Шерлок Холмс против Марса - Мэнли Уэллман

Я поправил на постели тело несчастного Мюррэя и сложил его руки на груди. Склонив голову, я прошептал слова молитвы. Затем я вновь подошел окну, выглянул и впервые подумал о возвращении домой.

Вниз по холму сбегала улица, вся покрытая маслянистой черной пылью — остатками распавшегося на составные части черного дыма; я поблагодарил Бога за то, что местоположение Хайгейта помогло мне избежать соприкосновения с этим веществом. Глядя из окна и стараясь понять, что происходит снаружи, я разглядел одинокого пса, который неторопливо бежал по черному тротуару. Маслянистая пыль не оказывала на него никакого воздействия; я заключил, что дым, распадаясь, становился безвредным. Я собрался было выйти на улицу, но тут заметил вдалеке боевую машину — она неслась между домами, испуская из сочленений клубы зеленоватого пара. При свете дня, рассудил я, улицы были слишком опасны.

Я снова обошел квартиры, заглядывая во все кладовые и кухонные шкафы. Мои усилия были вознаграждены сушеным мясом, коркой черствого хлеба и бутылкой теплого пива. Я поужинал рядом с неподвижным мертвым телом бедняги Мюррэя.

Долгие июньские сумерки сменились темнотой. Я взял свой медицинский саквояж и вышел из дома, направляясь на юг.

По прямой до Бейкер-стрит было не более пяти миль.

Однако, пробираясь темными улицами в сторону Примроз-хилла, я внезапно увидел впереди широкие движущиеся полотнища зеленого света. В этот момент я находился у путей Лондонской и Северо-западной железной дороги[23]; здесь, под насыпью, росли громадные пучки незнакомой мне ржаво-красной травы, которые могли послужить укрытием. Прячась за кустами, я различил в призрачном свете силуэты шести марсианских боевых машин — они стояли в ряд, словно в военном строю. Я понял, что оказался в непосредственной близости от центрального лагеря захватчиков, где собрались значительные силы врага. Дорога на юг была заказана, и я свернул на восток, стараясь держаться поближе к железнодорожной колее.

Крадучись, я обошел Примроз-хилл окольным путем. Впереди была благословенная темнота; я осмелился было выпрямиться во весь рост и зашагал вдоль насыпи, как вдруг совсем рядом раздался пронзительный вой сирены. С противоположной стороны полотна донеслось яростное лязганье металла. Обливаясь холодным потом, я упал ничком в небольшую ложбинку и неподвижно лежал в грязи, пока чудовище со страшным гулом бродило вокруг. Заметь меня хищник, я был бы обречен. Наконец марсианин, производя неимоверный шум и лязг, направился обратно к своему освещенному лагерю. Я вскочил на ноги и бросился на север, в темноту.

Не помню, где я бродил, испытывая невероятный ужас. Он гнал меня вперед; спотыкаясь, я пытался перевести дыхание, но не осмеливался остановиться. Я бежал по темным, узким проулкам, несколько раз пересекал открытые пространства между зданиями. Остановившись в полном изнеможении, я понял, что оказался в Кентиш-тауне. Дома вокруг были пусты; я не видел в окнах ни малейшего проблеска света, не слышал ни единого звука, помимо безумного стука собственной крови в ушах. Я присел на ступеньках ближайшего дома, но долго отдыхать не стал, опасаясь появления гигантского, лязгающего металлом преследователя. Я вновь тронулся в путь, пересек широкую улицу — Кэмден-роуд, решил я — и побрел дальше, теперь уже медленнее. Время от времени я останавливался и прислушивался. Меня никто не преследовал, но справа и чуть позади все еще полыхало зеленое сияние над Примроз-хиллом.

Когда над крышами Лондона начал заниматься ранний рассвет, я увидел, что очутился на незнакомых улицах. Видимо, решил я, это был Сток-Ньюингтон. Пошатываясь от усталости, я тащился вперед мимо захудалых лавок и убогих домишек. Фасад одного из домиков был разбит, дверь висела на одной петле. Я вошел и с радостью обнаружил кувшин с водой, однако еды в доме не было. Я выпил воду большими глотками, лег на потрепанный диван и заснул.

Спал я урывками, то и дело просыпаясь и выглядывая из разбитого окна. Боевых машин нигде не было видно, но раз или два я видел на мостовой и на стенах домов напротив какие-то быстро скользящие тени. Гораздо позднее я понял, что их отбрасывал летающий механизм, построенный захватчиками в целях передвижения в более плотной и непривычной для них атмосфере Земли. В кувшине оставалось несколько глотков воды; я допил воду перед тем, как субботней ночью снова отправился в путь, жалея, что воды было так мало.

Я шел на юг, время от времени останавливаясь, чтобы определить свое местонахождение. Судя по всему, я оказался где-то к востоку от Кингслэнд-роуд. Я с опаской пересекал улицы и содрогнулся, когда внезапно раздался человеческий голос.

Обернувшись, я увидел сгорбленную фигуру в отрепьях. Человек приблизился ко мне, и я смог разглядеть его в темноте: то был старик с грязным лицом, клочковатой седой бородой и горящими глазами.

— Думал, один я спасения сподобился, — просипел он. — Милосердие и благоволение Всевышнего, стало быть, пребывают и с тобою, брат мой.

— Милосердие Всевышнего? — удивленно повторил я вслед за ним: испытания последних дней никак не казались мне знаком небесного благоволения.

— Господни ангелы-разрушители покарали сей нечестивый град и огнем пылающим низвергли блудницу Вавилона, — продолжал старик. — Много лет читаю я Библию, внемлю пророчествам и проповедую недостойным. Судный день близится, брат мой, это точно. Мы с тобою, стало быть, во свидетельство спасены — воочию узрим, как судимы будут живые и мертвые по делам своим грешным.

Я спросил, видел ли он марсиан. Старик ответил, что в начале недели они рыскали по улицам, «души людские ловя на суд», но вот уже два дня он видел их лишь в отдалении. Он снова принялся уговаривать меня остаться с ним, но я решительно направился на юг. Я прошел несколько кварталов по восточной стороне Кингслэнд-роуд, повернул на запад и, обойдя обрушившийся дом, стал медленно и осторожно пробираться к Бейкер-стрит.

В полночь, приближаясь к Риджент-стрит, я увидел огни. Яркий свет был белым и никак не напоминал зеленое свечение марсианских механизмов. Ускоряя шаг, я заметил, что больше всего огней горело на Пикадилли. Не успел я подойти ближе, как в северной стороне что-то блеснуло, я уловил движение металлической башни — одной из боевых машин — и бросился к подвальной лестнице.

Там, страдая от холода и голода, я просидел до воскресного полудня. В покинутом людьми, порабощенном Лондоне стояла мертвая тишина. Я решился выбраться из своего убежища и, словно преследуемое животное — каким я и стал за эти дни — заторопился, поминутно озираясь, по Риджент-стрит и дальше на запад по Пикадилли.