Девушка с ароматом ночи - Броди Эштон

Теперь я знала, что слишком слаба, чтобы уйти в Тоннели раньше срока, и у меня было два варианта. Постепенно отходить от всего, пока Тоннели не заберут меня, или использовать все то немногое, что я успела узнать, чтобы попытаться найти ответ.

Коул был прав в ту первую ночь, когда пришел ко мне в спальню, хотя я до сих пор сама этого не понимала. Я действительно продолжала надеяться. Где-то, в глубине своей внутренней пустоты, я верила, что могу избавиться от своих долгов. Что могу остаться здесь.

С тех пор как Джек самоустранился, я знала, что оставшаяся у меня вера принадлежит именно мне самой. Я не заимствовала ее у него.

На следующее утро я приехала в школу пораньше и отправилась в кабинет миссис Стоун. Она взглянула на меня со своего места за столом и отложила бумаги, которые читала.

— Здравствуйте, мисс Беккет. Что я могу для вас сделать?

— Вы когда-нибудь слышали о дочерях Персефоны?

Между бровями миссис Стоун появилась складка.

— Мне ничего не известно о том, что у нее были дочери.

— Я знаю, но вы не слышали о каких-нибудь группах с таким названием? — я беспомощно рассмеялась над тем, как нелепо это звучало. — Не настоящие дочери. А скорее… такое общество.

— Нет, — она вскинула голову. — Почему вы спрашиваете?

— Один человек упомянул об этом. Она сказала, что она дочь Персефоны, и мне стало интересно, что она имела в виду.

— Простите. Я не знаю, — она выжидающе смотрела на меня. — Что-то еще?

— Да. Миф об Орфее. У него есть какие-нибудь другие… версии? Какие-нибудь другие интерпретации?

— Что вы имеете в виду?

— Есть что-нибудь, что в нем могло бы быть по-другому?

Миссис Стоун сняла очки и протерла их носовым платком.

— Я не совсем понимаю, о чем вы. Но если вы хотите побольше узнать о нем, возьмите это.

Она выдвинула один из ящиков своего стола и достала небольшую книжку в мягкой обложке о знаменитых мифологических историях любви.

— Прекрасно. — Я взяла книжку и положила в сумку. Я читала об Орфее и Эвридике в Интернете и сомневалась, что в книге может быть какая-то новая информация. Если бы Джек был рядом и поговорил со мной. Может быть, он простил бы меня. Но может быть, когда один человек так много раз прощает другого, наступает момент, когда он больше не может прощать.

Миссис Стоун склонилась над своим столом и надела очки, висевшие у нее на шее, на кончик носа.

— Когда будешь читать, обрати внимание на то, какой ценностью наделяли греки любовь. Все решения, которые принимает Орфей, основаны на любви. Его неизменная любовь почти спасла Эвридику. Помни об этом, когда будешь писать свою курсовую.

Мою курсовую. Как будто я когда-нибудь смогу ее закончить.

— Спасибо, — сказала я.

Она помахала мне рукой, не поднимая глаз от своих бумаг.

Выйдя из кабинета, я устроилась в своем укромном уголке и открыла книжку. Большая часть была посвящена истории любви Орфея и Эвридики до того, как она спустилась в подземный мир. Они были мужем и женой, и на пике их любви она была отравлена и спустилась в загробный мир.

А потом, как и я, Эвридика выжила.

Что у нас с ней было общего? Коул говорил, что я отличаюсь от дочерей Персефоны, потому что у меня остались отношения, связывающие меня с Поверхностью.

Эвридику связывал с Поверхностью Орфей. У меня был Джек. Мередит, до того как исчезнуть, говорила, что у нее есть теория о якорях. Что, если под якорем она подразумевала связь с Поверхностью?

Когда я была в Нижнем мире, я каждый день думала о Джеке. Каждую минуту. Даже после того, как я забыла его имя, его образ оставался со мной. Может быть, Джек стал причиной того, что я выжила? Может быть, именно связь с Поверхностью сохраняет нас от гибели?

В теорию якорей не укладывалась лишь сама Мередит. Она была привязана к маме, но все же не выжила. Но чем больше я думала об этом, тем больше понимала, что у миссис Дженкинс не было подобной привязанности к Мередит. Она забыла о Мередит в ту же секунду, как та отправилась на Подпитку.

И тут меня осенило. Орфей не забыл Эвридику. Он любил ее так же сильно после того, как она ушла. Может быть, связь между Потерянным и его якорем действует, только если исходит от обеих сторон.

Рядом со мной заработал питьевой фонтанчик, и меня вдруг осенило.

Теперь я знала, что Джек никогда не забывал меня. Никогда не переставал любить меня. Он был тем якорем, что спас меня.

А теперь он ушел.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Сейчас

Дома. Осталась одна неделя.

Когда я вернулась домой, меня ждали папа и ужин. Китайская еда. До предварительных выборов оставалось всего несколько дней, и все папино время занимала избирательная кампания, но эти ужины, как сказала мне его секретарша, были частью его расписания.

Я пошла на запах и обнаружила папу на кухне в окружении коробочек из ресторана китайской еды.

— У Томми сегодня сбор скаутов, — сказал он.

Я заглянула в пару коробочек.

— Ты ведь знаешь, что нас тут только двое?

Он выложил на тарелку содержимое одной из коробочек и протянул мне.

— Мне это все никак не съесть, — сказала я.

— Никки, я заметил, что аппетит у тебя стал совсем не тот, что прежде. Надо поработать над этим.

— Конечно, папа. — Я отправила в рот полную ложку риса.

— Твоя мать ела, как лошадь.

Я чуть не подавилась рисом. Он впервые за долгое время заговорил о маме. И, судя по его лицу, случайно. С тех пор как я вернулась, мы ни разу не касались в разговорах моей матери. В последний раз мы говорили о ней в тот день, когда я ушла. Теперь я решила показать ему, что не надо больше избегать этой темы.

— Это правда, — согласилась я. — Помнишь, как она всегда ставила соусник рядом со своей тарелкой, даже на семейных праздниках?

Папа усмехнулся.

— О да. Она так делала, еще когда мы встречались. Даже на первом обеде с моими родителями.

— Бабушка, наверное, была в шоке.

— Да уж.

Папа выдохнул, и несколько минут мы ели молча, наслаждаясь атмосферой покоя, какой давно не возникало между нами.

— Как подготовка к выборам? — спросила я. Я не смотрела новости и не следила за цифрами. В первый раз, когда он выдвигался, я вывешивала на стене в своей комнате таблицы с результатами опросов. Тогда он был семейным человеком. Теперь он был тоскующим вдовцом, пытающимся наладить отношения с бунтаркой-дочерью. Он выдвигался как действующий мэр, но его соперник из правящей партии был сильным противником.

— Хорошо. Рейтинг снова поднимается. — Он имел в виду падение рейтинга после Рождественского бала.

Мы сидели вместе, вдвоем, и я вдруг поняла, что это, может быть, мой последний шанс поговорить с ним до выборов. И потом меня очень долго не будет с ним.

— Папа. Кажется, я это уже говорила, но на всякий случай: мне очень жаль, что я причинила тебе столько хлопот. Говорила?

Он улыбнулся.

— Да. Говорила.

— Ну хорошо.

— Это не вредно услышать еще раз.

После обеда, когда солнце уже низко висело над горами, я пошла достать рюкзак из машины и услышала крики детей на улице. Я подумала, что это, наверное, скауты играют в снежки, и вернулась к дому. А потом я услышала ужасный вопль. Томми.

Я бросила сумку и побежала на крик. Я плохо видела в сумерках, но похоже было, что несколько ребят забрасывали снежками одного ребенка. Я была уверена, что этот один — Томми, и пришла в ярость.

— Эй! — завопила я, но они были слишком далеко и не слышали. Томми бьют. Я думала лишь о том, как он сейчас напуган и что я не могу достаточно быстро до него добраться. Я молилась, чтобы что-нибудь остановило детей раньше, чем ему станет по-настоящему больно. Почему мои ноги не могут двигаться быстрее?

Вдруг, будто кто-то услышал мои молитвы, высокая фигура приблизилась к детям с другой стороны. Какой-то человек стоял перед Томми и смотрел на атакующих его детей.

— Хватит! — сказал он.

Я замерла на секунду, узнав голос. Это был Коул. Я еще быстрее побежала к ним. Когда я добралась, дети, бросавшие снежки, ходили вокруг как потерянные. Два мальчика врезались друг в друга. Они не издали ни звука, просто развернулись, и лица их побледнели.

Коул протянул Томми руку.

— Все нормально, малыш.

— Это было здорово! — сказал Томми, отряхивая снег со штанов и куртки. Щеки его пылали, смерзшийся снег прилип к волосам. Он смотрел на Коула. — Как вы это сделали?

— Томми! — Я бросилась к нему и обхватила руками, и тут только Коул заметил меня.

— Ты видела это, Никки? — сказал Томми. — Он просто посмотрел на них, и они испугались и перестали!

Коул избегал моего взгляда и переминался с ноги на ногу.

Я наклонилась ближе к Томми.

— Я видела. У папы там готов ужин для тебя. Иди домой, я сейчас приду.