Осенний мост - Такаси Мацуока

Старк шел на встречу с У Чун Хин, одним из самых богатых людей Сан-Франциско. Являясь китайцем, У Чун обладал привилегией жить в кварталах, раскинувшихся вокруг Портсмутской площади, вместе с двадцатью тысячами своих соплеменников-китайцев, и был достаточно осторожен и благоразумен, чтобы не щеголять своим богатством перед американцами. Старк слыхал, будто У Чун происходил из влиятельного китайского семейства, в молодости приехал в Соединенные Штаты, дабы продолжить образование, и застрял здесь после того, как его родные сгинули во время одного из мятежей, с незавидной регулярностью прокатывавшихся по стране. Но каким бы ни было его подлинное прошлое, в настоящем У Чун был владельцем множества ресторанов, борделей, игорных домов и опиумокурилен. Поскольку деловые интересы Старка лежали в совершенно другой сфере, и поскольку он не нуждался ни в товарах, ни в услугах, предоставляемых У Чуном, они никогда не заключали сделок и никогда не конфликтовали. Старк понятия не имел, отчего вдруг У Чун пригласил его на эту встречу.

— Прошу простить меня за то, что я попросил вас прийти сюда, — сказал У Чун.

Старка провели в гостиную, расположенную на втором этаже. Она была обставлена, словно небольшая библиотека в доме какого-нибудь университетского профессора, если судить по изобилию книг. Да и вообще, вся обстановка наводила на мысль, что комната принадлежит какому-то преуспевающему американцу, работнику умственного труда. Впечатление завершал наряд У Чуна, вполне способный посоперничать с нарядом гостя по вкусу и качеству. Вокруг не было ни единого намека на Азию, если не считать лица У Чуна. Волосы хозяина дома были аккуратно подстрижены. Никаких хвостиков — что вы, что вы!

— В настоящий момент обстановка такова, что с моей стороны было бы неблагоразумно выходить за пределы моего района.

— Из-за Чайнатаунского Бандита, — сказал Старк.

— Да, — сказал У Чун, всем своим видом выражая согласие с гостем, — хотя он и не из Чайнатауна.

— Газеты утверждают, что он отсюда, — сказал Старк.

— Газеты! — фыркнул У Чун. — У них всего лишь две цели. Продать как можно больше экземпляров и послужить интересам их корыстолюбивых хозяев. Из-за газет мы имеем китайский налог на кубический метр, китайский налог на горнорабочих, китайский полицейский налог. Разве это справедливо? Ведь нету же, к примеру, мексиканского налога на кубический метр, немецкого налога на горнорабочих, ирландского полицейского налога — разве не так? И вот теперь, из-за всей этой болтовни о «Чайнатаунском Бандите» общественное мнение вновь настроено против нас.

— Это весьма прискорбно, но вполне понятно, — заметил Старк. — Некоторым людям только и нужно, что повод, и Бандит им его дает. Я думал, вы быстро прикроете эту историю.

— Я бы и прикрыл, если бы он был китайцем, поскольку если бы он был китайцем, он никак не мог бы остаться неизвестным мне.

— Мне не хотелось бы показаться невежливым, мистер У Чун, но все описывают его как китайца. Не могут же абсолютно все ошибаться?

— Могут, если… — начал было У Чун, но затем, очевидно, ему пришла в голову мысль получше, и он начал заново. — Этот преступник пристает к богатым парам, отловив их поблизости от их собственных домов, угрожает им револьвером и ножом…

— Мясницким ножом, — сказал Старк, — того типа, который часто встречается в китайских ресторанчиках.

— Да. Подручные средства, привлеченные исключительно для создания обманчивого впечатления. Преступник выставляет напоказ револьвер и мясницкий нож, и забирает у женщины какую-нибудь драгоценность. Если мужчина пытается оказать сопротивление, он что-то выкрикивает — предположительно, по-китайски, — и либо сбивает его на землю ударом ноги, либо бьет ножом плашмя. — У Чун скривился. — Антикитайские настроения растут день ото дня. Я полагал, что погромы четырехлетней давности были пределом несчастий, но предел лежит куда дальше, чем я думал, настолько далеко, что я даже не в силах его разглядеть. Когда город и штат принял уголовное законодательство, уже стало достаточно плохо. Теперь же конгресс Соединенных Штатов собирается принять закон о высылке китайцев и запрете для китайцев въезжать в США. Если они его примут, что с нами будет? Нас вышлют? Посадят в тюрьму? Отнимут у нас наши жалкие пожитки? Положение и так ужасно, и ни один китаец не осмелился бы ухудшить его подобными преступлениями.

— Ни один китаец, пребывающий в здравом уме, — возразил Старк. — Возможно, этот человек не в здравом уме.

У Чун покачал головой.

— Он — не китаец.

Старк пожал плечами.

— Я готов поверить вам на слово, и я вместе с вами надеюсь, что он остановится прежде, чем ситуация окончательно выйдет из-под контроля. А теперь, если вы не возражаете, давайте перейдем к тому, ради чего вы меня вызвали.

У Чун несколько мгновений спокойно смотрел на Старка, потом сказал:

— Мы уже к этому перешли, мистер Старк.

Старк нахмурился.

— Боюсь, я не вполне вас понимаю.

— В силу разнообразия моего бизнеса, — сказал У Чун, — я поддерживаю рабочие взаимоотношения со многими офицерами полиции. Они с самого начала обратились ко мне за помощью, а в ходе расследования делились со мною информацией. В том числе — некоторыми любопытными фактами. Бандит знает имена своих жертв. Он знает, где они живут, и даже способен описать их комнаты, вплоть до хозяйской спальни, как это произошло в одном случае; это заставляет предположить, что он с какой-то целью наведывается домой к своим жертвам, прежде чем ограбить их на улице. Жертвы преисполнены ужаса и негодования. До сих пор полиция утаивала эти подробности от прессы. Но если они всплывут, вскорости на Чайнатаун хлынут разъяренные толпы, и мы получим повторение зверств семьдесят седьмого года.

— Я по-прежнему вас не понимаю, — сказал Старк. — Что я-то могу с этим поделать?

— Пожалуйста, мистер Старк, позвольте мне договорить. Это — трудная тема, она требует тщательно обдумывать каждое слово. Итак, что мы имеем? Человека, способного проникнуть в дом так, что его никто не замечает, и выйти, не оставив ни единого свидетельства своего пребывания там. Не забывайте также, что он совершает ограбления в лучшем районе города — стоит ли говорить, что там проживают исключительно белые? — однако его никто никогда не видел, хотя из-за своей расовой принадлежности он должен был бы бросаться там в глаза, словно чирей на лбу.

— Возможно, он маскируется.

— Если это так, то мы должны добавить эту способность к внушительному списку его талантов. И он начинает выглядеть еще более примечательно, если учесть, что он ничего не крадет из домов, в которые проникает, хотя с легкостью мог бы это сделать. Это заставляет предположить, что он руководствуется не мотивами корысти. Весьма любопытное свойство для взломщика и уличного грабителя, не так ли? Тот факт, что во время ограбления он отнимает у женщины всего одну драгоценность, похоже, подтверждает это предположение.