Вне подозрений - Джеймс Гриппандо

— Кишка была тонка?

— Потому что все знали: бабки эти ввозятся российскими банками. А грабануть российский банк — это в девяти случаях из десяти означает, что вы грабанули русскую мафию. И не нашлось людей, у которых бы не хватило ума или, напротив, хватило бы духа выкинуть такой номер. Так что самолет продолжал спокойно летать.

— Очень любопытно.

— Ты понял, к чему это я?

— Еще бы.

— Дай нам два дня. Пройдешь проверку — познакомишься с Юрием.

— Лады.

— Ты еще скажи, что с ним будет, если не пройдет проверки, — вставила Катрина.

— Я думаю, он и так понял, — ответил Владимир.

— Просто пытаюсь быть предельно откровенной с друзьями. Он должен это услышать.

Владимир подался вперед всем телом, в глазах зажегся нехороший огонек.

— Не пройдешь проверки — встретишь Судьбу. Надо сказать, физиономия у него не из приятных.

Тео робко улыбнулся.

— Странно. Ты говоришь о судьбе так, словно это человек.

— Еще как странно! — с усмешкой подхватил Владимир. — Потому как все наши знают: Судьба — это не человек. Это животное. — И он громко расхохотался, стуча кулаком по столу. А затем вдруг с лица исчезла даже тень улыбки. — До свидания, Тео.

Тео поднялся.

— Ты знаешь, как меня найти, Катрина?

— Не беспокойся. Найти тебя нам не составит труда.

Тео двинулся к двери. Катрина проводила его взглядом, раздумывая, какое чувство она испытывает к этому человеку — ненависть или жалость.

Ах, Тео, мой мальчик. В камере для смертников ты был в большей безопасности.

40

Доктор Марш молча сидел на обитом бархатом сиденье адвокатского «лексуса». За рулем был Замора. Они находились в Коконат-гроув, в той его части, что выходила на берег Мексиканского залива, недалеко от больницы Милосердия, известной на всю Флориду отделением интенсивной терапии. Год за годом заведение рекламировалось в довольно эксцентричном местном журнале и под снимком здания больницы красовалась подпись: «Лучший вид со смертного одра». Марш пропустил утренний обход, и сейчас они торопились на автостоянку, чтобы забрать автомобиль доктора. Джесси Мерил по-прежнему занимала их мысли.

— Странная история с видеопленкой, — заметил Марш.

Замора остановился на красный.

— Почему? Не знаю, спала Джесси с этим Свайтеком или нет. Но то, что он не был ее навязчивой идеей, — это определенно.

Замора катал сигару между указательным и большим пальцами.

— По записи этого не скажешь. Выкрикивала его имя, занимаясь сексом с тобой.

— Эти записи еще ни о чем не говорят. Они фальшивка. И сделаны с одной целью — шокировать.

— Что-то я тебя не совсем понимаю.

Марш посмотрел в боковое окно. Потом обернулся к Заморе.

— Эта сука просто обожала проделывать разные штуки. Ну, допустим, заводила меня, а потом вдруг говорила какую-нибудь гадость, чтобы напрочь испортить настроение. И всякое желание сразу пропадало.

— Ну а записи?

— Записи она делала вовсе не для эротики. Тут вся штука в ее извращенном чувстве юмора. Однажды, еще до того, как я решился на развод, она довела меня почти до оргазма, а потом вдруг разыграла сцену, сделала вид, что в комнату вошла моя жена. Очень веселилась, наблюдая, как я слетаю с постели в чем мать родила и с дымящимся членом наперевес. Другая забава — в самый разгар утех начинала выкрикивать какое-нибудь имя. Один раз — имя моего семнадцатилетнего сына, другой — моего сослуживца. Но больше всего любила кричать: «Джек! Джек!» Знала, что этим по-настоящему достает меня.

— Чем это имя так злило тебя?

— Сам не понимаю.

— Может быть, ты ревновал ее к Джеку Свайтеку?

— Нет.

— У тебя были причины ревновать ее? Она выкрикивала его имя вовсе не ради хохмы?

— Да нет. Только для того, чтоб поиздеваться надо мной. Взбесить, свести с ума.

— Взбесить настолько, что ты был готов убить ее?

Глаза их встретились.

— Я тебе говорил: я не убивал.

— Тогда ты запросто пройдешь испытание на полиграфе.

— Знаешь, я передумал. Я не хочу проходить тест на полиграфе.

— Почему?

— Клянусь, к смерти Джесси я не имею ни малейшего отношения. Просто не верю я в эти самые детекторы лжи, вот и все. Уверен, закоренелые лжецы вполне могут переиграть эту машину. А невиновные люди начинают нервничать и в результате не проходят испытания.

Замора продолжал задумчиво вертеть в пальцах сигару.

— У меня есть хороший эксперт. Попробую уговорить Янковица пригласить именно его.

— Да не хочу я никаких тестов! И мне плевать, кто будет их проводить. Черт… Он проверяет частоту твоего дыхания, частоту пульса, давление. Но всякий раз, когда кто-нибудь упоминает имя Джесси Мерил, я так закипаю, что, боюсь, не пройду испытания, даже если буду говорить чистую правду.

— Тогда зачем ты с такой готовностью согласился на это в кабинете Янковица?

— Я просто блефовал. Решил, что с чем большей охотой соглашусь на этот тест, тем меньше шансов, что он решит меня испытывать.

— Ты не знаешь, что это за типы, государственные обвинители. Нет, теперь уж он ни за что не отступится.

— Если написанное нами объяснение удовлетворит его, возможно, он пойдет навстречу даже без полиграфа.

Замора удивленно покосился на своего клиента:

— С чего бы это?

— Да с того, что мы подвели под показания хорошую основу. Этот общий банковский счет — настоящая погибель для Свайтека.

— Как думаешь, почему она вписала его?

— Разрази меня гром, понятия не имею!

— Почему, к примеру, не тебя?

— Просто не собиралась делиться со мной деньгами. Это я давал ей деньги.

— Привык содержать всех своих дамочек по высшему разряду, да?

— Ты хоть понимаешь, как трудно содержать любовницу, когда жена, с которой прожил двадцать четыре года, норовит вытрясти из тебя при разводе все до пенни?

— Понимаю.

— Ладно, не будем об этом. У нас имеется Джесси Мерил, назвавшая Джека Свайтека совладельцем счета на полтора миллиона долларов, имеется также пленка, где она выкрикивает его имя. Для начала очень даже неплохо. И если прокурор скажет, что этого мало, мы дадим ему еще.

— Ему вроде бы достаточно.

— Это ты так говоришь.

— Я серьезно, — сказал Замора. — Следует продумать выступление перед жюри присяжных. Должно быть отточено каждое твое слово. Все должно быть правдой.

— Конечно. Лично я просто обожаю правдивые истории.

— Только особый акцент следует делать на слове «правдивые», а не «истории».

Доктор кисло улыбнулся.

— В том и состоит истина, да?

— В чем?

Зажегся зеленый. Замора тронул машину с места и быстро набрал скорость. Доктор Марш посмотрел в окно на пролетающие мимо пальмы и ответил:

— Все упирается в правильно расставленные акценты.

41

Спать они улеглись в полночь, в старой, еще девичьей спальне Синди. Последняя ночь в доме матери. Маленький старомодный ночник, стоявший на тумбочке, отбрасывал на простыни слабый свет. Типично девичья лампа, с абажуром в розово-белую полоску. Интересно, подумал Джек, что творилось в голове у Синди, когда она ребенком ложилась спать в этой комнате? И какие ей снились сны?.. Уж определенно, они не были похожи на те кошмары, что приходят теперь, с болью подумал он. Возможно, Эвелин права: причиной новых тревог Синди стал он сам.

— Ты на меня не сердишься? — тихо спросил он.

Синди лежала на боку, повернувшись к нему спиной. Джек рассказал ей все: и о завещании, и о ребенке, которого Джесси отдала на усыновление. Она выслушала его молча, не прерывая, даже будто не реагируя вовсе.

Она вздохнула и ответила:

— Возможно, я просто отупела. Стала равнодушна. И ничего больше не удивляет и не расстраивает меня.

— Знаю, наверное, лучше было не говорить, но это важно. Все, что произошло между мной и Джесси, было давно, еще до того, как мы с тобой познакомились.

— Понимаю.

— Я боюсь, что ты меня разлюбишь.

Джек был рядом, но видел лишь затылок жены. Она так ни разу на него и не взглянула.

— Что думаешь делать с этим мальчиком? — спросила после паузы она.

— Не знаю.

— Собираешься найти его?

— Наверное, должен.

— Ты этого хочешь?

— Не знаю. Все так запуталось. Не думаю, что смогу ответить на этот вопрос, пока не уляжется пыль.

Оба они долго молчали. Синди потянулась к выключателю, потом вдруг остановилась.

— А когда Джесси написала это завещание?

Джек не понимал, к чему она клонит.

— Примерно год тому назад.

— Так это прежде, чем она пришла к тебе и попросила выступить ее адвокатом?

— Да. Наверное, она написала завещание, узнав, что больна.

— Зачем она так сделала, как думаешь?

— Что сделала?