Сулла - Георгий Гулиа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корабли, все новые корабли идут в Брундизий.
Синее море… Зеленое небо…
2
Сулла ждал сообщений с берега. Легко сойти на него, но значительно труднее снова взойти на корабли. Приходилось думать, думать, думать…
На специальной быстроходной лодке был высажен Децим с несколькими солдатами. На южной окраине Брундизия.
Децим и его солдаты переоделись в обыкновенную крестьянскую одежду, чтобы не выделяться. Так и вступили в город. Не очень опрятные, с мешочками. Шею, лицо, ноги они посыпали пылью. Желтой пылью Юга.
Фронтан приплыл на Суллову пентеру за инструкцией. Поскольку предполагалась высадка в Брундизий, а она почему-то задерживалась.
– Я жду, что принесут мои соглядатаи, – пояснил Сулла.
Это было разумно. И Фронтан немедленно одобрил предосторожность. С его точки зрения, два обстоятельства в той или иной мере могли смешать все дальнейшие планы. Хотя Фронтан не был осведомлен о них досконально, но тем не менее догадывался кое о чем. Первое: армия, сойдя на берег, могла разбрестись по домам. Как быть с этим? Правда, в Диррахиуме войско принесло присягу в том, что оно без приказа не оставит Суллу, пойдет с ним до конца. Но одно дело – присяга в Иллирии, другое – родная земля, дом, семья, друзья, естественное желание отдохнуть. Другая сложность заключается в том, что по закону любое римское войско, вступившее на землю Италийскую, должно быть немедленно распущено, а полководцу надлежит прибыть с отчетом в сенат…
– Чей это закон? – с усмешкой спросил Сулла.
– Наш, – ответил Фронтан.
– Твой, что ли?
– Нет. – Фронтан даже засмущался. – Исконно римский.
Сулла запротестовал. Он попытался объяснить, что отныне закон закону – рознь. Если закон помогает марианцам – плохой закон, его следует игнорировать, делать вид, что такого не бывало никогда. Но ежели он на руку Сулле, Фронтану, Долабелле, значит, закон хорош, его следует выполнять, причем скрупулезно. Вот так!
Фронтан вначале подивился такому толкованию. В простоте душевной полагал, что закон есть закон, особенно если он римский, старинный, традиционный и так далее. Он эту мысль и высказал Сулле в несколько смягченной форме.
– Дурак, – сказал Сулла в сердцах, – тебе говорят одно, а ты твердишь другое. Скажи мне: ты ратуешь за то, чтобы распустить войско?
– Я? – растерялся Фронтан. Свежий шрам на его шее свидетельствовал о его воинской доблести, но вот об уме его, пожалуй, много похвального не выскажешь. Есть в этом начальнике что-то детски наивное…
– Да, ты!
– Разумеется, нет.
– Молодец! – Сулла хлопнул его по плечу. – Без войска ни ты, ни я, ни все мы, вместе взятые, ничего не стоим. Нас свяжут по рукам и ногам и поволокут на римский форум. И из нас сделают то, чего мы достойны из-за нашего недомыслия. Или сгноят в Мамертинской тюрьме. Или… О Тарпейской скале ты подумал?
– Нет, – чистосердечно признался Фронтан. – Я больше подумывал о наградах, которые преподнесет нам сенат.
– А это не хочешь? – и Сулла грубым жестом положил пятерню себе на низ живота.
– Нет! – и Фронтан рассмеялся.
– Смейся! Смейся! – сказал Сулла. – Только учти: чтобы смеяться так, как ты смеешься сейчас, надо иметь войско. Беречь его, холить его надо! А иначе наплачешься. Изойдешь горючими слезами. Понял?
– Понял!
– Сюда дошло? – спросил Сулла, указывая кулаком на голову (выражение и жест остийских моряков).
– Дошло!
– Вот и хорошо! – Сулла встал. – Приказ таков: ни одного солдата не отпускать на берег. И никуда не отпускать! Они все поклялись. Они будут верны, ибо ждут награды. И они ее получат. – Потом подумал немного и сказал, понизив голос: – Я не уверен, что мы высадимся в Брундизии.
– А где же?
– Об этом следует подумать. Решить сообща. На военном совете.
Сулла – в этом были уверены его помощники – умел смотреть вперед. По-видимому, у него имелись особые сведения о положении в Римской республике. Его предосторожность в Брундизии, несомненно, обоснованна. Наверное, следует дождаться сведений, которые привезут с берега. Маркитанты, спущенные на берег, должны были просить продовольствия у магистратов. И пресной воды, разумеется, хотя в этом не было никакой надобности. В зависимости от поведения городских чиновников можно иметь соответствующее суждение… А до той поры – всем быть на кораблях. О Дециме никто не знал, кроме двух-трех доверенных лиц с пентеры, на носу которой медными буквами было написано: «Юпитер».
Маркитанты, уже знакомые нам, вернулись только к вечеру. Их сообщение подтвердило, что на берегу далеко не все ладно. Сулла доверял Африкану и Оппию. Очень доверял. У них было прекрасное чутье. Не только коммерческое. Но и военное. Политическое. За таких маркитантов хороший полководец дорого даст…
Они вошли в каюту тихие, огорченные. Долго молчали.
– Ну? – вопросил Сулла.
Африкан развел руками. Он сказал:
– О великий Сулла, ты глядел как в воду. Финикийцы любят говорить: словно все видел с неба. Потому что нет ничего выше неба. С неба все видно.
Сулла развалился в кресле, ноги положил на низенькую, обитую ослиной кожей табуретку. Он понял все, но тем не менее хотелось обо всем услышать своими собственными ушами.
– О Сулла, я все расскажу по порядку.
– Слушаю. Торопись же, Африкан!
– Я...
Сулла прервал его. Кликнул Эпикеда. Приказал тому срочно вызвать наварха – начальника «Юпитера». Когда тот вбежал и стал как вкопанный, едва переводя дыхание, Сулла сказал ему:
– С якоря сниматься. Мы плывем в Тарент. Передать приказ на все корабли. Впрочем… – Сулла вдруг запнулся. – Может, дождемся Децима?
– Он уже здесь! – отрапортовал наварх.
Сулла обрадовался:
– Прекрасно! Значит, снимаемся с якоря немедленно. Сейчас же. И – на Тарент! В Брундизии высадится только часть войска под командованием легата Пуммия. Я уже распорядился об этом. Мы будем наступать из Брундизия и из Тарента. Так будет вернее!
Наварх выскочил как угорелый, чтобы выполнить приказ. И вскоре заиграли рожки, затрубили трубы и забелели сигнальные флажки…
– Теперь продолжай, – сказал Сулла Африкану. – Садитесь. Рассказывайте не спеша. Торопиться уже ни к чему, мы плывем дальше.
Африкан сказал:
– Дело, значит, такое: по меньшей мере пятнадцать полководцев готовы выступить против тебя. Половина из них намеревалась атаковать твое войско в Брундизии. Ибо все убеждены в том, что ты высадишься именно здесь. Но этого – слава богам! – не случилось.
Легкая усмешка заиграла на губах Суллы. Он смотрел на пальцы своих ног. Решил, что не мешало бы постричь ногти. И не чьими-нибудь руками, но руками искусного цирюльника. Сейчас, на корабле, недосуг, но в Таренте непременно следует разыскать настоящего мастера. Весьма опытного. Запаршивел вовсе в этом походе…
– Дальше, – бросил он Африкану.
– Все военные силы, которые против тебя, возглавляют консулы Норбан и Сципион Азиаген. А этот, Марий, сын Мария, особенно яро лезет в драку. Он, конечно, за отца обижен донельзя. Подлый самнит Телезин тоже с ними заодно. Да мало ли их, готовых из подворотни тяпнуть тебя за ноги! Доводы их, значит, такие: ты загубил Фимбрия, не подчинился решению сената. Но за всеми ублюдками стоит Цинна. Самолично. Хотя он сейчас и проконсул, но ведет себя так, как будто в одном лице его целых два консула. А то и три.
– Ну, эта старая курва доиграется у меня! – угрожающе произнес Сулла. И добавил: – Я так и знал. А больше и некому браться за это грязное дело. Но ничего, ничего. Они у меня попрыгают!
Африкан продолжал свой доклад:
– Народ равнодушен ко всему, словно сытый кот. Ему, говорят, безразлично, кто им понукает. Кнут один, говорят. И безразлично, в чьих он руках, говорят.
– Так и говорят?
– Да, – подтвердил Оппий, молча слушавший рассказ своего друга и время от времени согласно кивавший головою.
– Кто говорит?
– Люди.
– Люди людям – рознь.
– Верно, о Сулла, верно.
Сулла побарабанил пальцами и рассеянно произнес:
– Значит – пятнадцать полководцев?.. Значит – раздавить Суллу?.. Значит – бить прямо тут же, в Брундизии?..
Он словно бы говорил с самим собою. Как будто в каюте находился один. Так бы вел он себя и с мухами, которые на потолке или на стенах.
За бортом уже плескалась вода, возмущенная пятью рядами весел, которые поднимались и опускались в воду, как одно. Судно слегка кренилось на левый борт…
– Почему берег был пуст? – спросил Сулла. – Повымерли жители, что ли?
Африкан пояснил:
– Никому не велели показываться.
– Это почему же? И кто не велел?
– Городской сенат.
– Он тоже из марианцев? – Сулла тряхнул головою, будто хотел отбросить ее, как тряпичный мяч.
– Еще бы!
– А кто заправляет в Брундизии?
– Некий Клодий Секунд.
– Из всадников?
– Этого мы не знаем, – сказал Африкан.
