Новый Мир ( № 7 2008) - Новый Мир Новый Мир

И следом вспомнилось, что еще много чего не сделал: зубы не почистил, не сходил в туалет, не принял душ, кофе не выпил. И сразу ощутил на зубах шершавый налет, внизу живота стало тянуть, голову заволокла дурящая тяжесть. Да, умыться, побриться и — кофе, кофе.

Только вышел из ванной и заварил “Черную карту”, появилась жена. В просторной пижаме, темные крашеные волосы торчат в разные стороны, лицо помятое, без косметики бледное, пустое... Немолодая женщина не из красавиц.

— Доброе утро, дорогой.

— Доброе. Кофе будешь?

— Конечно... Покрепче.

— Слушай, Ир. — Юрьев кашлянул. — Давай, может быть, гостей соберем. Надо все-таки как-то отметить.

Жена посмотрела на него удивленно — за несколько дней до дня рождения она предлагала устроить застолье дома или заказать место в ресторане, но тогда Юрьев раздраженно отмахнулся: “Какой праздник — сорок лет?! Нечего...” А теперь вдруг стало важно, необходимо накрыть стол так, чтобы ломился, созвать дорогих, родных людей и проводить прожитые десятилетия, встретить новые. Войти в по-настоящему взрослую жизнь... Сейчас казалось, что именно с сорока начинается эта настоящая взрослость, хотя раньше то же самое казалось, когда исполнялось двадцать пять, тридцать, тридцать пять. Но ничего заметного не происходило — жизнь двигалась прежним манером, состояла из прежних дел и проблем, в голове вертелись прежние мысли — какие-то мелкие, полудетские; в шестнадцать он был взрослей, чем теперь... Мир, в общем, не переворачивался с наступлением очередной круглой даты, и Юрьев не становился другим. Даже после смерти родителей.

— Ну как, — спросил, — организуем?

Губы жены покривило неудовольствие. Ясно — у нее уже другие планы на этот день, да и кого обрадует неожиданность...

— Давай не будем тогда. — Юрьев почувствовал обиду, пока легкую, почти искусственную. — Ладно.

Жена резко вдохновилась:

— Да нет, почему же — нужно отметить. Обязательно!.. Только у нас холодильник пустой.

— Это решаемо.

Субботний день постепенно раскачивался, набирал обороты. Найдя на сегодня занятие, Юрьев оживился, повеселел; тоска и горечь, которые накинулись, когда проснулся, отступили, спрятались, и он показной бодростью, излишней суетой старался больше не подпускать их к душе.

Понимал, что выглядит со стороны суетящимся, заполошным, замечал взгляды жены, сочувствующе-понимающие, старшей дочери, Насти, — слегка презрительные, младшей, Ани, — настороженные, но делал вид, что все нормально и он такой, каким должен быть муж и отец... В последние годы он часто вел себя так в выходные дни.

Когда-то спасала Аня. Юрьев мог целыми днями возиться с ней, играть, катать на загривке, учить правильно говорить слова: “кока” — “нет, кошка”, “аафука” — “нет, собачка”. Но она подросла, теперь ей шесть, что-то важное ушло, так, как с двухлетней, с ней себя уже не поведешь...

Пока все проснулись, пока умылись, пока позавтракали, подоспело время ехать в шиномонтаж. Юрьев достал из шкафа деньги, спустил с лоджии зимние колеса в машину. Сказал жене, что на обратном пути заедет в торговый центр, купит продуктов.

— Хорошо, дорогой. А мы пока квартиру промоем.

— Давайте. И Настасья пусть участвует. Что-то слишком рано от семьи начала отрываться.

Нет, нельзя было сказать, что старшая была гуленой, только пацаны и подруги на уме. Наоборот, в основном сидела дома, правда... Она облюбовала в той комнате, что делила с сестрой, уголок между стеной и двухэтажной кроватью и почти все время там проводила. Читала. И Юрьев видел, что читала очень взрослые книги — повести Чехова, “Тошноту” Сартра, двенадцатый том собрания сочинений Толстого, в котором “Крейцерова соната”, “Дьявол”, “Отец Сергий”... Как-то отдельно она жить стала, и это Юрьева выводило из себя.

— Туалет пусть в порядок приведет, — добавил, обращаясь к жене, но громко, чтобы и дочь слышала. — Ходим все туда, а в чистоте содержать...

— Ладно, ладно, — перебила жена, — мы разберемся.

В стену лифта было вмонтировано зеркало. Мутное, поцарапанное, со следами засохших харчков. Кто-то постоянно так пакостил... Ожидая, пока спустится с двенадцатого этажа, Юрьев любил оглядеть себя, проверить, все ли в порядке.

Молодой, никак сорока не дашь, человек, волосы густые, зубы ровные, белые. Одет неплохо — не в китайскую дешевку, по крайней мере. Нормальный, уверенный, обеспеченный, здоровый мужчина. Во взгляде только... Что-то нехорошее появилось во взгляде, и давненько уже появилось. Какая-то постоянная ошалелость. Как у забегавшейся по своим хозяйственным делам тетки.

Отвернулся, уставился на створки двери, полез в карман куртки, нащупал ключи от машины и зачем-то произнес удовлетворенно: “Здесь”, — хотя и до того был уверен, что они там...

На улице было холодновато. Пробрасывал мелкий и редкий снежок, задувал ветер, несильный и какой-то беспорядочный, ежесекундно меняющий направление — словно заблудился в лабиринте домов.

Машина, не новое, но еще приличное “вольво”, стояла почти напротив подъезда — передок на проезжей части, зад на газоне... Еще недавно был у нее домик-“ракушка”, но в августе гаражи убрали — территория понадобилась под какое-то строительство; обещают выделить новое место для гаражей, но далековато оно, за речкой Городнёй, — минут десять ходьбы.

Пока мотор прогревался, протер тряпкой номера. Уселся за руль. Так, сейчас, значит, переобуть машинку, потом в торговый за продуктами. Вина побольше, сока не забыть детям... Да, а кого звать, с женой так и не договорился! Еще начнет сейчас обзванивать всех подряд.

Юрьев достал мобильный телефон.

— Ир, я вернусь, тогда пригласим, — сказал. — Смогут — смогут, нет-— и ладно. Наберем человек десять... Я быстро.

Но быстро не получилось. Возле шиномонтажа стояли десятка три машин — всем нужно было менять резину, и Юрьеву пришлось понервничать, поорать, объясняя, что он по записи. Впустили лишь тогда, когда механики подтвердили.

Около получаса ушло на переобувание. Рассчитался, поехал в торговый комплекс “Братеевский”.

Прохожих было мало, улицы свободны от транспорта. Но на остановках, возле магазинов, банкоматов наблюдалось оживление — те, кто уже выспался, куда-то собрались ехать, что-то покупали или снимали деньги, чтобы делать покупки.

“Братеевский” тоже был многолюден, даже очереди возникали.

Юрьеву нравилось ходить по магазинам. Наверное, сказывалось, что в юности он видел прилавки пустыми, скучными, продавщиц обозленно-неприступными; даже поездки в центр, в “Елисеевский”, не за продуктами, а словно в музей, не помогали — в магазинах было тоскливо. Зато теперь он наверстывал, смаковал.

Юрьев предпочитал делать покупки в одиночку. Чтоб не советоваться по каждому пустяку, ни под кого не подстраиваться, а полагаться лишь на свое желание. Купить иногда и какую-нибудь дорогую ерунду вроде консервированных улиток или кенгурятины, но знать, что совершил ее сам, осмысленно.

Торговый центр был на самом деле обычным крытым рынком; Юрьев ходил вдоль рядов, складывал в пакеты одно, другое, третье. Помидоры, огурцы, зелень, куриные грудки (жена пусть запечет в сыре), сыр, несколько видов колбасы (сначала хотел активно рекламируемое “Останкино”, но остановился на проверенном “Вегусе”) — копченой, сырокопченой, салями, сервелата, бастурмы немного, буженинки, карбоната — для мясного ассорти; несколько видов рыбы — для рыбного. Маслины, оливки...

— Ладно, — в конце концов остановил себя, — не надо перебарщивать. Так посидим.

И ярко, отчетливо вспомнилось то, что старался в последние годы не вспоминать (вообще вспоминать становилось все тяжелее, больнее), — их просторная, с высокими потолками квартира на Ленинском проспекте, мама и папа, умершие двенадцать лет назад, один за другим с разницей в несколько месяцев, три его сестры и брат. Все еще вместе... Старший брат, Максим, и средняя сестра, Ольга, давно живут за границей, с остальными сестрами встречается эпизодически — как-то все не до встреч; квартиру еще при родителях разменяли — все нуждались в отдельном жилье...

Родители были обычными рабочими, попавшими в Москву в пятидесятых, и после рождения третьего ребенка получили четырехкомнатную квартиру, по нынешним меркам — недалеко от центра: в квартале от площади Гагарина. А попробуй сейчас родить третьего. Этих бы как-то устроить... Копят они с женой, конечно, откладывают, но о новой квартире и не заговаривают. Это надо тысяч по пять долларов получать в месяц, чтоб об ипотеке задумываться.