Васек Трубачев и его товарищи (книга 2) - Валентина Осеева

Баба Ивга понимала, что именно мешает Ваську быть приветливым со Степаном Ильичом. Она смотрела то на одного, то на другого с глубокой грустью. Потом подошла к Ваську, нагнулась, поцеловала его в волосы:

— Ну что ж, так тому и быть! Тяжкое время!.. У каждого сейчас свой крест. Один потяжеле несет, другой полегче.

Васек не понял ее слов, но горячо откликнулся на ласку, прижался головой к ее плечу.

Одинцов и Мазин с завистью глядели на него:

— Как маленький…

Баба Ивга подошла и к ним. Одинцов смутился, когда она погладила его по голове, а у Мазина отросшие светлые волосы взъерошились; он напряженно вытянул шею и держал ее так, пока баба Ивга не сняла руки с его головы. Тогда, довольный неожиданной лаской, Мазин размешал пятерней свои волосы и сказал:

— Спасибо.

Ночью кто-то тронул Васька за плечо. Васек встревожился, заморгал глазами, проснулся.

"Не случилось ли чего с Севой?" — почему-то подумал он.

Но над ним склонилось темное лицо Степана Ильича.

— Встань, хлопчик…

В окошко глядела полная луна.

Одинцов и Саша крепко спали. Васек с испугом смотрел в лицо Степану Ильичу и, протянув за спиной руку, дергал за рубаху Одинцова. Но Одинцов, утомленный дорогой, не просыпался.

— Встань, хлопчик, — еще раз сказал Степан Ильич и потянул Васька за собой в сени.

Васек шел за ним, не доверяя ему и не смея ослушаться.

Сердце у него билось.

"Что ему надо?" — с тревогой думал он.

В сенях Степан Ильич наклонился к нему и зашептал:

— Беги, сынок, до конюха… огородами беги… осторожненько… Мне нельзя… люди донесут… Скажи конюху, чтобы зараз в лес подавался. Чуешь, сынок?

Васек кивнул головой, поднял на Степана Ильича глаза и вдруг жарко, порывисто обнял его за шею, прижался головой к его груди.

Степан Ильич обхватил его обеими руками любовно и крепко:

— Боишься?

— Нет, нет!

Васек выскользнул во двор, пролез под плетнем на огород и, прячась в кукурузе, пополз к хате конюха. Село, облитое лунным светом, казалось пустым; безглазые, слепые окошки с запертыми ставнями не мигали теплыми огоньками; издалека была видна площадь с черной виселицей…

Конюх, его жена Катерина и Грицько спали. Васек тихонько стукнул в оконце. Подождал, оглянулся. На второй стук чуть-чуть приоткрылась дверь, показалась взлохмаченная голова конюха. Васек проскользнул в камору. Шепотом передал поручение Степана Ильича. Конюх заторопился; старая бабка засуетилась; жена в темноте стала собирать вещи.

— Это он, это Петро проклятый! Не миновать ему, дьяволу! — натягивая сапоги, шептал конюх. — Спасибо Степану… Скольких людей спас!..

Васек бросился к Грицько, крепко обнял его за шею.

— Дядя Степан не предатель! Это он меня послал к вам, Грицько! Он не предатель! — горячо зашептал Васек товарищу.

Грицько смотрел на Васька сонными, ничего не понимающими глазами.

— Одевайся, сынку, одевайся! — торопила его мать.

Степан Ильич дожидался Васька в сенях. Видимо, он и не уходил оттуда. Он сам уложил мальчика, укрыл его рядном, снова повторив свои слова:

— Дорогой ты хлопчик… цены тебе нет…

Васек долго держал его руку, прижимая ее к горячей щеке.

На рассвете эсэсовцы стучали прикладами в пустую камору конюха, разбивали двери. Старая бабка пряталась у соседей; конюх с женой и сыном ушли в лес.

Глава 43

СТРАШНАЯ НОЧЬ

Утром ребята не отходили от Степана Ильича. За столом Одинцов старался сесть с ним рядом. Саша подолгу стоял возле дяди Степана, притулившись к нему боком.

Васек торжествовал:

— Я ему всегда верил! И Матвеич верил… Дядя Степан нарочно старостой стал, чтобы людей спасать… Только об этом никому нельзя говорить, ни одному человеку!

Одинцов и Саша поклялись молчать.

Мазин и Русаков были заняты другим. С утра Генка передал им, что дед Михайло строго-настрого запретил шататься около школы и ждать у колодца Севу. Это запрещение вызвало особый интерес мальчиков, и они только и делали, что шатались около школы, наблюдая за гитлеровцами. После обеда они принесли Ваську сведения, что из штаба выехал куда-то целый отряд эсэсовцев на мотоциклах. Ребята встревожились, зашептались.

Степан Ильич нахмурился, постучал по столу:

— Чтобы ни один из хаты не вышел! Мало ли куда эсэсовцы поехали! Вас не касается!

Ребята притихли. Степан Ильич большими шагами ходил по хате, хрустел сложенными пальцами, часто поглядывая в окно. Васек смотрел на его сосредоточенное лицо и старался угадать, чем он взволнован.

"Хорошо бы повидать Севу или Генку, — думал Васек. — Может, они выйдут к колодцу хоть на минутку…"

Он шепнул Мазину, чтобы тот тихонько вышел во двор, и сам стал пробираться к двери. Но Степан Ильич заметил и вернул обоих.

— Куда? На место! И вы тут оставайтесь, нечего по селу бегать зря! — сказал он Петьке и Мазину.

Солнце садилось. Откуда-то издали вдруг донеслись выстрелы, глухо застучал пулемет. Степан Ильич поднял брови, насторожился. Баба Ивга вопросительно посмотрела на него:

— На Жуковке, что ли? Или в другой стороне?

Степан Ильич вышел на крыльцо. Ребята тесной кучкой двинулись за ним. Выстрелы были частые, глухие, далекие.

— За лесом где-то, — определил Степан Ильич.

Из гороха вдруг вынырнула голова Генки; он перепрыгнул через плетень. За ним, задыхаясь от быстрой ходьбы, перелез Сева.

Лицо Степана Ильича побагровело от волнения.

— Пойдем в хату, — тихо сказал он, пропуская вперед Севу и Генку.

В хате Сева торопливо вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо лист бумаги и сунул его Степану Ильичу. Пальцы у Севы были в чернилах, руки дрожали.

— Вот… все… дед Михайло велел скорей нести!.. — сказал он, с трудом переводя дух.

Генка, возбужденно блестя глазами, начал сбивчиво рассказывать:

— Как фашисты со двора… так дед и взял. Севка переписывал, а я сторожил… А старик тот ушел…

Степан Ильич, не слушая Генку, развернул бумагу, пробежал ее глазами, спрятал за сапог, взял шапку:

— Я пошел… Мамо! Ребят никуда не пускайте. Чуть что — на пасеку их. Всех до одного. До Матвеича!

Он схватил за плечо Генку:

— Подложил дед документ обратно?

Генка испуганно замотал головой:

— Не… еще… Прихитряется сейчас…

Баба Ивга перекрестилась:

— Силы небесные! Господи, помоги!

У Степана Ильича дрогнули брови. Он махнул рукой и пошел к двери. У порога остановился, подозвал мать, кивнул на ребят:

— Пусть на пасеку идут.

— Иди, иди! Не бойся, сынок! Сам поспешай!

Степан Ильич зашагал по двору и скрылся в сумерках. В хате было тем — но. Генка в уголке шепотом рассказывал ребятам, как Сева спешил переписывать какой-то документ, пока он, Генка, сидел на пороге мазанки и сторожил его.

— А что ж это за документ, Севка? Ты понял что-нибудь? — жадно спрашивали ребята.

— Нет… ничего не понял… От страха, наверно, у меня руки тряслись… Я больше копировал слова… Это какой-то военный план, — улучив минуту, шепнул он на ухо Трубачеву.

— Я думаю, это что-нибудь очень нужное. Видал, как дядя Степан схватил эту бумагу и сразу ушел с ней куда-то? — говорил Петька, прикрывая ладонью рот и поглядывая на бабу Ивгу.

Мазин сузил глаза, улыбнулся:

— А я-то думаю, чего дед Михайло Севку прячет, к школе не велит подходить!.. Эй! — вдруг дернул он Васька и даже вскочил с места. — А старик-то этот, что замки чинил, знаешь кто?

— Ну?

— Да тот, с дудками, что в лесу со мной сидел!

Васек покачал головой:

— Странно все как-то…

Баба Ивга зажгла лампочку, поставила на стол.

— Собирайтесь, ребята! Матвеича повидаете, на пасеке и заночуете, а там видно будет. Курточки возьмите — свежо сейчас. Да живо, голубята мои!

Ребята обрадовались. Они давно не видели Матвеича и Николая Григорьевича. Ваську не терпелось рассказать на пасеке про девочек, про документ, который собственноручно переписал Сева и доставил Степану Ильичу, про ночное сражение на дороге — событий было много!

— Пошли! Пошли! — торопил он ребят.

— А дед как же? — встревожился вдруг Генка.

— Ну, чего дед! Он уж, наверно, подложил! — уверяли его ребята. — Пойдем!

Но Генка упрямо покачал головой:

— Я к деду пойду!

Баба Ивга вздохнула:

— Деду ты сейчас не помощник. Он один скорей управится. Иди с ребятами, сынок!

Генка нерешительно открыл дверь и остановился на пороге. По двору с непокрытой головой бежала Макитрючка. Не видя ничего перед собой, она оттолкнула от порога Генку, бросилась в хату, упала на скамью.

— Схватили… схватили… Забьют… Ой, лишенько! Забьют старика до смерти… — застонала она, хватаясь за голову.

Генка с криком бросился к двери и попятился назад…