Дело Зорге - Ханс-Отто Майснер

— Скажи-ка, Герберт, а ты говорил и с доктором Зорге относительно своих планов? — внезапно спросила Кийоми. — Я имею в виду, он знает, что ты хочешь бросить работу?

— Да,  но он единственный в посольстве, кому я сказал об этом. А почему ты спрашиваешь?

Она уже пожалела, что задала вопрос, так как все равно не могла ему раскрыть, что она имела в виду.

— Я не знаю, заслуживает ли он такого доверия с твоей стороны, — не очень удачно попыталась вывернуться Кийоми. — Мы, женщины, порой не можем обосновать свою настороженность, можем только чувствовать ее.

— Я знаю, пресловутая женская интуиция, — ответил Равенсбург. — Но она иногда может ввести в заблуждение, Кийоми. Зорге уже доказал мне свою порядочность и сделал это очень убедительно.

— Недавно?

— Да нет. С тех пор прошло какое-то время. Но этого с меня достаточно. Я как-нибудь расскажу тебе.

— И все-таки не сердись на меня — настаивала она, — но у меня есть вполне определенное предчувствие, что ты не должен ему доверять во всем.

— Я понимаю твои чувства, любимая. В тебе говорит совершенно естественное негативное отношение женщины, уважающей себя, к человеку, женщин презирающему. Признаться, Зорге — это акула, его интересует лишь женская плоть, а что касается сердца женщины, то он к нему не прислушивается. Такой женщине, как ты, он должен быть неприятен! Но как мужчина я подхожу к нему с другими мерками. Если он не может любить и не имеет счастья быть любимым, то мне его по-честному жаль. Ты же его презираешь за это. Однако он не обычный человек, он сильная личность, которая спокойно может позволить себе несколько экстравагантных выходок. Тот, кто настолько превышает средний уровень, неизбежно не укладывается в обычные рамки.

Кийоми знала гораздо больше и потому упрямо стояла на своем.

— «Не укладывается в рамки» — слишком мягкое выражение для определения этого дикого, своевольного человека. Зорге признает на земле только себя и больше никого. Он нигилист по отношению ко всем и ко всему, кроме самого себя. Поверь мне, Герберт, этот человек пойдет по трупам, если этот путь покажется ему короче. Он пройдет и по тебе, не моргнув глазом.

Равенсбургу было не по себе, что все время приходилось защищать своего друга только потому, что он был совсем не таким, как все остальные.

— Мир, быть может, и обойдется без доктора Зорге, как ты считаешь, а посольство — нет. Он наиболее информированный человек из всех наших. Для Тратта по крайней мере он незаменим.

Кийоми пришлось в душе признать, что все ее попытки предостеречь возлюбленного в отношении Зорге не дали результатов. Равенсбург был раз и навсегда убежден, что никакая женщина не может судить этого мужчину.

— Есть только одно, — внезапно заговорил он, — что могло бы сделать из меня смертельного врага Зорге: если он взглянет на тебя так же, как смотрит на других женщин.

Она непроизвольно остановилась.

— Если он так сделает, Герберт, я обещаю, это будет его концом!

…На Гинзе, ярко освещенной главной улице Токио, оживленное движение. Мокрый асфальт блестит под лучами множества разноцветных ламп, пылающих перед входами в театры и кино. На тротуарах толпы людей медленно движутся мимо витрин, освещенных до полуночи. Японцы любят «пощупать товары своими глазами».

Рихард Зорге отдался на волю этого потока гуляющих. Его походка, небрежная одежда и помятая шляпа очень хорошо вписывались в толпу. Точно так же были одеты многие другие мужчины в Токио. Сзади Зорге свободно можно было принять за японца.

Однако человек, который его настойчиво преследовал, знал, с кем имеет дело, и не выпускал Зорге из поля зрения. Сам полковник Одзаки приказал ему следить за каждым шагом Зорге, за каждым его жестом. Хоруму не должно сбить с толку, даже если Зорге будет бесцельно прогуливаться по городу. «Все, что делает этот человек, — сказал полковник Одзаки, — имеет совершенно определенную цель». Поэтому и Хорума был убежден, что у Зорге есть какая-то цель. Возможно, он шел на явку, хотел получить или передать информацию. Начальник обещал Хоруме, что повысит его в должности, если он успешно выполнит задание.

Вскоре Зорге перестал лениво прогуливаться, ускорил шаг, свернул в ближайший переулок и направился прямо к ресторану «Старый Гейдельберг».

У входа он вдруг обернулся и снял с подчеркнутой вежливостью свою старую шляпу перед служащим военной контрразведки.

— Я прошу извинить меня, высокочтимый господин, — обратился к нему Зорге, — если вас утомила моя продолжительная прогулка по городу… Разрешите пригласить вас войти в это заведение и быть моим гостем.

Хорума был так ошарашен, что не смог вымолвить ни слова. Лишь спустя некоторое время он, заикаясь, начал бормотать о том, что «господин ошибся», и сделал вид, что хочет пойти дальше. Он, конечно, рассчитывал, что спрячется за ближайший угол и не выпустит из виду вход в ресторан.

Зорге громко расхохотался.

— Разве ты не знаешь, мой ягненочек, что у этого заведения два выхода? Давай-ка, бедняга, заходи вместе со мной, иначе я сейчас же выйду черным ходом!

Зорге спустился в ресторан. Хоруме ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Иначе он его потеряет. Главное — чтобы полковник не узнал, как Зорге его осрамил.

Служащие «Старого Гейдельберга» громко и весело приветствовали своего постоянного посетителя. Коренастые официантки-японки даже засияли от удовольствия, когда увидели Зорге: он всегда давал щедрые чаевые.

— Ты, конечно, сразу строишь кислую рожу, когда появляется такой видный мужчина, как Зорге, — бросила презрительно одна из девушек официанту-европейцу. — Вы, мужчины, еще более завистливы, чем женщины.

— Если б все мужчины были похожи на Зорге, — ответил Бранкович, — тогда ни одна женщина в мире не была бы замужем.

Зажав под мышкой салфетку не первой свежести, он направился к именитому посетителю и придвинул ему стул.

Зорге небрежно кивнул, сел и удобно вытянул под столом длинные ноги с видом человека, пришедшего в свой дом.

— Мне виски, как обычно, — бросил он через плечо вежливо склонившемуся официанту. — А вон тому взмыленному гному — кружку самого дрянного пива за мой счет.

Присмиревший Хорума занял маленький столик. Как было приказано, он не спускал с Зорге глаз. А того окружила шумная группа завсегдатаев «Старого Гейдельберга».

Хоруме не нужно было напрягать слух. Никто и не пытался тихо разговаривать с Зорге. То, что услышал агент полковника Одзаки, было обычной ресторанной болтовней, сдобренной несколькими солеными анекдотами. Все, что рассказывал Зорге, вызывало хохот. Он прекрасно знал людей, посещающих «Старый Гейдельберг». Своим поведением Зорге как бы заразил всех гостей. За столиками воцарилось веселое оживление. Голоса мужчин стали звучать громче, звонче раздавался смех женщин.