Кристалл памяти (сборник) - Юрий Брайдер

— А зачем медведю галстук? — удивленно спросила медведица.

— Не знаю. Так принято.

— То-то я и смотрю, что ты такой слабый и забитый. Где же тут будешь здоровым, когда столько забот? И одежда и газеты. Похоже, в вашем лесу живут одни рабы. Рабы галстуков и газет. А без них ты жить не можешь?

— Право, не знаю.

— Бедняжка, мне так тебя жалко. Но ничего, я сама займусь твоим воспитанием. Я сделаю из тебя свободного медведя. Я освобожу тебя от галстука. Кстати, где твой галстук?

— Выбросил по дороге.

— Видишь, на тебя благотворно действует воздух свободы. Скоро ты станешь настоящим медведем.

Я задрожал как осиновый лист. Медведица ободряюще ткнула носом в плечо, и я едва устоял на ногах.

— Ладно, сколько можно болтать? Ближе к делу, — вновь перешла медведица на лирический тон.

— А мы не опоздаем на конгресс?

— Ой, совсем забыла.

Медведица бросилась вперед. Я облегченно вздохнул и устремился следом.

АВТОРА!

На поляне стоял невообразимый шум. Из-за него я прослушал имена виновников спора.

— Я требую лишить их всех привилегий! — кричала обезьяна. — Они самые обыкновенные симулянты. Мозгов у них не меньше, чем у любого из нас!

— Вы закончили? — вежливо спросил обезьяну председатель воробей.

— Но я требую лишить их всех привилегий!

— Мы поставим ваше предложение на голосование, но прежде предлагаю выслушать официальный протокол нарушений. Прошу вас, суслик. Тот сразу забубнил:

— Два триллиона семьсот один миллиард девятьсот тридцать пять миллионов четыреста двадцать тысяч пятьсот один раз нарушен закон «О запрещении загрязнения окружающей среды», пять триллионов…

— А почему председательствует воробей? — спросил я медведицу. — Могли бы и медведя назначить.

— Тогда не каждый будет говорить, что думает. Ну станешь ты председателем. К силе прибавится власть. Любой твоей глупости обеспечены бурные овации. Скучно, не правда ли?

— Я бы не сказал.

— Да, непросто избавиться от рабской психологии, — покачала головой медведица.

— …Таким образом, — закруглялся суслик, — нарушены все законы, конвенции, соглашения и договоры. Думаю, не имеет смысла называть нарушителей: они всем хорошо известны. Спасибо за внимание.

Аплодисментов не было, но, как пишут в газетах, «выступление произвело огромное впечатление» Паузой воспользовалась обезьяна.

— Требую по всей строгости закона!

— А лишение привилегий? — спросил председатель воробей.

— И то и другое!

— Уважаемая обезьяна, мы не на собрании. Надо предлагать что-то одно.

На поляне воцарилась неловкая тишина, которую нарушил чей-то вопрос:

— А обвиняемым известно, что они нарушают законы?

— Незнание не освобождает от ответственности! — крикнула обезьяна.

Председатель воробей попросил тишины.

— По этому вопросу я предлагаю выслушать специалиста. Всесторонним изучением нарушителей занимался доктор дятел. Уважаемый доктор, вы можете дать короткую справку?

— Да, — прозвучал над моей головой хриплый голос.

Я посмотрел вверх. Дятел удобно устроился на длинной ветке и начал говорить так, словно читал официальный документ:

— Слабо развитая мускулатура, увеличенный череп и почти полное отсутствие волосяного покрова — явные признаки дистрофии. Неполноценность создает предпосылки для возникновения мании величия. Нарушителям давно известно, что Земля находится на окраине обычной галактики, но они продолжают себя считать пупом Вселенной и венцом природы. Способности мозга используются не более чем на 10–15 процентов. Поэтому нарушители не в состоянии освоить ни язык мыслей, ни язык запахов, ни язык взглядов, ни простейший собачий язык. Между собой они общаются на примитивнейшем языке слов, которому недоступны самые элементарные понятия. Он грубее собачьего и примитивнее свиного. Мы в силу своего интеллектуального развития просто не можем на нем общаться. Не может же интеллигент позволить себе нецензурную брань? Из вышеизложенного следует, что пока не приходится говорить о знании нарушителями законов. Вот, вкратце и все. Какие будут вопросы?

— Неужели они не знают и собачьего? Он же такой простой!

— Довольно часто они общаются между собой на так называемом вульгарном собачьем. Тогда стоит сплошной лай и что-либо понять практически невозможно. Да и сами языки, кроме названия, ничего общего не имеют.

— А нельзя ли их выдрессировать?

— Исключено: слишком высок коэффициент тупости.

— Кто же их родители?

— Автора! Автора!

Доктор дятел устало поднял крыло и терпеливо дождался тишины. — Родители не установлены. Мы имеем дело с подкидышами. Хотя сами нарушители считают, что произошли от обезьян.

— Правильно считают, — заметила ворона.

— А почему они тогда лысые? — удивился осел.

— Я же объяснял, что из-за дистрофии, — напомнил доктор дятел.

— Протестую! — визгливо закричала обезьяна.—

Им не удастся примазаться к нашему славному роду!

— Не волнуйтесь, это только гипотеза, — успокоил ее доктор дятел.

— Все равно протестую!

— А как теперь с наказанием по всей строгости? — спросил кто-то у обезьяны.

Все засмеялись, а тот же голос весело заметил:

— Все-таки что-то общее между ними есть. По-моему, они близки в умственном развитии.

Обезьяна от негодования беззвучно хлопала губами. Председатель воробей поспешно объявил перерыв.

костыли

— Жалкие зверюшки! — захлебывался корректор. — Ни ракет, ни самолетов, ни самых обыкновенных велосипедов, а все туда же: строят из себя гениев.

Я приглушил звук. Вдруг услышат. Тем более что корректор кричал все громче и громче:

— Ни электричества, ни даже парового отопления! Живут, в лучшем случае, в берлогах и хотят, чтобы я серьезно воспринимал этот бред!

Эмоции били у корректора через край. Невозможно слово вставить. А мне почему-то захотелось спросить, помнит ли он закон Ома? Или знает ли он принцип паровой машины? Нет, чтобы не завалить операцию, лучше помолчать. Да и времени уже нет. Перерыв закончился, и слова попросила сова.

— А мне их по-звериному жаль. Вы только посмотрите на них! В чем только душа держится? Все как один на ладан дышат. Грелками со всех сторон обложились: и шубы, и шапки, и шарфы, и даже кальсоны. Мы давно об этом забыли, а они даже в домах с паровым отоплением спят под верблюжьими одеялами. И все равно болеют. Слабенькие совсем.

Тут говорили, что они не должны пользоваться огнем. А как же они будут кушать сырое мясо? Посмотрите на их зубки! И посмотрите на свои клычища! Стыдно! Убогих обижаете! По себе судите! Набросились на маленьких и рады. Они же младше всех нас. И круглые сироты. Обезьяна и та отрекается.

И слово-то придумали: «нарушители». Какие они нарушители? Можно ли винить дитя? Движение трех частиц не могут описать. Элементарную частицу до сих пор не нашли. Дважды два на ЭВМ считают. Блаженные они, а не нарушители. Их не обижать — жалеть надо.

Сова замолчала, смахнула слезинку, хотела что-то еще сказать, но только как-то беспомощно махнула крылом и отвернулась.

На зверей было жалко смотреть. Они выглядели, как нашкодившие дети, которым стало стыдно. Молчала даже обезьяна. Неистовствовал только корректор:

— Скажи ей, что сама дура! Жалеет она! Сама юродивая! Скажи, что я пристрелю ее в первый же день охотничьего сезона. И пускай меня наказывают по всей строгости. Ха-ха-ха!

Корректор переключился на бурное веселье. Уже прорезалось характерное кудахтанье. На полчаса можно выключить радио, чтобы послушать зайца. Говорил он очень тихо:

— Слушал я сову, и сердце кровью обливалось. Бедные дистрофики. И хиленькие, и умишком слабоваты. Ну как о таких не позаботиться: «На, крошка, сосочку. Попей парного молочка. Скушай котлетку из зайчатинки. Укройся соболиными мехами». Ничего для крошки не жалко. Последнего зайца отдадим. Лишь бы бедное дитя было накормлено и одето. Кушай, малютка. Расти большой. Ура! Вырастили дебила! Теперь ему еще больше мяса надо. И не только мяса. Игрушки подавай: сумочки из крокодильей кожи, фигурки из слоновой кости… А вот и в войну дитятке поиграть захотелось. Ничего, пускай поиграет. Набьет себе синяков — думать начнет, поумнеет. Нет, что-то не умнеет. А зачем? И так на всем готовом. Очень выгодно быть дурачком. Всю жизнь можно требовать хлеба и зрелищ. Ради этого и Землю можно рвануть. Во зрелище будет!

Нет, воспитанием дистрофиков нужно заниматься серьезно. Уж слишком мы их разбаловали. Предлагаю отправить дистрофиков на перевоспитание к бабушке Луне. Она давно об этом просит. Надо уважить. Нрава она строгого, даже сурового. У нее особо не набалуешься. Лучше воспитателя для дистрофиков не найти.