Так было суждено - Неизв.

— Здорово… а свое про любовь?

— Обещаешь, что никому не скажешь? — словно маленький котенок Аня посмотрела на Юлю.

— Обещаю, — и кареглазая не соврала.

— Ах, как умело могут люди

Обнять, предать и обмануть,

Преподнести Вам страсть на блюде

И с головой в нее нырнуть!

Но лишь немногие умеют

Так нежно, чутко, не тая,

От вздоха одного робея,

Шепнуть: «Я навсегда

Люблю

Тебя».**

— Это…

— Не надо слов, — улыбнулась Аня.

Юля удивленно взглянула на девушку, но потом, словно до нее снизошло озарение, чуть-чуть улыбнулась и, кивнув, промолчала.

Кареглазая еще немного посидела с рыжей, однако пора было спускаться к завтраку. Аня отчего-то отказалась идти вместе с кареглазой, так что Юля, изумленно застыв у двери, спросила, в чем же дело. Оказалось, что и Аня собиралась уезжать на Новый год домой, и девушке необходимо было собрать вещи. Когда кареглазая спросила, когда уезжает рыжая, Аня виновато покачала головой и ответила, что не скажет.

— Ты не обижайся только, ладно? Я просто не хочу, чтобы она знала…

— Яна?

— Ты ведь ей не скажешь?

— …Знаешь, скажу, — улыбнулась Юля и, попрощавшись с удрученно вздохнувшей девушкой — Аня не отговаривала кареглазую, так как это все равно было бесполезно, — спустилась в столовую.

— Манать, Татьяна Зеленоглазовна Таксичка! — Юля негодовала и грозилась сожрать не свою булочку. — Какого пьяного стаканчика и нетрезвого лысого гнома ты валишь домой? И на тех каникулах ты была дома, и на этих будешь?! Ну, ты даже не такси мне больше…

— Юль, прости, что так получается. Просто Новый год все-таки семейный праздник… — виновато смотрела в сторону Таня. — Эх, если хочешь, я останусь, ладно.

— Стоп! Нет!

— Ты не хочешь, чтобы я осталась? — улыбнулась девушка.

— Да нет же! — крякнула Юля. — Я хочу, но ты не должна идти ради меня на такие жертвы. Не волнуйся, у меня тут останется опора и поддержка, муахаха! Так что я не пропаду!

— Точно? — с сомнением взглянув на какой-то уж чересчур самоуверенный вид девушки, спросила Таня и на всякий случай отодвинула свою булочку подальше от кареглазой, так как та уже каким-то загадочным образом успела приблизиться к продукту хлебного производства.

— Так точно!

— И кто же будет этой опорой и поддержкой? Я же уезжаю.

— Ну…

— Ира?

— Она уехала, — хныкнула Юля.

— Аня?

— Она уезжает, — в глазах блеснули слезинки.

— Инна?

— Она никогда не уедет…

— Не надо так, — осуждающе покачав пальцем перед лицом Юли, произнесла Таня.

— Да шучу я, — буркнула девушка.

— Остается только Яна.

— Она частенько с Мандариной ходит… — последнее девушка выговорила уже в стол: сложив на нем свои руки, девушка положила на них голову, и теперь звук ее голоса долетал до зеленоглазой как-то отстраненно.

— Может, я останусь?

— Нет, — резко сказала кареглазая. — Я сама уеду. Вот.

— Уверена? — с сомнение спросила Таня.

— Только маме вечером позвоню и все улажу.

Юля, стуча зубами от нечеловеческого холода, в данный момент представляла собой ледышку. Не хватало только, чтобы две небольшие сосульки свисали из ноздрей, хотя до этого было недалеко. Вот уже битый час кареглазая тряслась на ветру вместе со своей подругой Таней. Родители зеленоглазой либо прогадали со временем, либо были похищены пришельцами, либо были восприняты драконами как еда, либо что-то еще. Юля успела перебрать в своей ледяной черепной коробке все возможные и невозможные варианты.

Сейчас же Таня старалась дозвониться хоть до кого-нибудь из родителей, дабы спросить, где их арбуз носит. Сперва ни один из родителей не брал трубку, потом оба мобильных телефона были недоступны, и лишь спустя какое-то время трубку подняла мама. О чем-то поговорив, покричав, поизвинявшись с мамой, Таня, грея озябшие кисти, подошла к Юле с виноватым видом:

— Слушай, они только через минут тридцать прибудут… Может, пойдешь в общежитие? Зачем ты со мной тут стоять будешь? Холодно же, а я не хочу, чтобы ты заболела.

— Да ладно, — деревянным голосом произнесла Юля. У девушки зуб на зуб не попадал, так что слова, а уж тем более словосочетания и фразы давались с большим трудом.

— Что… что ты делаешь?

— Я пытаюсь есть.

— Ты пытаешься есть мороженое? — саркастически хмыкнула Таня. — Тебе же холодно.

— Черт! Упало! Я уронила мой любимый пломбирчик! — заголосила Юля.

— Отлично.

— Что тут отличного?

— А вдруг это судьба? Ты уронила то, чем могла подавиться. Так что радуйся. Да и слава богу, что уронила. Я бы все равно забрала у тебя его.

— Жестокая! — буркнула кареглазая.

— Ну, не сердись. Хочешь, я тебе что-нибудь расскажу? — улыбнулась девушка. — Понимаю, что это не загладит моей вины перед тобой, ведь я же уезжаю. А видеть тебя такой грустной и подавленной я просто не могу. Сердце разрывается.

— Кто грустный? Кто подавленный? — вновь забубнила Юля. — Да я счастливее всех счастливых! Посмотри на меня!

И с этими словами девушка подскочила чуть ли не на метр, забегала вокруг Тани, стала выкрикивать самые разнообразные слова — со стороны это выглядело так, будто кареглазая вызывает демона — и дурачиться, как она это обычно делала, вот только радость была липовая, движения скованные, да и сама Юля выглядела так, словно к ее рукам и ногам привязали ниточки, и теперь за них водят.

Таня, которая больше не могла смотреть на то, как мучает себя Юля, заставляя себя усиленно радоваться и работать в автономном режиме, резко остановила девушку и, притянув к себе, крепко-крепко обняла. Первый раз за последний год у кареглазой на глаза навернулись настоящие слезы. В глазах тотчас же противно и горячо защипало, но, прикусив нижнюю губу, девушка подавила рыдания, так что Таня, обнимавшая девушку, ничего не заметила, а когда Юля вытирала глаза, то подумала, что она это от ветра.

— Спасибо тебе, Друг. С самой-самой большой буквы… — шепотом произнесла кареглазая, чтобы не выдать свои чувства. Девушка не любила плакать на людях.

— Чудо ты… — улыбнулась Таня и, потрепав подругу по взлохмаченным ветром волосам, добавила, посмотрев в сторону: — Могу я спросить?

— Да. Ты — что угодно.

— Тебе ведь… нравится Марина, да? — как зеленоглазая ни старалась, а интонация все равно подкачала.

Однако Юля обратила больше внимания непосредственно на сам вопрос, нежели на интонацию и голос девушки. Понятное дело, что были люди, которые догадывались о чувствах Юли, но никому прямо кареглазая это не говорила. И вот настал тот день, когда правда должна была выплыть наружу. И не потому, что так было нужно, а потому, что уж кто-кто, а Таня имела право знать об этом — не из-за того, что стала Юле лучшей подругой, хотя и это сыграло свою роль, а из-за того, что зеленоглазая рассказала потом девушке.

— Да, — тихо, но уверенно ответила Юля.

— Помнишь, я говорила тебе, что я на самом-то деле ужасная подруга? Помнишь? — что-то тягуче-больное было в этом последнем вопросе. Кареглазая кивнула.

— Я должна тебе признаться…

— Хуже, чем есть, уже не будет, — усмехнулась Юля. — Да и неважно, что ты скажешь. Все равно останешься мне подругой. Иначе что я за друг, если не умею прощать?

— Все равно я должна рассказать. Истоки этой истории уходят на несколько лет назад. Мне, Марине и Яне было по шестнадцать, а Кире — семнадцать — она просто поздно в школу пошла, но это неважно. Мы были одной большой и дружной компанией: всегда ходили вчетвером и в школу, и гуляли вместе, и вообще были не разлей вода, пока я не поняла одну вещь. Меня неумолимо и уверенно начало тянуть к одной небезызвестной тебе особе… думаю, ты уже догадалась, что речь идет о Марине, — улыбнулась Таня, а затем, на пару секунд замолчав, продолжила: — Да, так глупо: влюбиться в собственную подругу. Поначалу я пыталась это в себе как-то утихомирить, так как считала, что это неправильно. А если бы я сказала ей… я, возможно, лишилась бы подруги. Поэтому я решила молчать. Но один факт, который заставил меня пересмотреть мое решение в корне, все изменил. Оказалось, что не я одна у нас «по девочкам». Яна до сих пор, когда со мной говорит, вечно ляпнет что-то в духе «во это был квартет лесбиянок, е-мае». Кира с Мариной начали встречаться. Боже! Как мне было хреново, когда я узнала об этом… я просто не находила себе места, я рвала и метала. Признаюсь, хотела даже сделать с собой что-то, но наш секс-символ меня поддержал. Яна была рядом… пока я не совершила одну ужасную, глупую, эгоистичную и злую ошибку. Какой же я была идиоткой… Я решила: либо Марина достанется мне, либо никому. И решила подстроить все так, чтобы они расстались с Кирой. У меня была фотография, где мы с Мариной… — Таня чуть смутилась, но все равно продолжила: — целуемся. На самом деле это было на спор — Марина очень любила спорить. Она была боевой девчонкой, активисткой, душой команды! Она могла бы соперничать с Яной и переплюнула бы ее! Она была такой веселой… но потом вся ее внутренняя сила обернулась арктической неприступной крепостью. Она осталась такой же сильной, но больше не веселилась…