Притворяясь нормальной. История девушки, живущей с шизофренией - Эсме Вэйцзюнь Ван

утверждать, что небо зеленое, но увидите ли его зеленым вы? Я ощущала необыкновенный душевный подъем от своей убежденности в том, что мне был дарован второй шанс в некоей загробной жизни: это побуждало меня быть добрее, великодушнее. Меня больше не раздражала медленная загрузка данных в компьютер. Я была вежлива с телемаркетологами. Да, действительно, я была мертва, но благодаря этой дополнительной вере в то, что я оказалась в загробной жизни, я была убеждена, что имеет смысл разыгрывать нормальность – или скорее ее усовершенствованную версию. Согласно логике моего бреда, эта загробная жизнь была дана мне потому, что я проявляла недостаточное сострадание в своей «реальной» жизни, и, хотя теперь я была мертва, моя смерть тоже являлась оптимистической возможностью.

Я запостила в Twitter: «Что вы сделали бы, если бы действительно умерли и жизнь, которой вы живете сейчас, была вашим вторым шансом?»

Это был хороший гипотетический вопрос, из тех, что так уместно вворачивают в свою речь люди вроде меня, «подсевшие» на саморазвитие. Только для меня он был не гипотетическим. С этим восприятием я провела один-единственный день, после чего оно сошло на нет.

Доктор М. сразу же сказала мне, что мы не будем корректировать лекарственное лечение. Увеличение дозы галоперидола, который прекратил мой предыдущий психотический эпизод, создавало риск острой ангедонии[44], равно как и поздней дискинезии, от которой лекарства не существовало. Больше не будет никакой карусели антипсихотиков по методу проб и ошибок. Доктор Л., мой терапевт, указывала, что бред лечится труднее, чем галлюцинации. Моя форма шизоаффективного расстройства была, по словам доктора М., фармакорезистентной. Обе они сошлись на том, что в моем случае полезнее всего будет изучать защитные механизмы и практиковать принятие.

В какой-то момент я перестала разговаривать и отодвинулась подальше от доктора М. в коричневом бархатном кресле.

Поскольку доктор Л. присутствовала на этой встрече посредством конференц-связи, доктор М. сообщила ей: «Она расстроена». В то время как я всхлипывала, отвернувшись к спинке кресла.

Если я ощущаю себя психически нестабильной 98 % времени, то кто я такая? Если я верю, что я умерла, разве это не отражается на природе моей личности?

Доктор М. упомянула групповую когнитивно-поведенческую терапию при психозе. Когнитивно-поведенческая терапия (cognitive behavioural therapy, CBT), также известная как «терапия с домашними заданиями», работает на основе систематизированного процесса корректировки когнитивных искажений и неадаптивных поступков. Исследования доказали, что CBT может быть столь же эффективной, как и антидепрессанты. По этой причине страховые компании обожают CBT: зачем тратить годы на кушетке психотерапевта, неся вздор о детстве и снах, или платить за дорогостоящие лекарства, когда буквально одна доза CBT способна проделать то же самое? CBT от психоза, насколько я сумела разобрать между рыданиями, была разработана для того, чтобы учить людей, подолгу живущих с симптомами психоза, с ним справляться.

Возможно, CBT от психоза действительно спасает человеческие жизни. Но во время той встречи со своим лечащим врачом я была убеждена, что мертва, и не понимала, как метод, построенный на корректировке представлений, мог помочь мне отделаться от этого убеждения.

Перспектива терапии любого рода тогда казалась мне чем-то вроде совета сесть и медитировать в горящем здании.

Во время предыдущих эпизодов доктор М. предлагала и госпитализацию, и электросудорожную терапию (electroconvulsive therapy, ECT). Теперь она их не упомянула, наверное, потому, что ни то ни другое не имело смысла. Госпитализация и ECT предлагаются как варианты пути к выздоровлению, а в моем случае о выздоровлении речи не шло.

Вместо этого вопрос встал о процентах.

Какой процент моей жизни пройдет в психозе.

На какой процент функциональности я могу рассчитывать. Какая часть моей жизни может пройти с 60 %-й функциональностью, а не с 5 %-й. По мнению доктора Л., «нереалистично» было верить, что я когда-нибудь снова буду функциональна на 95 или 100 %, а для «отличницы» такая новость – как ножом по сердцу.

На какой процент инсайта я могу рассчитывать.

Разумеется, никто не мог и не может ответить на эти вопросы.

Были и другие вопросы. Если я психотична 98 % времени, то кто я такая? Если я считаю, что не существую или мертва, разве это не отражается на том, кто я есть? Кто эта гипотетическая «личность», «человек, живущий с психозом», если психоз укореняется до такой степени, что не остается иного выхода, кроме принятия?

Когда «Я» поглощено болезнью, разве не жестоко настаивать на существовании того «Я», которое отлично от болезни? Не поэтому ли столь многие упорно верят в существование души?

Из моего дневника, список:

11:13 вечера.

Я – Эсме.

Я писатель.

Я замужем с 2009 года.

Мои родители живы.

У меня есть брат, он женат.

Мой рост 162,5 см.

Я родилась в Мичигане.

Мой день рождения – 8 июня.

Цветы, которые я люблю: ранункулюсы, пионы, душистый горошек, жасмин, анемоны.

Если бы у нас была дочка, К. хотел бы назвать ее Магнолией.

На нашей свадьбе были магнолии.

Я все же попросила о консультации насчет ECT, иначе известной как «последнее средство», поскольку теперь бред был настолько настойчивым, что я не могла его терпеть. Сначала я поверила, что мне подарили оптимистическую загробную жизнь, но вскоре эта яркая картинка была вытеснена мыслью о том, что я проклята навеки. В этом сценарии мне было суждено вечно скитаться по чужому миру в чужом теле. Мне было суждено жить в окружении созданий и так называемых людей, подражавших тому чудесному миру, который я когда-то знала; но эти существа были лишь игрой воображения и не могли вызвать у меня никаких эмоций. Бо́льшую часть времени я пребывала в кататоническом психозе – форме возбуждения, характеризующейся либо сверхактивным движением, либо отсутствием всякого движения. Я лежала в своей постели, ощущая психическую агонию, более мучительную, чем любая физическая боль.

Выбор слова «проклятые» не случаен, потому что в тот период болезни я решила слушать аудиокнигу Мэрилин Робинсон, ее роман «Дом». Решение купить этот роман далось мне нелегко. Несколькими месяцами ранее психотерапевт посоветовала мне избегать увлекательной беллетристики в период обострения бреда. Это было после того, как я прослушала аудиокнигу Энтон Дисклофани «Наездницы» и уверовала в ее реальность. Мне казалось, что я езжу верхом и учусь в школе-пансионе. Психоз уже заставил мою реальность превратиться в смесь всякой всячины. Элементы вымысла – нежелательный ингредиент для этой смеси, а ее содержание способно сделать меня еще более взволнованной и возбужденной, чем я уже есть.