Дед (роман нашего времени) - Эдуард Лимонов

«Я хотел бы, чтобы меня запомнили как доброго, никогда не повышающего голос, руководителя страны. У нашего народа никогда не было добрых правителей. Были успешные, были неуспешные, но добрых не было. Хочу, чтобы эпоху моего правления (если вы решите меня избрать) вспоминали как эпоху счастливую и спокойную.

У меня будет, как и сейчас, два или три скромных костюма, автомобиль «Волга», и всё это будет всегда куплено на литературные доходы. На следующий день после избрания я подпишу указ, делающий Кремль историческим музеем, а сам останусь жить в квартире, где живу сейчас.

В качестве офиса буду использовать один из кабинетов Администрации Президента на Старой площади. Все четырнадцать президентских резиденций будут отданы под размещение санаториев для больных детей и детей-инвалидов. Я живу и буду продолжать жить не богаче, чем мой народ».

Брошюра появилась в 2009 году. К концу 2011 года трудно было понять, насколько Дед преуспел за прошедшие три года. Тогда, в 2009 году, он писал: «Я хочу поднять свой флаг сегодня, чтобы успеть построить вокруг своей кандидатуры необходимую для выборов структуру: найти финансовое обеспечение, успокоить опасения одних, поднять дух других».

К концу 2011-го трудно было понять – успокоил ли опасения и поднял ли дух. Вот финансового обеспечения не нашёл, это точно.

Днём Деду казалось, что всё отлично. Когда просыпался ночами, ему казалось, что всё плохо, и никуда он не подвинулся. Но он взялся за гуж.

Дед просыпается несколько раз за ночь. Он не то что спит плохо, он спит оригинально. Проснётся. Посмотрит на окна длинного дома напротив. Ага, на последнем этаже горит жёлтым топлёным маслом одно по центру окно, и одно с краю, слева. Все остальные окна черны. Дед знает, что эти две квартиры ложатся позднее всех. Очень поздно ложатся, ближе к трём ночи. Значит, трёх ещё нет. На часы Дед старается не смотреть. Часы на оранжевом ремешке (мобильник Дед отключил, чтоб опера и пьяные не докучали) лежат рядом с постелью. Но на циферблат Деду смотреть нельзя. Иначе не заснёт. Вот на окна Дед смотрит спокойно, и засыпает. Загадка – почему так? На окнах нет цифр, легко щёлкает эту загадку Дед. Никакого пифагорейства с цифрами.

Дед идёт в туалет. Проснулся он не от позыва в туалет, хотя и такое бывает, но по большей части не от позыва, но в туалет идёт. Даже два раза. В первый раз полусонный, стараясь закрывать глаза, чтобы свет не разбудил его совсем. Увидел раковину, член в руки, и давай. Однако после, прочистив нос водой у раковины в кухне, Дед, как запрограммированный, опять идёт в туалет. Познавший себя до деталей Дед знает, что мочеиспускание в два приёма это наследие проклятой тюрьмы. Это там для верности перед самым выходом из камеры зэк делает контрольный «пне», ехать ему в суд или на допрос долго, чтоб у ментов не унижать себя просьбами, лучше выжать в последний момент эти последние капли.

А просыпается он от работы мозга. Что-то вдруг стимулирует Дедов мозг, и он начинает рождать фразы. Дед встаёт и идёт записать. Бывает, это строки стихов, бывает – прозрение. То, что самопроизвольно рождается в его черепной коробке в ночи, обязательно оригинально. Не всегда оно осмысленно, но всегда оригинально, верит Дед.

«Время – это изношенность, – записывает вслепую Дед. – Планета Земля с ядерным реактором внутри – lonely being – она тоже постаревшая.

Изношенность это не знак времени, это само время.

Изношенность – состояние не молодости.

Прибытие в домен старости, в ее состояние – это прибытие на death row, так в американских тюрьмах называют камеры приговорённых к смерти».

«Первая глава и вторая глава “Книги Бытия” (до создания человека) это вылупливание нашей планеты из Хаоса, как цыплёнка из яйца. Отделение от хаоса».

«А что, если наука всего-навсего изучает нрав Божий? Извержение вулканов, тсунами – по-прежнему непредсказуемы. Гнев Божий не предсказать».

«Древние были не глупее нас. И если они обожествляли солнце, то чем эта вера ничтожнее, чем вера в невидимого Бога евреев?»

«А что, если планеты – сверхсущества, и носятся по орбитам так целеустремлённо и точно, потому что между ними заключён некий договор о ненападении?»

И совсем недавно в ночи Дед нацарапал (свет не включил, чтобы не спугнуть озарение), строчки наплыли одна на другую:

«Мы все ищем Создателя. Мы – человечество. В космосе его не обнаружили космонавты. Он невидим? Где он? А что, если человека создала планета – Земля? Сверхсущество, которое нас терпит, чтобы “поедать” наши души?»

«Итак. Планета Земля нас создала для своих целей и всячески препятствовала, чтобы мы развились, но мы её одолели, и вот она живёт в униженном состоянии, бунтуя вулканами и тсунами, и насылая на нас болезни, приносимые её, Земли, бактериями, полчищами их. Разве болезни, извержения, тсунами не veritable Гнев Божий?

– Это прямой Гнев Божий.

– Или планета вполне довольна нашим поведением и на такое рассчитывала?

– Она вообразила нас, и её творческая сила была столь Велика, что мы материализовались.

– Создала ли она нас для цели удержания себя в материальном облике, для подпитки своей силы воображения?

– Не удержавшие себя, обессилевшие планеты затягиваются в воронки чёрных дыр?

– Обессилев, планеты теряют дар воображения?

– Воображение же – это основная сила бездны Хаоса, это – воля к жизни.

– Создание планет и планеты Земля, животных, атмосферы (небо) было осуществлено воображением, перво-духом, уже существовавшим. И он создал для себя материальные воплощения. Возможно, всё это знал Великий пророк Мани».

«Законы физики – это заблуждение. Математика – только видимое примитивное понимание существующего материального мира.

На самом деле мир держится на беззаконном буйном воображении.

Математика и физика – это грубое, крестьянское понимание мира».

Такие вот нестандартные искры своего ума в ночи Дед записывал, думая: «Это всё равно что записывать короткий всполох зажигалки», – а потом одевался жить.

Пил кофе. Включал Интернет и обнаруживал там события. События неслись вскачь.

Чёрное дело в ночи

16 октября они подали уведомление в мэрию на проведение митинга 31 октября на Триумфальной. Чёрт знает в какой уже раз. Что там думали в мэрии лысые головы об упорстве Деда, он мог только догадываться. Наверное – «псих». Впрочем, судьбу митингов на Триумфальной объявили уже не лысые головы (нет-нет, решали не они, решали выше – в Администрации Президента, а эти объявляли), а седые – господин Майоров, глава департамента региональной безопасности мэрии Москвы, и господин мэр Собянин. Новый мэр со старыми дырками, сказали бы предки Деда, сказал бы его прадед Никита Алексеевич.

В уведомлении на имя господина мэра заявители (Дед среди них, а как же! Бессменный!) обратились непосредственно прямиком, а не формально, к нему:

«Граждане имеют право выразить своё отношение к свободе собраний и к выборам, а Вы имеете шанс войти в Историю как человек, отказавшийся проводить репрессии. Подумайте…»

Собянин думал или нет, но митинг 31 октября 2011-го им не был санкционирован, также как и все предыдущие митинги были не санкционированы не им.

31 октября, по разным оценкам, на площади собралось до тысячи человек, а может, и больше, подсчитать было трудно, поскольку забор рассёк пришедших на несколько сценических площадок, и окинуть одним взглядом всех было невозможно. Дополнительно ещё и полиция без устали рассекала собравшихся на части и оттесняла их на соседние улицы и в переход под Тверской. Такая у них выработалась тактика. Однако протестующие возвращались на площадь вновь. Целых два часа, с 18 до 20 часов, продолжался этот кордебалет. В жёлтом свете октябрьских фонарей собравшиеся скандировали: «Свободу собраний всегда и везде!», «Это наш Город!», «Свободу политзаключённым!». Активист «Другой России» Марат Салахиев поднял над площадью флаг «Стратегии-31», большой белый круг на черном фоне, белые цифры – «31».

Полиция взяла в плен около 130 человек, всех развезли по восьми отделениям милиции. Задержанными оказались горбатенький Илья Яшин, молодёжь «Солидарности»: Настя Рыбаченко, Сева Чернозуб. Дед видел на площади Александра Рыклина, главреда интернетовского «Ежа», ежедневного журнала, только неизвестно было, оказался ли он задержан.

Вместе с Дедом в ОВД «Тверское» привезли ещё двух заявителей митинга: Татьяну Кадиеву и Лолиту Цария. Татьяна – женщина лет пятидесяти, мать очкастого мальчика, очень шумела и ругала полицейских. Швырнула полицейским свой паспорт, паспорт упал на пол, его пришлось подобрать Деду. Дед морщился, потому что не одобрял такого отношения с полицейскими. Ругаться с ними и хамить им Дед считал занятием бессмысленным. Полицейским дают приказ, они его и выполняют. Конечно, можно аргументировать своё отвращение, утверждая, что хороший человек не пойдёт работать полицейским, но подобная аргументация куда же нас заведёт? Дело в том, что Дед не считал, что люди делятся на хороших и плохих и ведут себя всю жизнь либо как хорошие, либо как плохие. Если бы так, жить было бы просто. В том-то и дело, что люди изменчивы как хамелеоны. Сегодня ребёнка спасёт, а завтра ножом пырнёт соседа, как-то так…