Эльфийские хроники - Жан-Луи Фетжен

Кален мысленно представил себе описанную королевой ситуацию: паническое бегство волков, истыканных множеством стрел, изумление воинов королевства Логр, видящих, как из леса, который они считали необитаемым, появляется целое войско тех, чье существование их монахи попросту отрицают… Королева, поднявшись на ноги, слегка помахивала своим серебряным кинжалом… Это было красивое зрелище.

— Возможно, ничего другого и не произойдет, — прошептала королева, глядя на усыпанное звездами солнце. — Мне хотелось бы, чтобы на этом все и закончилось, однако лес говорит совсем другое. Вы чувствуете холод? Вы видите этот снег? У вас возникает чувство страха?

Калену показалось, что по щеке королевы поползла слеза, и он ласково взял ее за ладонь.

— Так что же, по-вашему, сейчас происходит? — спросил он тихим голосом. — Вы думаете, что монстры намереваются начать войну одновременно и против нас, и против людей?

— Не совсем так…

Арианвен приблизила свою голову к лицу «зеленого эльфа» так, что ее губы скользнули по его щеке и оказались возле его уха, и прошептала:

— Я думаю, что война уже началась.

Новый король Луг, рядом с которым находился Нуада Серебрянорукий, позвал к себе Огме и Дагду. Только они были посвящены в тайну, и в течение целого года готовились к войне против Бреса и фоморов.

Когда пришло время, они призвали к себе колдунов, и те, признавая Луга законным королем, согласились помочь ему в борьбе против Бреса. Если начнется война, они устроят так, что на врага упадут горы. Затем явились виночерпии, и заверили короля, что смогут скрыть озера и повернуть реки, чтобы фоморы не могли утолить жажду. Друиды пообещали устроить три огненных ливня, как только начнутся сражения.

Когда все это было обговорено и когда их оружие было выковано и заточено, боги обратились к Морриган, и она предсказала им, в какой день и в каком месте на них нападут фоморы.

— Я видела день, я видела место, — сказала она. — Но того, что я видела, быть не может.

Нечестивые фоморы решили устроить битву в неделю праздника Самэн. Было бы плохим предзнаменованием сражаться до того, как отданы почести мертвым, потому что можно было навлечь на себя их гнев.

Поэтому Дагда отправился в одиночку навстречу фоморам, чтобы их задержать. Увидев их вождей, он предложил им провести переговоры относительно условий предстоящей битвы. Говорят, что Дагде пришлось терпеть их насмешки и подвергаться всяческим унижениям — как во времена, когда на земле царствовал Брес. Однако смирение, с которым этот великий бог выносил данные оскорбления, уверило фоморов в ложной идее их превосходства над ним, и, когда Дагда их покинул, он уже добился того, о чем просила Морриган.

Вторая битва при Маг Туиред произошла после праздника Самэн.

10

Удар ножом

Гвидион совсем не спал ночью в течение тех трех часов, которые Морврин выделил своим спутникам перед рассветом для отдыха. Вырезая новую деревянную табличку вместо той, которую он дал Ллиане, он все время думал о том, как мало времени для сна ему осталось, и о настоятельной необходимости использовать его побыстрее до того, как снова придется тронуться в путь. Одной лишь этой мысли вполне хватило бы для того, чтобы дать ему заснуть, однако душу его терзало еще и осознание необходимости наконец-таки получить от Махеоласа какие-нибудь полезные сведения о монахах и об их единственном боге. Во время многочасового похода Гвидион пытался затеять с подростком дружеский разговор и даже намекнул ему, что его отпустят на свободу, как только он и сопровождающие его люди окажутся на опушке леса. Однако скорость их ходьбы была уж слишком высокой, и юному пленнику, едва успевавшему за эльфами, явно не хватало дыхания на то, чтобы на ходу еще и разговаривать.

Гвидион теперь тяготился тем фактом, что опустился до лжи. Усевшись возле ольхи и прислонившись к ее стволу спиной, друид наблюдал за тем, как рождается новый день: робкие солнечные лучи с трудом пробивались сквозь утренний туман. Один из лучей упал на него и согрел его старое лицо, покрытое инеем. Друид почувствовал, как иней постепенно тает на его коже, седых волосах, одежде. Он достал курительную трубку, взял посох и, кряхтя от боли, поднялся. Затем он стряхнул со своего красного муарового плаща снежную пыль. Махеолас, который лежал рядом с ним и спал, свернувшись калачиком в своем плаще, был весь усыпан этой пылью, однако это ему спать не мешало.

Друид окинул своих сородичей недовольным взглядом того, кто бодрствует, когда все остальные спят, и пошел, раздвигая ветки посохом, через заросли, чтобы ненадолго уединиться. Он начал было любоваться поблескивающими снежинками, которые при каждом прикосновении его посоха к веткам слетали с них, порхая, но тут вдруг какое-то резкое движение в кустах прямо перед ним заставило его позабыть о снежинках. Он успел лишь заметить, как мелькнул какой-то силуэт и как мелькнуло чье-то лицо, которое сразу же исчезло за усыпанными снегом ветками. Лицо это, тем не менее, показалось ему знакомым, и он замер от изумления:

— Ллав?

Гвидион произнес это имя тихо, себе под нос. Затем позвал погромче, но так, чтобы не разбудить других эльфов. Никакого ответа не последовало.

Друид в течение довольно долгого времени стоял абсолютно неподвижно, напрягая все органы чувств, пока наконец его тренированный слух не уловил какое-то движение в зарослях. Кто-то приближался к нему сзади, стараясь двигаться бесшумно, но делая это так неуклюже, что Гвидион невольно улыбнулся.

— Почему ты за нами следил? — спросил он, оборачиваясь. — Я тебя еще раньше…

Это был не Ллав. Рост у незнакомца, правда, был таким же. Похожим был и его плащ, капюшон которого, надвинутый низко на лицо, на пару мгновений ввел друида в заблуждение. Увидев, что незнакомец устремился к нему, Гвидион инстинктивно отпрянул назад и попытался защититься своим посохом, однако посох зацепился за что-то в кустах, и Гвидион, резко дернув рукой назад, добился лишь того, что посох выскользнул у него из рук. Старый друид не мог оторвать глаз от рта незнакомца — единственной части его лица, не закрытой капюшоном. Рот был искривлен гримасой жуткой ненависти. Лишь только когда незнакомец замахнулся, Гвидион заметил в руке у него нож. Падая, сраженный ударом, друид уцепился за плащ нападавшего и узнал в нем Махеоласа.