«Пена дней» и другие истории - Борис Виан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Где Колен? – спросила Исида.
– Работа… – еле слышно выдохнула Хлоя.
– Не разговаривай, – сказала Исида. – Я по-другому буду задавать вопросы.
Она наклонила красивую голову к подушке, коснувшись прядью каштановых волос щеки Хлои, и осторожно поцеловала ее.
– Он работает в банке? – спросила она.
Хлоя опустила веки.
Из прихожей донеслись шаги, и в дверях показался Колен. В руках у него были свежие цветы, однако с работы его уволили. Грабители пришли слишком рано, да и вообще у него уже не было сил шагать. Но он пересиливал себя, старался как только мог, и вот он принес домой хоть немного денег и эти цветы.
Хлоя, казалось, теперь успокоилась, она почти улыбалась, и Колен, усевшись на кровать, придвинулся совсем вплотную к ней. Его любовь была ей уже непосильна, и он едва касался ее, боясь причинить ей лишние страдания. Потемневшими от работы пальцами он пригладил ее волосы.
Их теперь было четверо: Николя, Колен, Исида и Хлоя. Николя заплакал, потому что Шик и Ализа уже никогда не придут и Хлое было так плохо.
LXIII
Колену платили теперь много денег, но это уже ничего не меняло. Он должен был обходить по выданному ему списку многие квартиры и за сутки предупреждать указанных в нем людей о несчастьях, которые их ожидают.
Ежедневно он отправлялся и в бедные квартиры, и в богатые, поднимался по бесчисленным лестницам. Всюду его встречали очень плохо. Ему швыряли в лицо тяжелые, ранящие его предметы и жесткие, колючие слова, а потом выставляли за дверь. За это ему и платили, он добросовестно делал что положено. Он не бросал своей работы. Ведь это было единственное, что он умел делать, – терпеть, когда его выставляют за дверь.
Усталость снедала его, от нее костенели колени и проваливались щеки. Глаза его видели теперь только людские уродства. Он беспрестанно сообщал о бедах, которые случатся, а его беспрестанно гнали взашей с воплями, слезами, проклятьями.
Колен поднялся по лестнице, прошел по коридору и, постучав в дверь, тут же отступил на шаг. Когда люди видели его черную фуражку, они сразу же понимали, в чем дело, и в ярости накидывались на него, а он должен был все это молча сносить, за это он и получал деньги. Дверь отворили, он предупредил и поспешил уйти. Вслед ему полетело полено, оно угодило между лопаток. Он посмотрел в списке, кто там стоял следующим, и увидел свое имя. Тогда он кинул наземь свою фуражку и пошел по улице, и сердце его стало свинцовым, потому что он узнал, что завтра Хлоя умрет.
LXIV
Надстоятель разговаривал со Священком, Колен дождался конца их беседы и лишь тогда направился к ним. Он шел, как слепой, и то и дело спотыкался. У него перед глазами была Хлоя, недвижно лежащая на их брачной постели. Он видел ее матовую кожу, темные волосы и прямой нос, ее чуть выпуклый лоб, округлый и мягкий овал лица, ее опущенные веки, которые отторгли ее от этого мира.
– Вы пришли насчет похорон? – спросил Надстоятель.
– Хлоя умерла, – сказал Колен.
И он сам услышал, как говорит: «Хлоя умерла», но не поверил этому.
– Я знаю, – сказал Надстоятель. – Сколько денег вы намерены потратить на похороны? Вы, конечно, желаете, чтобы церемония была достойной.
– Да, – сказал Колен.
– Я могу вам предложить весьма пышный обряд стоимостью примерно в две тысячи инфлянков, – сказал Надстоятель. – Впрочем, если угодно, то можно и еще более дорогой…
– У меня всего лишь двадцать инфлянков, – сказал Колен. – Может быть, мне удастся раздобыть где-нибудь еще тридцать или сорок, но не сразу.
Надстоятель набрал в легкие воздух и выдохнул его с гримасой отвращения.
– Значит, вы рассчитываете на церемонию для бедных.
– Я и есть бедный… – сказал Колен. – И Хлоя умерла…
– Да, – сказал Надстоятель, – но перед смертью каждому человеку следует позаботиться о том, чтобы найти деньги на приличные похороны. Итак, у вас нет даже пятисот инфлянков?
– Нет, – ответил Колен. – Но я, пожалуй, мог бы увеличить сумму до сотни, если бы вы согласились дать мне рассрочку. Да понимаете ли вы, что это значит сказать самому себе: «Хлоя умерла»?
– Видите ли, – сказал Надстоятель, – я к таким вещам привык, так что на меня это впечатления не производит. Вообще-то говоря, мне надо было бы посоветовать вам искать утешения у Бога, но боюсь, что за такую мизерную плату его беспокоить не положено…
– Я и не буду его беспокоить, – сказал Колен. – Не думаю, что он мог бы мне чем-нибудь помочь, раз Хлоя умерла…
– Что-то вы зациклились на этой теме, – сказал Надстоятель. – Подумайте о… Ну, я не знаю, о чем… О чем угодно… Допустим, о…
– Скажите, а за сто инфлянков будут приличные похороны?
– Я даже не хочу этого обсуждать, – сказал Надстоятель. – Уж на полтораста монет вы, надо думать, все же расщедритесь.
– Мне придется вам их долго выплачивать.
– У вас есть работа… Вы мне напишите расписку…
– Я готов, – сказал Колен.
– В таком случае, – сказал Надстоятель, – вы, может быть, согласитесь на двести инфлянков, и тогда Священок и Пьяномарь будут за вас, а при ста пятидесяти они будут против вас.
– Нет, не смогу, – сказал Колен. – Не думаю, что эта работа будет у меня долго.
– Итак, мы останавливаемся на ста пятидесяти, – подвел итог Надстоятель. – И это весьма прискорбно, потому что церемония и в самом деле будет гнусная. Вы мне отвратительны, молодой человек, вы оказались таким скрягой.
– Прошу прощения, – сказал Колен.
– Ступайте писать расписку, – сказал Надстоятель и грубо его оттолкнул.
Колен налетел на стул. Надстоятель, пришедший в бешенство от этого шума, снова толкнул его в сторону тризницы и ворча пошел за ним следом.
LXV
Колен поджидал гробоносцев в прихожей своей квартиры. Оба явились, перепачканные с ног до головы, потому что лестница все больше разрушалась, но они были в такой старой и истлевшей форме, что лишняя дырка там или пятно дела не меняли. Сквозь лохмотья виднелись их нечистые, мосластые, поросшие рыжим волосом ноги. Гробоносцы поздоровались с Коленом, похлопав его по животу, как это предусмотрено в регламенте дешевых похорон. Прихожая
