Двуявь - Владимир Прягин

– Плохая реакция будет, парень. Помаринуемся в собственном соку и протухнем, как те консервы в банке. Вони будет на три парсека вокруг, уж поверь мне на слово.

Юра медленно поставил чашку на стол и уставился в противоположную стену. «Протухнем в банке», ну да. Консервированное солнце – метафора из дождливого сна, казавшаяся нелепо-бессмысленной, обрела неожиданное прочтение.

Ему очень ясно представилась запаянная круглая крышка, на которой нарисовали крест для наглядности.

Весёлые огоньки кафе-бара потускнели и выцвели, в спину дохнуло холодом, и Самохин машинально оглянулся на дверь, а когда снова повернулся к столу, собеседников уже не было. Да и остальные посетители куда-то исчезли; столешницы и барную стойку запорошило пылью. В стене зиял огромный проем, за ним виднелась безжизненная равнина, по которой бродили смерчи. В проёме возникли три безликих фигуры-марионетки, шагнули внутрь…

– Юра! – Тоня дёрнула его за рукав. – Снова спишь на ходу?

– Прошу прощения, задумался.

– И что надумал? – поинтересовался геолог.

– Пора гиперпривод изобретать, иначе точно протухнем.

Все посмеялись и снова принялись обсуждать скорректированную программу экскурсий, лишь Тоня иногда украдкой бросала обеспокоенный взгляд. Юра улыбался ей, прихлёбывал остывающий чай и чувствовал, как снова наваливается усталость. Хотелось закрыть глаза, но он боролся с этим желанием, помня, что сразу за гранью яви – ещё до входа в туманный город – поджидают «химеры».

Потом позвонила врач и попросила зайти в медблок. Студенты попрощались с геологами и побрели по гостиничным коридорам, то и дело кивая встречным: да, всё в порядке, спасибо за сочувствие; нет, не помер.

Врач заявила, что в эту ночь ему лучше оставаться в палате. Юра не возражал, лишь попросил снотворного – такую же таблетку, как днём, чтобы забыться без сновидений. Медичка нахмурилась, но таблетку дала. Тоня, пожелав спокойной ночи, ушла к себе, а он прилёг на кушетку и включил без звука телеэкран. Привычное мельтешение кадров успокаивало, позволяя удостовериться, что он всё ещё в правильном, неискажённом мире.

Жалюзи на окнах были закрыты, чтобы Марс своим пыльным глазом не подсматривал в чужие покои. Ночь опустилась на нагорье Фарсида, брезгливо растёкшись между вулканов.

Уже засыпая, Юра подумал, что эксперимент на горе нельзя рассматривать как безрезультатный. Вот только результат не очень обрадует товарища Фархутдинова и компанию – они-то ожидают чудес, а вместо этого получилось, что свистопляска с «химерами» выходит на новый уровень.

***

Пробуждение было блёклым. Физически он чувствовал себя отдохнувшим, и «химеры» ночью не потревожили, но возникло ощущение пустоты и нехватки чего-то важного. Это не была пресловутая тоска по берёзкам и голубому небу, ведь Землю он покинул совсем недавно и ещё не успел по-настоящему заскучать. Покопавшись в себе, Юра с удивлением обнаружил, что ему недостаёт свежих впечатлений из промокшего, озлобленно-нервного, но уже привычного зазеркалья. Как будто он, оставшись без порции сновидений, теперь испытывал некое подобие ломки.

Рассказывать «врачихе» об этих выводах он, конечно, не стал. Она осмотрела его, подключив диагностический модуль, и констатировала – здоров как конь и готов к великим свершениям. Студент изобразил незамутнённую радость, поблагодарил и пошёл на завтрак.

Его приветствовали шумными возгласами, словно он вернулся из Первой Звёздной. Юра, улыбаясь, махал рукой. Потом все снова облачились в скафандры, погрузились в аэрокар, и тот поплыл над мёртвой планетой. Олимп, южный полюс, башня – туристы в течение дня побывали всюду, и всё в этот раз проходило гладко, без каких-либо технических сбоев. Экскурсанты, как и положено, восторженно ухали, снимали на планшеты каждую мелочь, и Самохин не отставал от них, попутно развлекая шутками Тоню, но его хандра так и не развеялась.

Чем ближе подкрадывался пропитанный пылью вечер, тем больше портилось настроение. Юру терзало нездоровое любопытство – что случилось по ту сторону яви за время его отсутствия? Жив ли ещё тамошний проспиртованный сыщик или уже валяется где-нибудь под забором с пробитым черепом? Да, посмотреть хотелось, но тут же вспоминались «химеры», которые ждут добычу. И страх перед ними, стыдно признать, в конце концов перевесил.

После ужина Юра зашёл в медблок и попросил у «врачихи» ещё снотворного. Та долго допытывалась, в чём дело, а он уверял – ни в чём: таблетка – просто на всякий случай, если вдруг замучит бессонница. Мужественно вынес очередной сеанс диагностики, наврал, что таблетку сразу глотать не будет, а сначала попробует заснуть так, и смылся, зажав трофей в кулаке.

И была вторая подряд ночь без сновидений и без «химер», а потом – по уже накатанной колее – завтрак, полёт, неумолчный говор экскурсоводши. Пейзажи сменялись, будто в калейдоскопе, но он едва их воспринимал, вспоминая дождливый город.

Лишь последний пункт экскурсионной программы немного растормошил Юру – система каньонов вблизи экватора. Если смотреть с большой высоты, казалось, что пьяный пахарь прошёлся здесь чудовищным плугом: кривые рваные борозды тянулись на тысячи километров, и эта бессмысленная, первобытно-дикая грандиозность не давала отвести взгляд.

Аэрокар с туристами сел на краю обрыва. На дне каньона горбатились рыжеватые дюны, в небе ползли болезненно-длинные белёсые облака. И глядя на всё это, Юра понял, что не пошёл бы в Первую Звёздную, даже если бы его вдруг позвали. Потому что есть сильнейшее подозрение – там, в окрестностях чужих солнц, ждут ещё более пугающие картины, по сравнению с которыми Марс покажется родным и уютным. И, может, даже неплохо, что теория относительности пока перечёркивает галактические планы крест-накрест?

Тоня, словно прочитав его мысли, шагнула ближе, прильнула, и ему показалось, что он чувствует тепло её тела сквозь толстую ткань скафандра, а губы девчонки за прозрачным забралом шлема прошептали: «Завтра домой».

Потом была прощальная вечеринка на базе – с музыкой и весельем. Даже строгая кураторша улыбалась, разом помолодев лет на десять. Первокурсники выпили по бокалу вина (им не продали бы, но выручили студенты постарше, которые были в группе) и смеялись вместе со всеми, и танцевали. Юра ждал, что хандра вот-вот оставит его, отползёт наконец в своё зловонное логово, но та упрямилась, упиралась, покусывала исподтишка. Стоило ему отвлечься от разговора, как свет тускнел, музыка крошилась на колючие взвизги, а в дальних уголках кафе-бара мерещились пыльные тени-призраки. Тоня окликала его, прикасалась ласково, возвращая чувство реальности, и всё опять шло по кругу.

Иногда его взгляд натыкался на Николая – тот держался поодаль, заигрывал с фигуристой рыжеволосой девицей и, кажется, вообще ни разу не вспомнил о первокурсниках. Эта комедия злила и раздражала Юру; хотелось подойти к богатырю