Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё это Тэцудзи узнал уже позднее, после трёх дней, проведённых на борту «Гордости». Дни тянулись долго и муторно, заняться принцу было совершенно нечем, и потому, пока капитан Ясуда сидел в своей каюте, он слонялся по палубе и слушал, о чём болтают матросы за работой.
Доброта этих простых и грубоватых людей приятно поразила Тэцудзи. Старик Кудо, любивший часто прикладываться к своей тыквенной фляге, тот молодой парнишка, Нацуо, предложивший надрессировать Тэцудзи, и все остальные матросы знать не знали, кто на самом деле скрывался за обликом простой макаки. Всё скромное имущество этих людей ограничивалось парой соломенных сандалий, которые изнашивались чуть ли не до дыр, прежде чем им начинали искать замену, да длинным кимоно и хаори, подбитым ватой, рассчитанными на холодное время года. Но многие матросы умудрялись делиться и этой малостью. Они отдавали Тэцудзи часть своего матросского пайка: кто-то приносил принцу половинку рисового колобка, кто-то давал кусочек свежей рыбки, недавно выловленной из реки, а некоторые подкладывали ему в миску маринованную редьку.
«Вернусь домой и прикажу наградить этих людей, – думал принц, свернувшись на дне своего ящика. – Пускай каждый из них купит себе по лодке и будет сам себе хозяином!»
До того, как оказаться среди простых матросов, Тэцудзи не мог и вообразить, что станет так сильно тосковать о доме – месте, где он провёл всю свою жизнь. Ему постоянно снился дворец: большая библиотека, где принц усердно учился с самого детства, его комната, где всё было обставлено и украшено так, как хотелось только ему и никому больше, красивый сад и роскошный чайный павильон, где так любила проводить дни мать… Как она, должно быть, сейчас тосковала по своему непутёвому сыну, который так и не смог оправдать возлагаемых отцом надежд.
Интересно, дрогнуло ли чёрствое сердце старого императора, когда он узнал о пропаже сына? Тэцудзи с трудом в это верилось. Зная характер отца, он, скорее всего, сказал бы что-то вроде: «Так я и думал, что добром он не кончит…»
Принцу хотелось послать весточку хотя бы матери: сказать, что он жив и скоро непременно вернётся домой. Но как это сделать, Тэцудзи пока не имел ни малейшего представления. Он не знал, сможет ли писать обезьяньими лапками, если ему вдруг представится такая возможность. А надиктовать письмо кому-то другому Тэцудзи попросту не мог – ведь никто по-прежнему не понимал его в этом обличье.
Но сдаваться на полпути принц не собирался, и потому бо́льшую часть свободного времени, которого у него теперь было навалом, Тэцудзи посвящал размышлениям о том, что ему делать дальше.
Не раз возвращался он к мыслям о том, кем был подослан грабитель в соломенной шляпе и как эти люди могли разузнать о Фусецу – имени клинка не знал никто, кроме особенно приближённых к императору людей. Выходит, предателя следовало искать среди них? Но зачем вдруг кому-то идти против императора? Мятеж клана Мейга был давно и успешно подавлен. Но Тэцудзи мог чего-то и не знать: император пока не допускал принца до столь важных дел, напрямую касавшихся безопасности империи.
Оставалось надеяться на то, что отец сумеет связать пропажу сына с назревающим против империи заговором. Лишь бы только он не решил, что Тэцудзи попросту сбежал! Принц уповал на рассудительность отца. Да и чутью Та́йга-но Ёмэ́я можно было только позавидовать. Он хорошо разбирался в людях, не терпел кумовства: должность при дворе человек получал не только за знатное происхождение, но прежде всего за собственные заслуги.
Однако Тэцудзи всё равно не мог найти себе места от тревоги. Раз грабитель сумел пробраться во дворец никем не замеченный, означает ли это, что заговор против императора и его семьи зрел настолько давно, что даже часть стражи и слуг переметнулись на сторону врага, кем бы он ни был?
Невозможность разобраться в происходящем раздражала и даже злила Тэцудзи: он терпеть не мог сталкиваться с любого рода недомолвками или тайнами. Но пока что поделать с этим ничего не мог. Ему только и оставалось, что смириться со своей участью и выжидать момента, когда можно будет сойти на берег и разузнать новости из столицы.
«Гордость империи» тем временем медленно продвигалась вперёд, вверх по течению реки Ито. Первые несколько дней плавания погода стояла ясная и тёплая, и принц, ставший теперь невероятно ловким и лёгким, взбирался на самую верхушку мачты и сидел там, оглядывая окрестности.
Конечно, он не всю жизнь провёл в Дайсине. Вместе с отцом и его свитой принц Тэцудзи время от времени выезжал за пределы столицы. Да и с матерью они не раз ездили в Хокуген – только после смерти старшего сына императрица перестала покидать стены дворца.
Но вот путешествовать по реке Ито принцу ещё ни разу не доводилось.
Поросшие лесом горы сменялись зелёными пологими долинами, в которых стояли города. Каждый раз, завидев впереди такой небольшой портовый городок, принц надеялся, что «Гордость» возьмёт на него курс и свернёт к причалам, но пока его надежды не оправдывались. Лодчонка деловито плыла дальше, не удостоив вниманием ни один из портов. По всей видимости, капитан Ясуда заготовил достаточно провианта, чтобы не тратить зря времени на пополнение запасов в дороге.
Первая возможность высадиться на берег представилась лишь на третий день плавания «Гордости». Старик Кудо говорил, что лодка следует на восток, в провинцию Тосан. И вскоре принцу стало известно, что первой остановкой на пути «Гордости» должен был стать город с поэтичным названием Хико́си[12].
Город раскинулся на берегу озера Би́ва – там, где в него впадала Ито. Озеро это считалось самым большим во всей империи: чтобы переплыть его из конца в конец, даже при попутном ветре могло понадобиться два, а то и все три дня.
У принца сжималось сердце, когда он думал о том, что это огромное озеро окончательно отрежет его от западных земель империи. Но, с другой стороны, без помощи ведьмы, живущей в горах на востоке, принц не сможет вернуть себе человеческое обличье, поэтому
