Довод Королей - Вера Камша

Проклятый, до чего он дожил! Оказался пленником собственного кузена и возлагает единственную надежду на младшего братишку. Хотя Сандер вырос крепким орешком. Но, во имя святого Эрасти, чего же он тянет! Еще кварта или две, и Филипп не выдержит. Он не может больше изображать из себя безвольного придурка, которому для полного счастья довольно вина и хорошеньких служанок. Филипп взял кувшин и, бросив взгляд в сторону двери – не нужно давать повод для подозрений, – быстро выплеснул две трети лучшего авирского в камин и тщательно переворошил золу. Пусть думают, что он пьет, к пьяницам всерьез никто не относится...

Нэо Рамиэрль

До Седого поля они не добрались, несмотря на целительские познания Нэо и мужество Норгэреля, державшегося до последнего. Заклятия почти не помогали, травы тем более. В предгорьях Корбута Роман окончательно понял, что пока больной может держаться в седле, нужно добраться хотя бы до Гар-Рэннока. Никогда еще дорога в столицу Южного Корбута не казалась эльфу такой длинной. После Агуилы Роман посадил Норгэреля впереди себя, так как править лошадью тот уже не мог. Им повезло, недалеко от места, где некогда Рамиэрль-разведчик подобрал сломавшего ногу юного гоблина, они встретили отряд «Зубров», возвращавшийся после очередной охоты за ройгианцами. Молодой двудесятник узнал Романа Вечного, и дальше Норгэреля несли на наспех сделанных носилках, причем походный бег орков мало чем уступал лошадиной рыси.

Они оказались у Гар-Рэннока ранним вечером, когда солнце коснулось вершин заповедных лиственниц на горе Памяти. Воины, не спрашивая, повернули к Темному Замку, как гоблины гордо именовали жилище горных королей. Заранее предупрежденный высланным вперед вестником Кардинч-Стефан пад Уррик вышел навстречу гостям. Огромный и могучий, как корбутский зубр, покрытый шрамами от вражеских ятаганов и медвежьих клыков, горный владыка был надежным другом и истиным сыном Созидателей. Лично сопроводив друзей в лучшие покои и собственноручно переложив Норгэреля с носилок на застланное медвежьими шкурами ложе, Кардинч предложил Роману спросить совета у Теней Ушедших. В другой ситуации это бы позабавило, но сейчас эльфу было не до смеха. В храм он все-таки пошел, нельзя обижать хозяина и нарушать уверенность орков в том, что прежние боги Тарры доныне помогают советом не предавшему их память Ночному народу.

Роман предпочел бы посетить святыню в одиночку, но горный владыка был не из тех, кто бросает друга в беде и забывает долг гостеприимства. Кардинч вместе со старшим сыном и наследником, на запястье которого уже красовалась татуировка, напоминающая след от браслета, решительно присоединились к гостю.

Обычно Рамиэрль проникал в храм через потайную дверцу, известную лишь немногим, но на сей раз пришлось пройти через главный портал. Своим созданием главная и единственная святыня Гар-Рэннока была обязана фантазиям первого горного короля Стефана пад Уррика и его мачехи и воображению Клэра, пытавшегося заглушить свое горе сначала войной, потом творчеством и, наконец, дорогой. Сейчас Утренний Ветер наверняка уже в Оргонде, но где бы он ни был, часть души скульптора навеки осталась в горах. Клэр оплакивал Тину, но создал храм-памятник не только первым богам Тарры, но и всем, кто за нее погиб и еще погибнет.

Гоблины старательно выполняли все указания художника, а когда было нужно, помогали эльфы. Орочье трудолюбие и искусство Лебедей сотворили чудо. И что за беда, если Клэр наделил Инту чертами Герики, а сын Омма оказался похож на юного Рене? Какими те были, никто никогда не узнает, а Геро и Аррой, их отдаленные потомки, вернули Тарре надежду.

В храме Памяти всегда царили прозрачные сумерки. Мягким серебром мерцал пол, напоминая о седой траве, светилось под куполом закатное небо, в котором парила белая стая, а на алтаре из черного камня пылал негасимый огонь. Роман представлял, что должны испытывать здесь орки, если у него, знающего цену магии и повидавшего всякое, начинает бешено колотиться сердце.

Кардинч и Стефан подвели Рамиэрля к алтарю Памяти, и горный король заговорил на своем языке, при звуках которого у Романа до сих пор сжималось сердце. Супруга великого Уррика покоилась здесь же, в одном из приделов храма рядом с любимым, а Роману до сих пор снились черные косы и звонкий смех его отчаянной спутницы... Отогнав непрошеные воспоминания, эльф вслушался в речь владыки орков. Тот спрашивал Ушедших о причинах болезни их друга и о том, возможно ли исцеление. Когда смолкло последнее слово, гоблины в ожидании чуда устремили глаза к огню, цвет которого стал постепенно меняться из золотистого в синий, а затем медленный каменный голос произнес:

– Надежда – последнее, что нас покидает. Даже время можно смирить, даже сквозь воду можно пройти. Нет безвыходных положений, есть отчаявшиеся и смирившиеся. Нужно бороться до конца. Помощь придет тогда, когда ее меньше всего ожидаешь.

Голос замолк, пламя постепенно вернуло свой прежний цвет. Гоблины благоговейно коснулись ладонями сердец, Роман сделал то же самое, хотя готов был придушить засевшего под алтарем Жана-Флорентина с его очередными банальностями. Философский жаб был не виноват, более того, обман, затеянный в свое время сыном Ланки и Уррика и им самим, принес немало добра, но сейчас эльф не мог думать спокойно. Его едва хватило, чтобы, сохраняя приличествующее случаю выражение лица, выйти из храма. От вечернего пира он отказался, сказав, что хочет обдумать услышанное. Орки не настаивали. Чужое горе свято.

Роман вернулся к Норгэрелю, который, кажется, смог заснуть. Глядя на прозрачное, заострившееся лицо, уже отмеченное нездешним светом, Нэо Рамиэрль из дома Розы в очередной раз проклял собственное бессилие: скольких он проводил в небытие и скольких еще проводит, прежде чем уйдет за ними, предоставив другим свою ношу!

– Роман! Звездный Лебедь! Откуда ты мог взяться здесь?

– Рене?

– Да, – подтвердил эландец, перебираясь через подоконник, – не удивляйся. Это чистой воды совпадение. Мне пришла блажь навестить Жана-Флорентина и заодно проверить, что творится в здешних горах и как долго я могу обойтись без моря. Оказалось, долго. Уж не знаю, радоваться этому или нет. Мне так, конечно, легче, но моя растущая сила далеко не лучший признак... Что с ним?

– Не знаю. Никто не знает.

– Если бы я не знал, что это не так, я бы поклялся, что его пытали... Но такие раны раньше мог залечить даже я.

– Они не заживают.

– Великий Дракон, – Рене сжал зубы, – мы словно местами поменялись. Когда я пришел в себя на Лунном, то увидел над собой лицо Норгэреля. Он спас меня, хотя мог бы этого и не делать... – Рене осторожно коснулся разметавшихся золотых волос. – Норгэрель, ты меня слышишь? Ты тут?