Заговор генералов - Владимир Понизовский

Михаил Романов подписал манифест и протянул его Родзянке.

"С паршивой овцы..." - подумал Михаил Владимирович. Обнял великого князя, поцеловал и повторил фразу Керенского, но с иронией и сарказмом:

- Вы - благороднейший человек!..

3

Шел всего только третий день, как Феликс Дзержинский был на свободе, а он уже с головой окунулся в партийную работу.

Еще вчера ночью, как только объявили перерыв в заседании Исполкома Московского Совдепа, Ногин привел его в дом на Покровке, в помещение Московского союза потребительских обществ, где устроили свою штаб-квартиру большевики.

- Познакомьтесь, товарищи, - Виктор Павлович обратился к четверым горячо спорившим людям.

На его голос обернулась женщина. Невысокая, худая. В пенсне. Туго зачесаны назад, собраны в пучок волосы, лишь выбился на высокий лоб черный локон. Скорбные скобки у губ. Сутуловатость плеч. Безошибочные меты, какие оставляет тюрьма... Но Феликсу показалось в ее облике что-то знакомое. И она, характерным движением поправив пенсне на переносице, строго-внимательно посмотрела на пришедшего.

- Я вас уже видела... В Париже?

- Правильно! - вспомнил и он. - В одиннадцатом году. У Владимира Ильича на Мари-Роз.

- Товарищ Юзеф?

- Правильно. А вы товарищ Землячка?

- Старые знакомые, - констатировал Ногин. - Розалия Самойловна секретарь нашего Московского большевистского комитета партии. Это - Петр Гермогенович Смидович, - представил он одного из мужчин. Скворцов-Степанов...

- А вас я тоже знаю, давным-давно! - широко улыбнулся Феликс, протягивая руку самому старшему из находившихся в комнате, - грузному, с окладистой седой бородой. - Василий Васильевич Галерка - не ошибся?

- Давно так меня величали, давно... - пророкотал тот. - Теперь позволительно и истинным нареченным именем: Михаил Степанович Ольминский.

- Собирается старая гвардия, - заключил Ногин.

- Действительно, уже не молоды, - сказала Землячка. - Не будем терять времени: что в Исполкоме?..

Здесь, в городском комитете партии, наконец-то развернулась перед Дзержинским полная картина происходящего. Оказывается, еще за неделю до восстания в Питере, в канун Международного женского дня, Московский комитет РСДРП выпустил листовку: "Довольно молчать!.. Долой войну! Долой царское правительство! Да здравствует демократическая республика!.." - и призвал к проведению митингов и демонстраций. Отзвук тех демонстраций проник даже в стены "Бутырок". Когда Петроград поднялся, московские власти постарались скрыть сообщения из столицы от москвичей - всем газетам было строжайше запрещено писать о выступлениях народа. Однако и Смидович, и Ольминский, и Скворцов-Степанов получали сведения по телефону. От питерских большевиков приехала Конкордия Самойлова, а следом Бюро Центрального Комитета прислало специального курьера с полной информацией о всеобщей забастовке и подробными инструкциями. В тот же день все средства, какие только были у большевистского московского подполья, - шапирографы, ротаторы, машинки "ундервуды" - были пущены в дело: как можно шире распространить известия! На первом же заседании восстановленного Московского комитета партии решили: призвать пролетариат второй столицы также к всеобщей забастовке, вывести рабочих на улицу, на демонстрации, по примеру Питера и используя опыт пятого года - создать Совет депутатов.

Уже вечером 27 февраля был создан Временный революционный комитет рабочих и других демократических организаций. Из пяти членов президиума этого комитета - двое большевиков: Смидович и Ногин. На следующий день солдаты под руководством большевиков захватили типографию Сытина и начали выпускать "Бюллетень революции". Всеобщая забастовка охватила и Москву. Совдеп создан. Но к сожалению, как и в Питере, большинство мест в нем принадлежит меньшевикам, эсерам. Хорошо хоть, что в редакцию "Известий" вошел Скворцов-Степанов. Он и настоял, чтобы в газете был перепечатан питерский "Приказ No 1". Новый командующий округом, подполковник Грузинов, потребовал, чтобы этот приказ был объявлен недействительным для Московского гарнизона, рвет и мечет, добивается помещения в газете опровержения.

- Ни в коем случае опровержения не давать. Больше того: как можно скорей составить свой, московский приказ в духе питерского, - в тоне Землячки была мужская жесткость. - Немедленно приступать к налаживанию выхода нашей, большевистской газеты. Вам, старейшему литератору, Михаил Степанович, и карты в руки.

- Согласен. Думаю, назвать ее надо так же, как называется нынешняя ленинская, - "Социал-демократом", - предложил Ольминский.

- Очень хорошо. Второе: продолжать вооружать рабочих. Тех винтовок и револьверов, какие отобрали у полиции, мало. Взять в воинских частях. Организовать охрану заводов. Пресекать грабежи. Навести в Москве революционный порядок.

Феликс слушал, вбирал в себя и думал: что же поручат ему?

- Прежние методы и навыки работы непригодны для новых условий, продолжала Землячка. - Мы привыкли к подполью, а теперь, наоборот, нужно на самую вершину - чтобы нас видели и слышали! Вовсе районы, на все заводы, в каждую казарму! Призвать рабочих и солдат вступать в нашу большевистскую партию! При Московском комитете создать Военное бюро.

Вот что жаждет его душа!.. Военное бюро. Борьба за привлечение на сторону революции армии.

Утром в комитет партии стали стекаться новые сведения о развитии событий в Москве. Одно из сообщений: подожжено здание охранного отделения в Большом Гнездниковском. Видели, что поджигали сами жандармы.

"Заметают следы, - подумал Дзержинский. - Как позавчера в "Бутырках"..."

- В Спасские казармы, - распределяла поручения секретарь комитета. - В Рогожский район. В бригаду ополчения. На завод Гужона. Вы - в Астраханские казармы... Нам нужно создать Совет солдатских депутатов.

Вечером этого же дня, бесконечного дня третьего марта, Феликс Дзержинский, вернувшись из Астраханских казарм, пришел в думу, на заседание Совдепа и выступил с речью. Закончил он ее словами:

- То, что теперь делается в России, является только началом великого здания борьбы... Да здравствует русская революция! Да здравствует возрожденный Интернационал! Да здравствует социалистический строй!..

Как сброшенные кандалы, все старое ушло в прошлое. Он уже полностью чувствовал себя в строю.

4

В то самое время, когда, соблюдая столь непривычную для коренных думцев конспирацию, министры Временного правительства собирались на Миллионной, в особняке князя Путятина, в самом Таврическом дворце, все в той же комнате бюджетной комиссии, шло очередное заседание Исполкома Петроградского Совдепа.

Депутаты-большевики внесли предложение:

- Пора решать вопрос об аресте Николая и прочих членов династии Романовых.

Двери комнаты были распахнуты, и, как обычно, набилось много рабочих и солдат. Вдоль стен и на скамьях одобрительно загудели.

- Какая предлагается конкретная формулировка? - поднял над головой карандаш Чхеидзе.

- Послать отряд революционных солдат, арестовать - вот и вся формулировка! - сказал один из депутатов.

Его поддержали смехом и хлопками.

- Нет, так мы не можем! - оглядел собравшихся по-верх очков председатель Исполкома. - Теперь существует министерство юстиции во главе с товарищем Керенским. Вы все читали, надеюсь, сообщение Временного комитета о том, что впредь аресты будут производиться не иначе как по особому в каждом случае распоряжению. Коль есть правительство, только оно и вправе...

Смех и аплодисменты сменились ропотом. Чхеидзе очень чутко улавливал настроение собравшихся.

- Но мы, конечно, можем запросить Временное правительство, как оно отнесется...

- Тогда предлагаю такую конкретную формулировку, - встал Василий. Он выделил голосом это спиралевидное слово. - "Исполнительный комитет постановляет династию Романовых арестовать". Точка. Нет возражений? Дальше: "Предложить Временному правительству произвести арест совместно с Совдепом". Точка. А если они в Мариинском начнут вилять - вот тогда и запросить, как это самое правительство отнесется к тому, что Совдеп сам произведет аресты.

- Правильно! Так и записывай! Тут тебе и формулировка, и запрос - чин по чину!..

Возразить было нечего. Дальше пошло без закавык. Великого князя Михаила решили арестовать тут же, в Питере. Предстояло лишь узнать, где он находится. Что касается великого князя Николая Николаевича, главнокомандующего Кавказской армией, то вызвать его под каким-нибудь предлогом в столицу, уже в пути установить за ним строгое наблюдение и задержать тотчас по приезде. Александру Федоровну держать под арестом в Царском Селе.

- Подготовку и сами аресты прошу поручить штабу восстания, - снова поднялся Василий.

Так и решили. Чхеидзе и товарищу председателя Исполкома Скобелеву предложили довести об этом решении Совдепа до сведения Временного правительства.