Паранджа страха - Самия Шарифф

Словно сеющее ужас чудовище, появился мой отец.

— Встань, несчастная. Ты замарала честное имя своего отца грязью, теперь надо мной все потешаются. Из-за тебя моя честь запятнана. Ты еще не развелась, а. уже гуляешь по пляжу с военным. Да еще осмелилась взять с собой двух маленьких сучек, которых называешь дочерьми. Где, по-твоему, ты находишься? Во Франции, где бабы творят, что хотят, на глазах у честных людей? Напоминаю, если ты забыла: здесь Алжир, страна мусульман с прочными традициями и верой. Мы заставим тебя уважать наши обычаи. Я убью тебя, и твоя кровь очистит меня.

Он двинулся вперед, но Нора преградила ему путь, защищая меня. Оттолкнув ее к стене, он схватил меня за руку и потянул вверх. Мелисса вцепилась в мое платье, но отец грубо ударил ее по рукам, и она испуганно отступила назад. Он сначала поднял, а потом ударом ноги в живот припечатал меня к полу и стал снимать ремень. Он не в первый раз избивал меня ремнем, но никогда раньше в его глазах не было столько жестокости. В голове промелькнула мысль: это конец, отец не сможет себя сдержать.

Он принялся меня избивать. Удары сыпались один за другим. Вымещая на мне свой гнев, отец только распалялся. На смену ремню пришли ноги — он бил без разбору по всему телу. Я уже не чувствовала боли.

В комнату вошла мать.

— Не утруждай себя, Али. Она не стоит того, чтобы ты пачкал руки. Ее братья с удовольствием заменят тебя, они только и ждут возможности отомстить за свою честь. Идем со мной, а их оставим гнить в собственных нечистотах.

Нора попыталась затащить меня на матрас, но поняла, что я никак не реагирую.

— Воды! — что есть силы закричала она. — Мама потеряла сознание! Срочно!

Мой сын, ее родной брат, вошел в комнату и, не глядя в мою сторону, протянул ей бутыль с водой.

— И как тебе не стыдно, — с отвращением выпалила Нора. — Это тебе должно быть стыдно. Наш род опозорен!

— Пошел вон, предатель! Ты мне больше не брат, я не хочу тебя видеть!

Вода привела меня в чувство. Положив мою голову себе на колени, Нора стала слегка покачивать меня, как мать качает своего ребенка.

— Все будет хорошо. Хусейн придет на помощь.

Не беспокойся, мама!

Боль пронзала все тело. Последний удар ногой пришелся по голове. Я старалась сконцентрировать взгляд на потолке, но не получалось. Мысли тоже растекались, как вода. Когда я была маленькой, мать посылала меня сюда за продуктами, лежавшими на полках, а теперь я находилась здесь как пленница и с трудом верила в реальность происходящего, настолько все было ужасно. Семья решила нас наказать, решила усложнить нам жизнь. Они считали, что я стала для них источником бесчестья. Разве любовь — это преступление? Мои мысли вернулись к Хусейну, который теперь стал нашей единственной надеждой на спасение.

Вечером мать огласила нам условия.

— Ты собиралась уничтожить нас, но не смогла. Мы заставим тебя заплатить за все зло, что ты нам причинила, — начала она голосом, исполненным ярости и презрения. — С сегодняшнего дня вы будете находиться здесь постоянно. Выходить будете только в туалет. Для этого вы должны постучать в дверь, и вас проведут. Вам нельзя мыться — вы все равно грязные, такими и оставайтесь. Амир будет приносить вам еду, но только одну тарелку на троих. Чтобы выйти отсюда, вам нужно всего-то позвонить главе вашей семьи и согласиться на все его требования. Уйти вы сможете только с ним. О посещении школы девочками не может быть и речи. Вы будете смотреть, как ваша мать получает свое возмездие. Если хотите помочь ей, уговорите ее позвонить вашему отцу, чтобы он пришел за вами!

Мать вышла так же быстро, как вошла.

В голове не укладывалось, как родители могли причинить столько горя своему собственному ребенку — ни угрызений совести, ни чувства вины. Пусть я буду грешницей, если они так решили, но я не заслуживала подобного обращения.

Отсутствие родительской любви и скверное отношение могли заставить меня решиться на самоубийство или свести меня с ума, но мои дочери привязывали меня к жизни. Они были моим лучиком надежды, моей путеводной звездой. Они не давали мне опустить руки. До последнего вздоха я должна была отвечать за них. Что будет с ними, если со мной случится несчастье? Они нуждались во мне, так же как я нуждалась в них. Ни в коем случае я не должна была позволить этим людям уничтожить себя. Людям, которых не считала больше своей родней. Во имя дочерей я должна была найти в себе смелость и стать сильной как никогда.

Несколько часов спустя в полной тишине Амир поставил тарелку с пищей и бутылку воды и, ни на кого не глядя, удалился. Мы бросились к тарелке, словно не ели несколько дней.

— Мама, я тут подумала, — вдруг сказала Мелисса. — Будет лучше, если сначала поем я, потом Нора и только тогда ты. Они могли положить снотворное в еду, чтобы отнять нас с Норой у тебя и отдать папе. Я не хочу, чтобы нас разлучили. Я хочу все время быть рядом с тобой.

Мелисса едва не плакала.

— Возможно, она права, надо быть осторожнее, — поддержала Нора. — Хорошо, девочки. Я буду есть последней, только оставляйте мне поменьше.

Мы рассмеялись. Это разрядило обстановку и на несколько секунд заставило нас позабыть о наших бедах.

Должна ли я буду заплатить и за этот смех? Счастье всегда доставалось мне по капле, и всегда я расплачивалась за него.

В тот день я поклялась вырвать дочерей из порочного круга несчастий. С рождения они следовали за матерью в страданиях и бедах. Разве они заслужили разделять эту темную, мрачную жизнь со мной? Вместо того чтобы быть пленницами в гнусной каморке, они должны были сидеть за школьной партой. Я единственная взрослая, так или иначе ответственная за все это, и должна была положить конец кошмару. Я пообещала им начать новую жизнь в другом месте, подальше от этих безжалостных людей. Но как это сделать? Мне — беззащитному существу без денег и без поддержки? Мне, которая всю жизнь повиновалась приказам, нужно было стать взрослой и принимать решения самостоятельно. Я сделаю все, чтобы выйти оттуда, но хватит ли мне сил?

Время тянулось медленно, а мы все лежали, вытянувшись на тюфяках, и только по приносимой тарелке с едой ориентировались во времени. Дневной свет мы видели, когда шли в туалетную комнату, разумеется, если это случалось не в темное время суток.

Два или три дня спустя, когда мы с Норой разговаривали, а Мелисса спала, скрежет ключа раздался в неурочный час. Что-то происходило. Мы насторожились.

Дверь распахнулась — на пороге стояли мои родители.

В руках они держали какие-то предметы, но рассмотреть, что это и для чего предназначено, я не смогла из-за плохого освещения.