Из воспоминаний сельского ветеринара - Джеймс Хэрриот

— В этом году внезапно погибало немало ягнят, — объявил я. — Видимо, от размягченной почки.

— Только подумать! — сказала тетя Люси, ободряюще мне улыбаясь.

— Да, — продолжал я увереннее. — Еще хорошо, что теперь у нас есть от нее вакцина.

— Вакцины — это просто чудо, — внесла свою лепту Хелен. — Вскоре вы будете предупреждать все болезни овец.

Разговор становился все оживленнее. Мистер Олдерсон покончил с языком и отодвинул тарелку.

— Никакого толку от вакцины нет. А внезапно они погибали от волосяного шара в желудке. И ни от какой ни от почки.

— А, от волосяного шара? Да-да, от волосяного шара.

Я прикусил язык и решил сосредоточиться на еде.

А она того стоила. Поглощая одну вкуснятину за другой, я преисполнялся изумления при мысли, что, вероятно, все было приготовлено Хелен. Когда же мои зубы погрузились в несравненную ватрушку, я в полной мере оценил всю меру подобного чуда: такая привлекательная девушка — и такая искусница!

Я посмотрел на нее. Она была высокой и совершенно не походила на своего щуплого отца. Вероятно, она пошла в мать. Миссис Олдерсон давно умерла… Может быть, и у нее была такая же милая дружеская улыбка, такие же ласковые синие глаза, такие же пышные темно-каштановые волосы.

Томми и Мери дружно фыркнули — им очень понравилось, как я уставился на их сестру.

— Ведите себя прилично! — одернула их тетя Люси. — И вообще уходите. Мы с Хелен будем убирать со стола.

Они начали уносить посуду в посудомойную за кухней, а мистер Олдерсон И я вернулись в кресла у очага. Старичок рассеянно пригласил меня:

— Так вы…. садитесь…. э… молодой человек.

Из посудомойной донесся стук тарелок и чашек. Мы были в кухне совсем одни. Рука мистера Олдерсона потянулась было к газете, но он отдернул ее, затравленно посмотрел в мою сторону и принялся барабанить пальцами по ручке кресла, легонько насвистывая.

Я отчаянно отыскивал хоть какую-нибудь тему для разговора, но в голову ничего не шло. Гулко тикали часы. Лоб у меня покрылся потом, но тут мистер Олдерсон откашлялся:

— В понедельник цена на свиней стояла высокая, — сообщил он.

— Неужели? Очень хорошо, ну просто замечательно.

Мистер Олдерсон кивнул, устремил взгляд куда-то за мое левое плечо и снова забарабанил. Опять над нами сомкнулась тягостная тишина, и тиканье казалось ударами тяжкого молота. Казалось, прошли годы. Мистер Олдерсон заерзал на сиденье и кашлянул. Я с надеждой поглядел на него.

— А вот на рогатый скот цена упала, — возвестил он.

— Какая жалость! Скверно, скверно, — залепетал я. — Но ведь так оно всегда бывает, а?

Отец Хелен пожал плечами, и мы вновь погрузились в молчание. Я утратил всякую надежду вынырнуть из него: у меня в голове была полная пустота, а, судя по растерянному виду собеседника, он сказал свое последнее слово. Откинувшись на спинку, я принялся изучать развешанные на крючьях под потолком окорока и копченые свиные бока, затем мой взгляд прошелся по ряду тарелок на большом дубовом буфете и добрался до красочного календаря (подарка фирмы, торгующей брикетами из жмыха), который свисал с гвоздя в стене напротив. Затем я рискнул и покосился на мистера Олдерсона, но он выбрал именно эту секунду, чтобы покоситься на меня. Мы оба поспешно отвели глаза в сторону, а у меня по коже забегали мурашки.

Переменив позу и вытянув шею, я сумел увидеть тот угол кухни, где стояло старомодное бюро с вращающейся крышкой, увенчанное фотографией мистера Олдерсона времен войны — он был в форме йоркширского ополченца и выглядел очень суровым. Я перевел взгляд на стену за бюро, но тут в кухню быстро вошла Хелен.

— Папа, — сказала она, — прибежал Стэн. Он говорит, у одной коровы судороги.

Ее отец вскочил на ноги с видимым облегчением.

По-моему, он только обрадовался, что с одной из его коров что-то приключилось, да и я, торопливо шагая следом за ним, чувствовал себя узником, выпущенным из темницы.

Стэн, скотник, стоял во дворе.

— Она на том краю луга, хозяин, — сказал он. — Я пошел пригнать их на дойку, а она, гляжу, ноги задрала.

Мистер Олдерсон вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул и открыл дверцу машины.

— У меня все нужное с собой, — сказал я. — Поехали.

Мы все трое влезли в машину, и я погнал ее туда, где у стенки виднелась распростертая на земле корова. На каждой кочке и выбоинке бутылки и инструменты позвякивали и полязгивали.

Обычная работа для ветеринара в начале лета: неотложный вызов к корове, у которой через неделю-другую после того, как ее выпустили на пастбище, вдруг начинались судороги. Научное название этого заболевания — пастбищная тетания, или гипомагнемия. Последнее означает, что причина заключается в понижении уровня магния в крови. Очень опасное состояние, часто завершающееся гибелью животного, но, к счастью, в большинстве случаев исцеляемое инъекцией магния.

Несмотря на серьезность положения, я про себя возликовал: во-первых, невыносимое сидение на кухне кончилось, а, во-вторых, мне предоставился случай показать, что и я на что-то гожусь. Между отцом Хелен и мной словно стена стояла, но, может быть, когда я сделаю его издыхающей корове магический укол и она тотчас поднимется на ноги и как ни в чем не бывало направится к своим товаркам, он взглянет на меня более благосклонно. А столь эффектные исцеления не такая уж редкость.

— Еще, кажись, жива, — сказал Стэн, перекрикивая натужный рев мотора, — вон ногами дергает.

Он не ошибся, но, когда я затормозил и выпрыгнул на траву, у меня мучительно сжалось сердце. Слишком уж сильно дергались эти ноги.

Такие конвульсии часто завершались летальным исходом. Распростертая на боку корова отчаянно болтала в воздухе всеми четырьмя ногами. Голова закинута, глаза выпучены, на губах пузырится пена. Пока я поспешно свинчивал крышку с бутылки раствора сульфата магния, корова замерла, по ее телу пробежала судорога, ноги словно окостенели, глаза зажмурились. Потом она расслабилась и несколько секунд лежала в пугающей неподвижности, после чего ее ноги вновь задергались.

У меня пересохло во рту. Скверный случай. Нагрузка на сердце во время судорог была чудовищной, и каждая могла оказаться последней.

Я скорчился у ее бока и нацелил было иглу на молочную вену. Обычно я вводил препарат прямо в кровь, чтобы добиться быстрейшего эффекта, но тут заколебался. Любое воздействие на сердечную деятельность могло убить эту корову. Нет, лучше не рисковать — изогнувшись, я ввел иглу под кожу на шее.

Жидкость поступала в подкожные ткани: под пепельно-желтой шерстью вздувался бугор, — и тут корову вновь сковала судорога. Несколько невыносимых секунд ее ноги словно мучительно тянулись к чему-то, глаза исчезли под плотно зажмуренными веками. Я беспомощно смотрел на нее, а мое сердце оглушительно стучало, но вот она расслабилась и шевельнула ногами. Но они уже не дергались, а только подрагивали — все слабее, слабее… Глаза медленно открылись и уставились в никуда.

Я нагнулся и тронул пальцем роговицу: никакой реакции.

Фермер и скотник молча смотрели на меня. Корова вздрогнула и замерла.

— Боюсь, все кончено, мистер Олдерсон, — пробормотал я.

Он кивнул, переводя взгляд с изящных неподвижных ног на красивый темно-пепельный бок, на большое тугое вымя, которое уже никогда не будет давать молока.

— Мне очень жаль, — сказал я. — Но, очевидно, сердце у нее не выдержало, прежде чем магний успел подействовать.

— Черт-те что! — буркнул Стэн. — Другой такой удойной коровы поискать.

Мистер Олдерсон неторопливо зашагал к машине.

— Что же, и не такое случается, — произнес он негромко.

Мы поехали по лугу к дому.

Посуда была домыта, и вся семья собралась в гостиной. Некоторое время я посидел с ними, испытывая только одно желание — поскорее очутиться где-нибудь еще.

Отец Хелен и раньше был немногословен, но теперь он уныло понурился в кресле и никакого участия в разговоре не принимал. Меня грызло подозрение, что в смерти коровы он винит меня. Да и что там говорить: ветеринар подходит к ней, быстренько делает ей укол, и она тут же издыхает. Конечно, я ни в чем не был виноват, но выглядело все это не слишком хорошо.

Внезапно я поднялся.

— Благодарю вас за чай и очень приятный вечер, — сказал я. — Но, к сожалению, мне пора. Сегодня мое ночное дежурство.

Хелен пошла проводить меня до дверей.

— Была рада повидать вас, Джим… — Она помолчала и тревожно посмотрела на меня. — Ну не расстраивайтесь так из-за этой коровы! Жалко ее, конечно, но вы тут ни при чем. Ей ведь уже нельзя было помочь, правда?

— Спасибо, Хелен, Вы правы, но ведь для вашего отца это тяжелый удар.

Она пожала плечами и улыбнулась своей доброй улыбкой. Хелен всегда была на редкость доброй.