Прекрасная посланница - Нина Соротокина

Родион дал себе слово, что будет служить Бирону до тех пор, пока на руках у него будут бумаги об освобождении родителей. Это произойдет, когда умрет Анна Иоанновна и всесильный Бирон на краткий срок станет регентом при малолетнем Иване Антоновиче. Первым же своим указом он выказал великодушие: приостановил уже подписанные казни и освободил преступников – кроме самых лютых, как-то убийц, воров и казнокрадов. Так как родители Люберова ни к одной из последних трех категорий не имели отношения, их фамилии в длинном списке были в числе первых.

Как только оный список украсила государственная печать и подпись регента, Родион попросил отставки. Бирону было совсем не до него. Не хочешь служить и быть в фаворе – значит дурак. Не пытаясь больше разбираться в тонкостях характера Родиона, Бирон подмахнул бумагу. Надо ли говорить, что это спасло Родиону свободу, а может быть, и жизнь. Буквально через неделю Бирон был арестован, лишен всех чинов и сослан с семейством в поселок Пелым Тобольской губернии.

Но до этого, господа, еще жить и жить…

12

Позднее Бирон никак не мог вспомнить, почему он решил, что речь пойдет о сватовстве, очередном сватовстве царицы. Что-то в записке аббата Арчелли, слово какое-то или оборот, натолкнуло на эту мысль. Почему-то вспомнился Мориц Саксонский, этот хлыщ, баловень Европы. И ведь не поленился притащиться в Курляндию, дабы строить глазки вдовствующей герцогине Анне. Бог мой, когда это было? В двадцать пятом? Нет, позже, уже в двадцать шестом, восемь лет назад.

Именно сопоставление дат натолкнуло Бирона на мысль о сватовстве. Аббат Арчелли, или как его там, написал в просительной записке, что хорошо знаком с де Лирия, испанским послом в России. А де Лирия был в Москве как раз в это время, когда саксонец, то бишь Мориц, в Митаве ползал перед герцогиней Анной на коленях, предлагая руку и сердце. Курляндия ему была нужна, замечательные земли с лесами, полями и выходом к морю, и не надо было молоть вздор о высокой любви.

Бирон всегда боялся, что Анна выйдет замуж. Сколько их было – женихов! Австрия сватала принца Гессенкессельского. Дюк де Лирия, как впоследствии выяснилось, тоже кого-то предлагал, потом Португалия послала на смотрины инфанта Эммануила, брата короля. Сейчас Анна царица, а потому всесильна, но всегда есть люди, которые считают, что женщину на троне необходимо выдать замуж за какого-нибудь проходимца. Сейчас императрица, спасибо судьбе, поставила точку над i, Бирон будет ей верен до конца своих дней. Супруга Бенгина понимает ситуацию и ни на что не претендует: общий стол, общая кровать. Дети не общие, но он их пристроит самым достойным образом. Уж он-то не упустит случая. Только бы Анна на старости лет не выкинула коленце! Ведь была же она влюблена в Морица. Это Бирон видел собственными глазами.

Тогда в Митаве Бирон формально исполнял должность секретаря, всем верховодил Бестужев, плут и проходимец. Петр Михайлович был любовником герцогини. Это сейчас она отпирается, а тогда даже не скрывала этого. Не Бирон сокрушил Бестужева, а излишнее радение и конфуз с женитьбой Морица. Бирон только чуть-чуть подтолкнул, и вот умнейший, влиятельный Петр Михайлович уже в ссылке.

Если бы не мысль об очередном сватовстве, Бирон никогда не принял бы этого аббата. Зачем, Господи? Но и на старуху бывает проруха, так говорят в России.

Перед Бироном предстал высокий, худой и чрезвычайно серьезный господин в сутане. Особенно запомнились глаза с недобрым блеском и яркие подвижные, даже, можно сказать, неприличные для человека церковного сана, губы, которые после обязательных приветствий, благодарностей и заверения в преданности мягко выплюнули следующий текст:

– Я, ваше сиятельство, в некотором смысле негласный посол великой Франции, которая ищет мира и надеется в лице вашем найти поборника справедливости.

Тут же в руках аббата появился листок бумаги, величиной с ладонь. Это была убористо написанная писулька якобы от кардинала Флери, подпись неразборчива, который рекомендовал аббата Арчелли как честного и разумного человека. Ничего себе – дипломатический документ!

А с чего это вдруг Франции вздумалось в его лице искать этого самого поборника? Или пославшие этого недоумка решили, что он просто так, от хорошего расположения духа, начнет внушать кабинету, царице и хитрой бестии Остерману, что сейчас, когда Данциг почти взят, надо открутить время назад и сесть за стол переговоров?

Сейчас, когда затраченные армией труды вот-вот сделают положение в Европе стабильным. И вообще, что они там, в Париже, понимают под словом справедливость?

Бирон неторопливо прошелся по комнате, остановился в дальнем углу, скрестил руки на груди и замер, важный и монументальный, как лебедь. Он сознательно затягивал паузу, чтобы сбить с аббата спесь. Хочешь говорить о деле, так говори, а нечего морочить голову патетическими выхлопами. Ну?!

И тут же, второй фразой, негодник аббат сообщил о деньгах, двухстах тысячах, которые он деликатно назвал пенсионом. Франция пенсион выслала, вы его приняли, теперь извольте служить – примерно так можно было перевести на человеческий язык ветвистые и цветистые фразы монаха. Было еще сказано про Азов, про титул императрицы, который они готовы признать за Анной Иоанновной, но всего этого Бирон уже не слышал.

Та-ак… Деньги, значит! Он буквально задохнулся от подобной наглости. Это когда Франция ему что-нибудь платила? Обещать обещали, а потом нахально забывали о своем обещании. Флери обманул его! Монеты с брильянтами, которые привезли ему два поручика из Польши, он, Бирон, добыл сам, своим умом, потом и кровью! Ну ладно, положим, пот и кровь тратили поручики, но уж задействованный в деле ум принадлежал точно ему самому.

Проще всего было выдворить нахала за дверь, но осторожность и любопытство взяли верх. Он дослушал аббата до конца в полном молчании и только в конце задал вопрос:

– Где можно будет найти вас, если возникнет необходимость в продолжение беседы?

Адрес был немедленно сообщен. Далее опять пошли в ход уверения в преданности, подобострастные фразы об уме и прозорливости графа, о коей наслышаны в Париже, а также напоминание о чрезвычайной секретности его миссии, что, он надеялся, их сиятельство сам понимает.

Как только за аббатом закрылась дверь, Бирон хотел вызвать Люберова и учинить ему, мерзавцу, форменный разнос. Кого привел? Кого смел привести? Потом одумался, сокрушить Родиона она всегда успеет. Вначале надо обдумать ситуацию, охватить картину целиком. На этот раз его совершенно не интересовала политическая карта Европы. Откуда в Париже узнали про деньги – вот главный вопрос. И почему они решили напомнить о деньгах именно сейчас, когда не сегодня завтра Лещинский попадет в плен, и вся французская затея рухнет?! Или это какая-то новая дьявольская игра, которой надо искать объяснение?