Невеста смерти - Алексей Макеев

— Нет! Он убийца. Того, что он сделал, нельзя простить, но его можно понять. Сначала Родина предала его отца, а потом его самого. А ведь он превратил себя в машину для убийства именно для того, чтобы по всему миру защищать ее интересы. Так чего же Родина хотела в ответ? Чтобы он, Герой Советского Союза, пошел в холуи к какому-нибудь банкиру или олигарху, который в своей жизни не сделал для Родины ничего хорошего, но зато сумел воспользоваться моментом и обобрал ее до нитки? Вы можете себе представить его в этой роли? Тогда, Лев Иванович, вы плохо разбираетесь в людях. Какое будущее у него было? Стать киллером? Так по мне, месть за родного племянника все-таки предпочтительнее. Да, он и его люди мстили за Егора. И счастье великое, что они ограничились только этим, а не стали мстить тем конкретным людям в руководстве страны и КГБ, кто их предал, потому что при их подготовке это могло бы иметь для России очень тяжелые последствия. Да, от их рук несправедливо пострадали родственники убивших его племянника Трех Гадов, но все остальные жертвы сами были бандитами. И скажите, положа руку на сердце, а вы сами в своей жизни никогда никому ни за кого не мстили?

Перед глазами Гурова тут же встало лицо мертвой Татьяны, убитой только потому, что тогда не он, а она села за руль, окаменевшее от горя лицо ее дочери, его бешеная езда по городу, труп только что убитого им врага, и он сам, стоящий над ним с пистолетом в руке… Да много чего пришло на ум. И Лев помотал головой, отгоняя эти воспоминания.

— Вспомнили то, что хотели бы забыть? — печально глядя на него, спросил Попов. — С годами таких воспоминаний становится все больше и больше, и никуда от этого не деться. Так что не судите, Лев Иванович, да не судимы будете!

Выдержать этого Гуров уже не мог и, встав, предложил:

— Давайте оставим эту тему, Алексей Юрьевич. Все равно каждый из нас останется при своем мнении.

— Вы меня разочаровали, Лев Иванович. — Попов тоже поднялся из-за стола. — В этой истории вы увидели только ее внешнюю сторону, но не удосужились заглянуть внутрь, поэтому ничего не поняли. Да вы и не пытались понять. Я не оправдываю Георгия, мне его просто очень жаль. Вы даже представить себе не можете, насколько несчастный это человек.

Сухо попрощавшись, Гуров вышел от него и поехал на работу, а по дороге думал о том, как же прав оказался Попов. Сейчас, взглянув на ситуацию со стороны и проанализировав свои чувства, он вынужден был признаться самому себе, что действительно завидует давно погибшему страшной смертью Егору, потому что его, Льва Ивановича Гурова, никогда так не любила ни одна женщина. А, может быть, и была такая, но он прошел мимо, не разглядел, не понял. А, значит, сам виноват, потому что из-за своей сдержанности, холодности и закрытости всегда держал женщин на некотором расстоянии. Они же, чувствуя его отстраненное к себе отношение, боялись проявить свою любовь к нему из страха показаться смешными и навязчивыми. А вдруг среди них была та, единственная, которая могла пойти за ним на край света, босиком, не оглядываясь, ничего не выгадывая, а только потому, что любила? И Льву стало так больно, горько и обидно, что горло перехватило. Но что делать? Что выросло, то выросло! Он уже привык к своему непробиваемому скафандру и никого внутрь не пустит. Так что предстоит ему доживать свой век с Марией. Союз равных, партнерство во имя семьи, совместное сосуществование для обоюдного удобства. И все-таки Гурову было до слез обидно, что такой всепоглощающей любви, как у Лады к Егору, в его жизни никогда не было и уже не будет. И тут его осенило! Кретин! Идиот! Болван! Так вот на что ему намекал Попов, а он, дурак, не понял! Георгий просто любил Рогожину и был готов для нее на все! Это ради нее он стал убийцей! Он, офицер, еще тогда казнил бы Трех Гадов самым жестоким образом, но никогда не стал бы убивать их родственников. Это был план Рогожиной, изуверский план, и он, переступив через себя, через все свои принципы и понятия об офицерской чести, делал так, как она хотела. Он всей своей жизнью доказывал ей свою любовь, а она всю свою жизнь любила другого и осталась верна его памяти. Рогожина знала о том, что Георгий ее любит, но ничем не могла ему на это ответить, а, поскольку совесть у нее все-таки была, счастливой ее тоже назвать нельзя. И Георгий с этим смирился, он с этим жил, он был готов на все, только чтобы быть рядом с ней. Не вместе с ней, а просто рядом! Господи! Какой же несчастный человек! И как он теперь будет жить, неся в душе такой груз? Руки он на себя, конечно, не наложит — все-таки трое парней на нем, но какая же страшная пустота его ждет! Ведь из его жизни исчез смысл, теперь будет просто существование. Да никакое пожизненное заключение не сравнится с этой карой!

После всех этих открытий Лев передумал ехать на работу и отправился домой. Увидев его, Мария даже как-то обмякла и растерянно спросила:

— Лева! Что случилось? На тебе лица нет!

Гуров посмотрел в зеркало и понял ее реакцию — вид у него был страшный.

— Одна женщина умерла, — кратко объяснил он.

— Та, о которой ты рассказывал в передаче? — спросила жена, и он кивнул. — Ты хочешь об этом поговорить? — Лев помотал головой. — Ну тогда я не буду тебе мешать.

Она тихо ушла в спальню, но быстро вернулась оттуда, одетая на выход.

— Левушка! Я так поняла, что ты хочешь побыть один? Тогда я, пожалуй, переночую у себя?

— Прости меня, Машенька, но это действительно будет лучше всего. Мне сейчас очень плохо — как оказалось, я совершенно не разбираюсь в людях и не вижу очевидного. Мне нужно посидеть и многое обдумать.

Мария ушла. Есть совершенно не хотелось, и Лев, достав коньяк, устроился в кресле и начал рассуждать на тему любви: благо это или зло. Когда бутылка опустела, он пришел к выводу, что ничего страшнее этого чувства на свете нет, потому что оно заставляет человека совершать такие поступки, о которых он в других обстоятельствах и подумать бы побоялся. И слава богу, что в его жизни такой сумасшедшей любви не было и уже не будет! Без нее как-то спокойнее! Так что на следующее утро Лев проснулся совершенно и окончательно умиротворенным.

И жизнь потекла дальше. Стараниями Попова Левашову была выделена двухкомнатная квартира в Москве, а ту, что осталась в Демидовске, он продал через риелторов. Он окончательно поправился, счастливо живет с женой, занимается с внуками и периодически встречается с Гуровым и его друзьями — отношения у них самые теплые. Когда Лев разобрался в самом себе, то понял, что с нервами у него все в порядке и в отпуск можно не торопиться, так что они с Марией решили отправиться на море в сентябре. Болотину досталось по первое число, и, видимо, после очередной выволочки на самом высоком уровне Игорь не выдержал и позвонил Гурову на работу:

— Ну знаешь, Лева! Такой подставы я от тебя не ожидал! — гневно начал он.

— С кем я разговариваю? — невозмутимо поинтересовался Гуров.

— Кончай придуриваться! Это Болотин.

— Вы ошиблись номером, — все так же спокойно сказал Лев. — У меня нет знакомых с таким именем, — и положил трубку.

Этот разговор слышали Крячко и Вилков.

— Это был Болотин? — спросил Стас.

— Он самый, — подтвердил Лев и, повернувшись к Вилкову, сказал: — А ты тогда был совершенно прав: мы с ними действительно разной крови.

Саша расцвел от похвалы, но тут же спохватился и радостно сообщил:

— Кстати, о Маугли! Чуть не забыл! Катька же ко мне в Москву на все летние каникулы приедет.

Гуров с Крячко затравленно переглянулись и дружно в ужасе закричали:

— О нет! Только не это!