Журнал Наш Современник 2001 #2 - Журнал Современник

Но вот приходит весна 1917 года.

Харлампий Ермаков:

В мае 1917 года назначен командиром взвода во 2-й Запасный Донской казачий полк, расположенный в станице Каменской, и “по георгиевскому статусу” произведен в хорунжие.

Григорий Мелехов:

В январе 1917 года произведен за боевые отличия в хорунжие. Назначен во 2-й Запасный Донской казачий полк взводным офицером.

Харлампий Ермаков практически не участвовал в событиях, которые предшествовали февральской революции, равно как и в тех, которые готовили переход от Февраля к Октябрю 1917 года, включая и корниловский мятеж.

Не участвовал в этих событиях и Григорий Мелехов.

Зато оба они одинаково встречают Октябрь 1917 года: Харлампий Ермаков “выступил против белых банд атамана Каледина, полковника Чернецова”, Григорий Мелехов — “подался на сторону большевиков”, взял на себя командование отрядом из 300 человек.

Оба в январе встретились с Подтелковым.

Оба были ранены в бою с отрядом Чернецова, — один (Харлампий Ермаков) — под станцией Лихая, другой (Григорий Мелехов) — под станцией Глубокая.

Обстоятельства участия Харлампия Ермакова в отряде Подтелкова, включая убийство Подтелковым есаула Чернецова, повешение Подтелкова и Кривошлыкова, как они предстают в биографии Харлампия Ермакова и на страницах “Тихого Дона”, совпадение этих обстоятельств — нами подробно рассматривается в полном, книжном варианте исследования.

А пока — хотя бы кратко, в пределах журнального варианта рассмотрим еще один немаловажный вопрос: как соотносятся “служивские” биографии Харлампия Ермакова и Григория Мелехова в ключевой для романа “Тихий Дон” период — во время Вешенского восстания.

Вопрос не праздный. До появления “Тихого Дона” о Вешенском восстании знали и помнили только на Дону.

После гражданской войны ни в советской, ни в белогвардейской исто-риографии о Вешенском восстании не появилось почти ничего. Лишь в 1931 — 1932 го-дах в журнале “Вольное казачество” (Прага) был опубликован “исторический очерк” Павла Кудинова “Восстание верхнедонцев в 1919 году” — уже после того, как третья книга романа была, в основном, написана.

К моменту завершения третьей книги “Тихого Дона”, посвященной восстанию, никаких печатных материалов и сведений о Вешенском восстании ни в Советском Союзе, ни за рубежом практически не существовало. Шолохов, беседуя с читателями в 1930 году, говорил об этом прямо: “Трудность еще в том, что в третьей книге я даю показ Вешенского восстания, еще не освещенного нигде”. Все, что можно было к этому времени узнать в открытых советских источниках о Вешенском восстании, исчерпывалось несколькими абзацами в книге Н. Е. Ка-курина “Как сражалась революция” (М. — Л., 1925).

В своей краткой характеристике Вешенского восстания Н. Е. Какурин исходил из единственного источника — “Стратегического очерка наступательной операции Южного фронта за период январь — май 1919 года. — Труды Комиссии по исследованию и использованию опыта войны 1914-1918 гг.” (М., 1919), “закрытого” документа, создававшегося для командиров Красной Армии. Шолохов вряд ли был знаком с этим документом; во всяком случае, он на него никогда не ссылался.

Из этого документа Н. Е. Какурин взял конкретные характеристики восстания, определив число восставших в 15 000 человек при нескольких пулеметах. М. А. Шолохов взял на себя смелость оспорить эти данные Какурина и советских генштабистов. В своем примечании к журнальному тексту романа “Тихий Дон”, опубликованном в июльской книжке “Октября” за 1932 год и впоследствии снятом из книжных публикаций романа (видимо, в связи с арестом в 30-е годы Н. Е. Ка

курина) , Шолохов писал: “На самом же деле повстанцев было не 15 000 человек, а 30 000-35 000, причем вооружение их составляло не несколько пулеметов, а 25 орудий, около 100 пулеметов и по числу бойцов почти полное количество винтовок. Кроме этого, в конце раздела, посвященного характеристике Верхнедонского восстания, есть существенная неточность: оно (восстание) не было, как пишет т. Какурин, подавлено в мае, на правом берегу Дона. Красными экспедиционными войсками была очищена территория правобережья от повстанцев, а вооруженные повстанческие силы и все население отступили на левую сторону Дона. Над Доном, на протяжении 200 верст, были прорыты траншеи, в которых позасели повстанцы, оборонявшиеся в течение двух недель, до Секретевского прорыва, до соединения с основными силами Донской армии”.

В споре с официальной военной историографией начала 20-х годов Шолохов был ближе к истине. Павел Кудинов в своем очерке “Восстание верхнедонцев в 1919 г.” ссылается на штаб Донской армии: “В оперативной сводке штаба Донской армии… значилось, что против восставших верхнедонцев, насчитывающих до 25 000 бойцов, действует 40 000-ая армия красных”. А в показаниях на допросе в СМЕРШе в 1945 году он назовет свою точную цифру участников восстания: 30 000 — 35

000 человек, что совпадает с данными Шолохова.

В пользу Шолохова и свидетельство П. Кудинова о вооруженности восставших: “Армия восставших, в двадцатидневный срок одерживая славные победы над сильнейшим врагом, с каждым днем крепла и технически и духовно; в каждом полку были пулеметные команды, винтовку приобрел каждый, появились и пушки”. Правда, проблемой были патроны. И снаряды.

Так что Шолохов оказался куда ближе к исторической истине, чем историограф Красной Армии, обозначив число повстанцев в пределах не 15 000, а 30 000 — 35 000, указав наличие у повстанцев большого количества пулеметов, пушек, винтовок.

Согласитесь, осведомленность впечатляющая. Откуда она могла быть у автора “Тихого Дона” при почти полном отсутствии к тому времени письменных источников о Верхнедонском восстании? Что давало ему уверенность оспорить письменные источники — книгу Н. Какурина и документы генштабистов?

Прежде всего — устные источники, в которых Шолохов, тем не менее, был настолько уверен, что шел на открытый спор с документами Генерального штаба. Столь широкими и обобщающими сведениями о Верхнедонском восстании стратегического характера могли обладать только люди, руководившие восстанием, имевшие представление не только о конкретных операциях, но и о его общем размахе. Таким человеком и был Харлампий Ермаков, один из руководителей восстания, правая рука Павла Кудинова, его однополчанин и близкий друг. Не случайно в своем историческом очерке “Восстание верхнедонцев в 1919 году” Кудинов пишет о Ермакове, “комдиве-1”,

больше, чем обо всех остальных военных руководителях восстания вместе взятых. И недаром, видимо, следователи ОГПУ долгое время считали Харлампия Ермакова руководителем Вешенского восстания, хотя сам Ермаков доказывал упорно, что это не так.

Практически из всех командиров повстанческих дивизий, полков и бригад — “офицеров из народа”, как их характеризовал П. Кудинов, из всех руководителей Вешенского восстания кто мог обладать обобщенной, стратегической информацией о восстании и сообщить ее автору романа

Тихий Дон”? После 1919 года в реальности оставался один Харлампий Ермаков. Остальные или погибли в огне гражданской войны и подвалах ОГПУ, или (немногие) ушли в эмиграцию. И лишь благодаря тому глотку свободы, который по милости следователя, благодаря заступничеству земляков, Харлампий Ермаков получил в 1924 — 1926 годах, правда о Вешенском восстании через уста М. А. Шолохова дошла до людей.

Чтобы показать предметно, что именно свидетельства Харлампия Ермакова и частично личные впечатления “отрока” Шолохова могли лечь в основу фактографии глав, посвященных Вешенскому восстанию, обратимся к тексту романа в соотнесении с материалами “Дела” Ермакова.

С. Н. Семанов в своей книге “Тихий Дон” — литература и история” замечает, будто “в “Тихом Доне” ни прямо, ни косвенно не приводится дата начала вешенского мятежа, но по роду (опечатка, видимо — по ряду. — Ф. К.) обстоятельств можно установить, что действие происходит до начала марта”. Но в романе указана точная дата начала мятежа, совпадающая с той реальной датой начала Вешенского мятежа, которую установили впоследствии историки.

XXVII глава 6-й части “Тихого Дона” начинается так: “25 февраля, на второй день после приезда с Сингина, Кошевой направился в Вешенскую узнать, когда будет собрание комячейки” (3 — 4, 128). Приехав в Вешенскую, он “стал на квартиру”, а наутро, придя в ревком, узнал, что в округе неспокойно: в Казанской шел бой, в Еланской “что-то нехорошо”. И в Вешенской вдруг послышались выстрелы где-то за станицей. “Мишка побелел, выронил папиросу.

Все бывшие в доме кинулись во двор. Выстрелы гремели уже полнозвучно и веско. Возраставшую пачечную стрельбу задавил залп, завизжали пули, заклацали, врезаясь в обшивку сараев, в ворота переворот вступал в права” (3 — 4, 129).

Такова точная дата начала восстания, данная в “Тихом Доне”: с 25 на 26 февраля (по старому стилю).