Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

Весь 1537 год прошел без каких-либо изменений состояния смеси. В сущности, мы могли ждать затвердевания нашего винного спирта до второго пришествия. Тем не менее мы подвергли его воздействию паров нагретой ртути, но тщетно. Мы были сильно раздосадованы, особенно аббат, который уже похвастался перед всеми монахами своего монастыря, что им нужно лишь принести ему большой насос, стоящий в углу монастырской территории, и он превратит его в золото. Но эта неудача не поколебала наше упорство. Я еще раз заложил мои родовые земли за четыреста крон, которые я решил истратить на новые поиски великого секрета. Аббат пожертвовал такую же сумму, и я с восемьюстами кронами отправился в Париж — город, в котором алхимиков больше, чем в любом другом городе мира. Я решил не покидать его до тех пор, пока либо не найду философский камень, либо не истрачу все мои деньги. Это путешествие нанесло сильнейшую обиду всем моим родственникам и друзьям, которые считали, что из меня может выйти великий юрист, и очень хотели, чтобы я посвятил себя данной профессии. Для восстановления спокойствия я в конце концов сделал вид, что это и есть моя цель.

9 января 1539 г. после пятнадцати дневного путешествия я прибыл в Париж. В течение месяца я держался в тени, но начал часто посещать алхимиков-любителей и ходить в лавки, где продавались печи, только после того, как познакомился более чем с сотней алхимиков-профессионалов, каждый из которых следовал своей собственной теории и методике. Одни отдавали предпочтение осаждению металла из раствора, другие искали универсальный алкагест, или растворитель, третьи превозносили действенность корундовой эссенции, а четвертые пытались получить экстракт ртути из других металлов и добиться ее последующего затвердевания. Чтобы постоянно держать друг друга в курсе достижений каждого в отдельности, мы договорились где-нибудь встречаться каждую ночь и обмениваться новостями. Иногда мы собирались в доме одного, а иногда на чердаке другого. Это происходило не только в будние дни, но и по воскресеньям и церковным праздникам. «Ах! говорил, бывало, один. Если бы у меня были деньги для возобновления эксперимента, я бы что-нибудь сделал.» «Да, говорил другой, если бы мой тигель не треснул, я бы уже добился успеха.» Третий же отчаянно восклицал: «Имей я всего лишь достаточно прочный сферический медный сосуд, я бы добился затвердевания ртути и получил серебро.» Среди них не было никого, кто не имел какого-нибудь оправдания своей неудачи, но я был глух к их речам. Я не хотел отдавать свои деньги никому из них, помня, как часто я оставался в дураках.

Наконец я познакомился с одним греком и долго ставил вместе с ним бесполезные опыты на гвоздях из киновари. Я также познакомился с одним вновь прибывшим в Париж иностранным дворянином и часто посещал с ним ювелирные лавки, где он сбывал куски золота и серебра, являющиеся, как он говорил, плодами его экспериментов. Я долгое время приставал к нему с расспросами в надежде, что он поделится со мной своим секретом. Он долго отказывался это сделать, но в конце концов уступил моим страстным мольбам, и я понял, что его тайна это не более чем искусный трюк. Я не забывал информировать моего оставшегося в Тулузе друга-аббата о всех своих приключениях и среди прочих писем послал ему отчет о фокусе, посредством которого сей шарлатан демонстрировал свое мнимое умение превращать свинец в золото. Аббат все еще верил, что я в конце концов добьюсь успеха, и посоветовал мне остаться в Париже, где я развернул столь бурную деятельность, еще на год. Я оставался там три года, но, несмотря на все мои усилия, преуспел в своих изысканиях не более, чем где-либо в до парижский период.

У меня уже кончались деньги, когда я получил от аббата письмо, в котором он велел мне все бросить и незамедлительно вернуться в Тулузу. Я так и сделал и узнал, что к этому времени он получил несколько писем от короля Наваррского (деда Генриха IV). Этот монарх был страстным и в высшей степени любознательным поклонником философии и писал аббату, что мне следует прибыть в город По и нанести ему визит и что он заплатит мне от трех до четырех тысяч крон, если я сообщу ему секрет, узнанный мною от дворянина-иностранца. Аббата так раззадорила сия сумма, что он не давал мне покоя ни днем, ни ночью, пока я наконец не отправился в По. Я прибыл туда в мае 1542 г. Я работал не покладая рук и, следуя полученному мною от пройдохи-иностранца рецепту, в конце концов добился успеха. Когда к удовольствию короля это произошло, я получил обещанную награду. Он был готов заплатить и больше, но его отговорили от этого пэры его двора даже те из них, кто ранее жаждал моего прибытия. Тогда он сердечно меня отблагодарил и отпустил с миром, сказав, что, если в его королевстве есть что-то, чем он может меня наградить, конфискованное имущество или нечто подобное, то он будет только рад это сделать. Я счел, что этих грядущих конфискаций мне, возможно, придется ждать довольно долго, и что в конечном итоге они мне так и не достанутся, и решил вернуться к моему другу-аббату.

По дороге из По в Тулузу я узнал об одном монахе, который был весьма сведущ в вопросах натурфилософии. По возвращении я нанес ему визит. Он отнесся ко мне с жалостью и с теплотой и добротой в голосе дал мне совет больше не тешить себя подобными экспериментами, ложными и софистскими по своей природе, а прочесть хорошие книги древних философов, из которых я, возможно, узнаю не только истинную сущность алхимии, но и точную последовательность необходимых операций. Мне сей мудрый совет пришелся по душе, но прежде чем ему последовать, я вернулся к тулузскому аббату, дабы отчитаться перед ним о наших общих восьмистах кронах и одновременно разделить с ним вознаграждение, полученное мною от короля Наваррского. Его не слишком обрадовал рассказ о моих похождениях с момента нашего первого расставания и, похоже, еще меньше обрадовало мое решение отказаться от поисков философского камня, так как он думал, что мне по плечу его найти. От наших восьмисот крон осталось всего сто семьдесят шесть. Расставшись с аббатом, я вернулся в свой собственный дом с намерением оставаться там до тех пор, пока я не прочту книги всех древних философов, а затем отправиться в Париж.

Я прибыл в Париж на следующий день после Дня всех святых[137] 1546 года и посвятил год прилежному изучению трудов великих ученых. Среди них были «Turbo. Philosophorum» Доброго трирца, «Увещевание природы странствующему алхимику» Жана де Мёнаи некоторые другие достойные книги. Однако не имея четкой доктрины, я не вполне понимал, в каком направлении продолжать изыскания.

Наконец я нарушил свое уединение, но не для того, чтобы встретиться с прежними знакомыми — адептами и ремесленниками, а с целью попасть в общество истинных философов. Но в их среде мои мысли пришли в еще больший хаос, так как в сущности я был совершенно сбит с толку многообразием опытов, которые они при мне ставили. Тем не менее подстегиваемый своего рода безумной страстью или вдохновением, я стал лихорадочно штудировать труды Раймунда Луллия и Арнальдо де Виллановы. Их прочтение и обдумывание прочитанного заняло еще один год, и я наконец решил, в каком направлении мне следует двигаться. Однако прежде чем взяться задело, мне потребовалось время, чтобы заложить еще одну весьма существенную часть моего наследства. Это произошло лишь в начале Великого поста[138] 1549 г. Я приобрел все необходимое и приступил к работе во второй день Пасхи. Тем не менее не обошлось без беспокойства и противодействия моих друзей. Один из них спрашивал меня, что я собираюсь делать и не пора ли перестать тратить деньги на подобные глупости. Другой убеждал меня в том, что если я куплю так много древесного угля, то усилю тем самым уже существующее подозрение, что я фальшивомонетчик. Третий советовал мне купить какую нибудь должность в магистратуре, так как я уже в то время был доктором права. Мои родственники высказывались в еще более неприятном для меня ключе и даже угрожали мне тем, что, если я не откажусь от своих сумасбродных затей, они пришлют ко мне в дом отряд полицейских и разобьют вдребезги все мои печи и тигли. Я был крайне изнурен этим непрерывным преследованием, но находил утешение в моей работе и продвижении эксперимента, которому я уделял большое внимание и который благополучно длился день за днем. В это время в Париже свирепствовала страшная эпидемия чумы, прервавшая всякое общение между людьми и оставившая меня наедине с собой, как я того и хотел. Вскоре я имел удовольствие отметить прогресс в ходе эксперимента и наблюдать последовательную смену тех трех цветов, которые, по мнению философов, всегда предвещают близость успешного завершения работы. Я отчетливо видел, как они сменяют друг друга, и на следующий день, первый день Пасхи 1550 г., я совершил великое деяние. Некоторое количество обычной ртути, которую я перелил в стоящий на огне маленький тигель, менее чем за час превратилось в самое высокопробное золото. Моей радости не было предела, но я не стал хвалиться своим достижением. Я возносил хвалы Всевышнему за его доброту ко мне и молил его лишь о том, чтобы он позволил мне так распорядиться долгожданным богатством, чтобы еще больше восславить Его и Его деяния.