Всегда в цене - Борис Антонович Руденко

через два квартала, взмокший, с отчаянно колотящимся сердцем, почувствовал: погони нет, он действительно ушел. Очень удачно, что на его поднятую руку тут же остановился частник на обшарпанных «жигулях»…

* * *

Каламу здесь было скучно до отвращения. В маленьком городишке, который он возненавидел уже на третий день, нечего было делать, некуда пойти. Он уже изъездил его вдоль и поперек в поисках хоть каких-то следов Славича и сейчас просто не представлял, чем заниматься дальше. Может быть, ту открытку Славич отправил проездом? Может, сейчас он уже в тысячах километров отсюда? Калам делился этими соображениями с Зырей, но не находил поддержки. В отличие от Калама Зыре нынешняя работа нравилась, поскольку работать Зыря не любил. Поболтаться пару часов по городу, а потом нажраться в ресторане до синих соплей – как раз то, ради чего стоило жить. Поэтому в короткие минуты трезвости Зыря вдохновенно разъяснял Каламу, что розыск – дело кропотливое и неспешное, а лучший способ все испортить – дергаться и суетиться, как начинающая вокзальная шлюха под клиентом. Калам испытывал острое желание взять Зырю за пропитую глотку и медленно стискивать до тех пор, пока тот не забьется в судорогах. Когда-нибудь он это обязательно сделает, мысленно обещал Калам, доставит себе такое удовольствие. Только девки немного скрашивали существование Калама. Девок он любил, и хотя во всем мире проститутки отличаются друг от друга лишь цветом кожи и разрезом глаз, Калам искал в местных шлюхах провинциальную экзотику. Местные были глупее, жаднее и вороватее столичных, зато дешевле. Скука уходила лишь на время. Поэтому в один прекрасный день Калам все же ухватил Зырю за воротник и предложил посетить Щуку, дабы заручиться его компетентным мнением, что в городе Талызине ловить им больше некого.

Зыря, естественно, был против. Ему здесь нравилось и уезжать не хотелось. Чтобы прервать поток его малоубедительных доводов, Калам пообещал подробно описать хозяину поведение Зыри и его очевидные попытки провалить задание. Зыря испугался и спорить дальше не стал. Даже с тяжкого похмелья он помнил, что служит не в конторе: за волокиту и прочие упущения по службе тут выговоры не объявляют.

Поймав местного таксиста, они отправились в знакомый особняк на улице имени Августа Бебеля. Калам вспомнил про высшее образование Зыри и спросил у него: что это, собственно, за хрен такой – Август, блин, Бебель, что его так уважают в этом Талызине.

Покосившись мутным взглядом, Зыря ответил, что Бебель – это немецкий философ, а за что уважают, это Каламу лучше спросить у водилы – он местный.

Таксист ответил на вопрос Калама, что Бебель – философ хреновый, намного хуже Гегеля, зато с ним корешился сам Карл Маркс. Тут Зыря удивился, откуда простому водиле такое может быть известно? Водила скромно признался, что раньше он работал в местном педучилище преподавателем и ушел в таксисты, лишь когда совсем стало нечего есть. От щедрого сердца Калам накинул ему сверх оговоренной суммы еще десять тысяч.

В доме Щуки их ждали и встретили вежливо.

– Как дела, ребятки? – радушно поинтересовался Щука, он сидел на том же самом месте во главе обширного стола, что и в прошлый раз, будто не вставал.

– Новостей для нас нет случайно, Сергеич? – сдержанно сказал Калам. – А то сидим тут без толку. Может, и сваливать давно пора.

– Пока с новостями слабовато, – развел руками Щука. – Я озадачил своих парней: всех новых людей они на карандаш берут. И местная ментура, кстати, в том же направлении пашет. Но ничего подходящего еще не приплыло. Так, переселенцы-беженцы да алкаши столичные. Только один крутой попался из новых на одной ферме, да только этот явно не ваш. Я специально туда велел участковому съездить, ксиву посмотреть. Фамилия не та. Другая, понимаешь, фамилия. Да и по фактуре его мои бойцы не опознали. Вообще за фактуру я не отвечаю. Этот словесный портрет – извините, мужики, – по моему пониманию, полная хренота. Глупость то есть.

– А почему «крутой»? – из вежливости спросил Калам.

– Кто?

– Ну, этот. Про которого вам доложили.

– Ах да!.. Дергается, – задумчиво сказал Щука. – Мои парни приехали с фермера за охрану взять, так он их понес оттуда. Теперь хлопоты, надо того мужика полечить немного.

– Один?

– Что один? – не понял Щука.

– Понес-то ваших бойцов один?

– В общем, – пожевал губами Щука. – Но там сам фермер с ружьем выскочил, а у меня ребята не при волынах были.

Как Щука ни старался выглядеть культурным, добрым отцом своих уголовных детей, вроде классического дона Корлеоне, и при том обходиться без блатных словечек, прикипевших к его тюремной душе, это ему никак не удавалось. Он даже не всегда замечал сбои. А Калам замечал и про себя ухмылялся.

– Как фамилия? – хрипло поинтересовался Зыря.

– Этого? – Щука пошарил на полке рядом и достал бумажку. – Евлавичев. Не ваш.

Зыря машинально взял бумажку из рук хозяина и уставился на нее пустым взглядом.

– Значит, нам тут ловить нечего? Как вы считаете? – спросил Калам, выдерживая почтительные интонации.

– Это вам решать, – пожал плечами Щука. – Лично я ничего путевого не вижу.

– Гы! – внезапно произнес Зыря и вновь издал этот омерзительно наглый звук: – Гы-ы!

– Чего ты? – с раздражением спросил Калам.

– Смотри! – Зыря положил перед ним бумажку. – Евлавичев. Когда я в конторе работал, – тут он дернулся и опасливо покосился на Щуку, – рассказывали про одну подругу по фамилии Прохорова. Она по кассам работала. Устраивается кассиром, через три дня посылают ее деньги получать, она едет – и с концами. Так у нее было два паспорта, и в одном она свою фамилию слегка переправила: из Прохоровой в Трохдрован. Ты понял? Одну палочку дописала к первой букве, другую – к пятой и окончание. Вся ментовская команда искала Трохдрован года три, и все не в масть. А здесь – смотри: пишу «Славич», а теперь – тут и тут – получается Евлавичев. Может, так оно и есть?

– Откуда? – неуверенно возразил Калам. – Тем более портрет его не признали по описанию.

– А-а, портрет, – отмахнулся Зыря. – Три дня не брился – вот и все дела. Рожа совсем другая будет – ты что, после пьянки себя в зеркале не видел? Тем более парней местных никто не учил опознанию личности – тут же практика нужна.

– А вы сами, ребятки, туда слетайте, – предложил Щука, слушавший разговор со все большим интересом. – Вместе с моими. Я же говорю, мы скоро лечить этих кентов собираемся по-серьезному. Вы нам поможете, мы – вам. На основе взаимных интересов. Правильно я говорю?

– Когда? – коротко спросил Калам.

– Да