.

На второй день все машины в ускоренном порядке закрасили в обычные армейские маскировочные цвета и заправили горючим; люди получили сухой паек, боеприпасы и индивидуальные пакеты, о которых мы чуть не забыли. Но военно-призывной пункт предусмотрел все до последней детали. Были припасены и защитные накидки и лозантиновые таблетки на случай химической войны.

На третий день мы прорабатывали с тремя транспортными ротами движение колонны на марше, остановки по техническим причинам, рассредоточение и укрытие во время воздушного нападения.