Два лебедя - Иван Сергеев

– Я куплю у вас шесть книжек. Они, наверно, дорого стоят?

– Нет, не дорого, – я уступил их ему по сто пятьдесят рублей. И тут, как обычно водится, зашел разговор о мужской силе.

– А я не могу встречаться более со своей женой, – сказал с горечью Щепкин.

– Чего так?

– Ей больно.

– Сколько же вам лет?

– Семьдесят три года.

– И вы сохранили мужскую силу? – поразился я.

– Да, сохранил. Но приходится медитировать и с помощью энергии света настраиваться на оргазм.

– Вот оно, как занимается любовью настоящий экстрасенс, – подумал я.

– Я женат четвертый раз, – продолжал говорить Вячеслав Владимирович, – И знаю, что это такое. Изменять же жене не хочу, потому что она сразу меня вычислит. Она у меня ясновидящая. Информацию сразу считывает.

– А я встречаюсь с женой все реже и реже, – вздохнул я.

– Я сейчас проверю, на хорошем ли месте стоит ваша кровать, – весело сказал Щепкин.

Он достал из кармана металлическую цепочку и поднес ее к изголовью моей постели. Цепочка начала раскачиваться вперед и назад. Это означало по Щепкину, что в изголовье было место хорошее.

– Теперь проверим ноги, – сказал Вячеслав Владимирович. Он перенес цепочку в другую сторону дивана. Она начала раскачиваться влево и вправо.

– А здесь плохое место, – сказал Щепкин. – Раз в изголовье все хорошо, то и пишете вы здорово, и верхняя часть туловища у вас в норме. А вот с низом у вас проблемы. Отсюда и половая система ослабла.

– И что делать?

– Я бы отодвинул диван от стены и поставил его по диагонали, – предложил Щепкин.

– Как-то неудобно, – усмехнулся я.

– У меня кровать тоже по диагонали стоит.

И поставил я диван по диагонали, как посоветовал Щепкин. Начал есть ржаной хлеб, отказался от картошки и мяса. И у меня все наладилось. Кто знает, может мне удастся сохранить мужскую силу до почтенного возраста, раз я поставил кровать по диагонали.

Я благодарен судьбе, что она подарила мне встречу с двумя прекрасными женщинами. Верочкой Клюге, ныне уже, к сожалению, покойной. Для меня она стала первой женщиной, которую я познал. Она подарила мне праздник любви, который продолжался шесть лет. С ней мы занимались так интенсивно любовью, как это возможно лишь в молодые годы.

Второй настоящей любовью стала для меня Танечка, с которой я живу и поныне. Отец привил мне уважение к женщине. Эту женщину я боготворил. Ее любовь была такой девственной, насыщенной и прекрасной, что я смог написать с десяток книг о Матрице. И если меня в конце жизни ожидает признание, то этим я буду обязан двум женщинам: Верочке Клюге и Танечке Борисовой.

Я понял, наверно, главное, что мысль о женщине не должна никогда покидать творческую личность. О таких мужчинах ходят легенды. Одну такую легенду рассказал мне поэт, Николай Михин.

– Руководил нашим литобъединением «Путь на моря» замечательный поэт, Вячеслав Николаевич Кузьмин, – сказал Николай Сергеевич, когда мы работали над текстом романа «Михайло Ломоносов», – у него была мечта умереть на женщине, как это случилось с Леонидом Хаустовым, классиком нашей поэзии.

– Вот эта смерть! – говорил с восхищением Вячеслав Кузьмин. Он любил выпить в компании, после чего ему обязательно требовалась женщина.

– Ну, и как, его мечта осуществилась? – спросил я, посмеиваясь.

– Осуществилась, – ответил Михин. – Он умер в семьдесят два года тоже на женщине. Вот такой был удивительный человек. И поэт был очень талантливый.

В отличие от Вячеслава Кузьмина я не хочу умереть на женщине. Но в этой легенде заключается мечта каждого настоящего мужчины сохранить мужскую силу до самого преклонного возраста. И я тоже мечтаю сохранить любовь к своей суженой до самого последнего дня своей жизни. И что может быть прекраснее и романтичнее этого?

Глава тридцать третья

След на Земле

Жизнь моя промчалась также стремительно, как была написана эта книга. Мне удалось познать много интересных вещей и явлений. Но я не считаю ее завершенной, потому что не состоялось главное. Не состоялось признание Матрицы. Мне не удалось получить патент на Матрицу, потому что наша бюрократия оказалась непробиваемой.

На последней встрече с Воропаем я подарил ему книгу «Михайло Ломоносов». Я не знал, что за этим последует продолжение. Через пару дней Сергей Александрович позвонил мне и поблагодарил за книгу.

– Вы написали замечательный роман, – сказал он мне. – Сегодня у меня состоится встреча с Майбородой Леонидом Александровичем. И я хотел бы показать ему вашего «Ломоносова».

– А кто это? – живо поинтересовался я.

– Президент Петровской академии наук и искусств.

– Может быть, вы расскажете ему о Матрице? – предложил я.

– Могу, но лучше, если вы сделаете это сами.

– Но я с ним не знаком.

– Я расскажу ему о вас, – бодро сказал Воропай. Он продиктовал мне телефон Леонида Александровича. Я поблагодарил своего патентоведа и повесил трубку.

Я не стал торопиться со звонком к Майбороде. Необходимо было написать статью о Матрице.

Спал я тревожно в ту ночь. А утром поехал к своему издателю, Леночке Мошко. У нее в компьютере были записаны все мои книги о Матрице. Но сохранились ли они?

Я доехал в метро до Московского вокзала, поднялся на эскалаторе и пошел по Лиговскому проспекту.

Леночка Мошко оказалась в офисе. Румяная, жизнерадостная оптимистка, она встретила меня приветливо. У нее были такие чудесные сочные губы, что захотелось ее поцеловать. Но я сдержал свой прекрасный порыв. Тогда она сама подошла ко мне и поцеловала в щеку. Ничего не поделаешь, я годился ей в отцы, хотя считал себя все еще молодым. Она предложила мне кофе, но я вежливо отказался.

– Тогда за работу, – радостно согласилась она.

– Мне нужно составить с помощью компьютера статью для журнала «Вестник».

– О Матрице?

– Совершенно верно. Я надеюсь, что хоть какая-то моя книжка сохранилась в вашем компьютере.

– Ваша последняя книжка сохранилась, – обрадовалась Лена.

– «Регуляция словом»?

– Похоже, что так.

– А можно из нее слепить статью?

– Все можно, при желании. Садитесь рядышком, – предложила издатель. Работать с ней было очень приятно. Она понимала все с полуслова. И через час статья была готова. Она вывела текст через принтер и записала его на диске. Теперь можно было звонить Майбороде.

Встреча с Леонидом Александровичем состоялась утром. Я всегда свободен с утра. Именно в это чудесное время я сочиняю книги и работаю над Матрицей. Майборода жил недалеко от станции метро Петроградская. Он оказался невысоким, приветливым, худощавым мужчиной с усиками, семидесяти лет. Он доктор физико-математических наук, лауреат государственной премии. Леонид Александрович отдал более сорока лет оборонке. Он сразу распознал во мне талантливую белую ворону и пригласил в свой кабинет. Его письменный стол, как и полагается для неординарной личности, стоял по середине громадной комнаты, стены которой были уставлены книжными шкафами. Леонид Александрович просмотрел мою статью о Матрице, одобрил ее и предложил съездить в типографию, чтобы успеть сдать ее в печать. Я с радостью согласился. Я не сразу понял, зачем ему понадобился.

Машина у Майбороды была простенькая, «лада».

– Я не спал всю ночь, – признался Леонид Александрович, – статью писал. Так что буду много курить, чтобы не заснуть за рулем.

– Ничего страшного, – согласился я, садясь рядом с ним в машину.

– Зрение у меня совсем село, – с горечью признался Майборода, – поэтому я не прошел медкомиссию.

– Как же мы поедем? – спросил я на всякий случай.

– А ты будешь мне подсказывать, – усмехнулся Майборода.

– Скажи, какой горит огонек, зеленый или красный? – спросил он меня на перекрестке. И тогда я понял, зачем я ему понадобился. Так я познакомился с удивительно талантливым и открытым человеком, каким был Леонид Александрович.

А в нашем Союзе писателей затеяли в это время выпускать Антологию. Поэтому поводу была создана специальная комиссия во главе с Владимиром Ильичом Морозовым, членом Союза писателей России.

Дом Писателей находился на Звенигородской. Это был чудесный дом. Он находился в глубине ухоженного двора. Только, что отремонтированный, окрашенный в престижный желтый цвет, с просторными светлыми кабинетами, он стал вместилищем не только талантливой молодежи, но и литераторов среднего и пенсионного возраста. Всех приютил Дом писателей, подаренный нам губернатором Петербурга.

Михин сказал мне, чтобы я принес на комиссию все свои стихи. Но у меня стихов было мало. Однако я набрался наглости и пришел в Дом писателей. Николая Сергеевича еще не было, но комиссия уже заседала. Я вошел в комнату, которая была полна народу, и сел на свободное место. Поэты читали с вдохновением свои стихи. Морозов внимательно слушал и говорил: «Вот с этого места пойдет!» А потом обратил внимание на меня и спросил: