Сладости ада, или Роман обманутой женщины - Юлия Шилова

– Действительно, зачем люди друг с другом спят? – язвительно повторила мой вопрос Дарья.

– Наверно, затем, чтобы получить сексуальное удовлетворение.

– Надо же! Удовлетворение, говоришь?

– Удовлетворение.

– А тебе не стыдно?

– Стыдно, Дашенька. Ой, как стыдно… Ты даже представить себе не можешь, как же мне стыдно!

– Неужели нельзя было с собой совладеть? Что, так приперло?

– Приперло, – зарыдала я навзрыд. – Только, подруженька моя милая, не стоит говорить, что я сексуально озабоченная, что у меня ни гордости, ни достоинства, ни самолюбия нет. Я и сама все это знаю. Не хочу ничего слышать. Это было, это произошло, и от этого никуда не денешься. Знаешь, что самое страшное-то, Дашка?

Я резко замолчала, прекратила реветь и сморщилась от того, что грим попал мне в глаза и их защипало.

– Что? – усталым голосом спросила подруга.

– А самое страшное то, что даже после того, как этот подонок смешал меня с грязью и сказал мне подобную гадость, мне было с ним хорошо. Понимаешь? Хорошо!

– Не понимаю.

– Я получила громадное удовольствие!

– Поздравляю.

– С чем?

– С тем, что ты получила то, что хотела.

– Да я совсем этого не хотела! Правда не хотела! Я и сама не знаю, как это произошло. До сих пор не могу понять. И где в тот момент были мои мозги?

– Я думаю, они были где-то внизу.

– Что значит где-то внизу?

– Где-то в нижних органах… Как раз там, где ты ощущала приятную истому. Люся, ну, что истерику-то теперь катать? Ну, переспала и переспала. С кем не бывает. Что теперь из-за этого руки, что ли, на себя накладывать? Выкини из головы и забудь, как страшный или не совсем приятный сон. Ты так себя ведешь, как будто никогда в жизни не спала с мужиками. Как маленькая девочка, ей-богу. Я только одного не пойму…

– Что тебе не понятно?

– Люська, а как он тебя не опознал-то? Он же не просто с тобой общался, но и сексом занялся. Он что, совсем нюх потерял, не может черное от белого отличить?

– Да он пьяный был! Я думаю, что в тот момент он действительно ничего не мог отличить, потому что у него в глазах двоилось.

– Даже так… Значит, ты пьяного мужика совратила.

– Ага, – кивнула я головой, как будто подруга могла меня видеть.

– Ну, что мне тебе сказать, чтобы не обидеть…

– Можешь ничего не говорить.

– Да нет уж, подруженька, скажу. Что ж молчать-то? Тебе повезло.

– Повезло? В чем?!

– В том, что твой бывший бойфрэнд ничего не заметил. Можно сказать, что тебе подфартило, а то, если бы он заметил, что ты ненастоящая Вероника, неизвестно, что бы тогда произошло. В следующий раз будь осторожнее.

– Дашка, следующего раза не будет.

– Ой, кто бы говорил…

– Я тебе говорю. Дашка, а ведь Ника Игоря наколола.

– В чем?

– Она ему внушила, что она девственница.

– И он поверил?

– Поверил.

– Да такие, как Игорь, во что угодно поверят. У него же одни деньги перед глазами. Когда у мужика перед глазами доллары крутятся, он только о них и думает. Ради денег он схавает все, что угодно. Ему совершенно безразлично, что он рогами в потолок упирается, ему самое главное – войти в высшее общество и зажить светской жизнью.

– Слушай, а как она могла это сделать?

– Ты имеешь в виду девственность?

– Да.

– Сейчас сотни способов существует. Можно сделать все так, чтобы мужик ни о чем не догадался. Я только не понимаю, зачем ей это надо было. Старые времена прошли, и от этой девственности никому ни жарко, ни холодно. Бред какой-то.

– А Игорек сказал, что этим она его осчастливила.

– Да брешет твой Игорек. А с ее деньгами можно девственность хоть каждый день восстанавливать.

– Делать бабе, что ли, нечего? Я думаю, что он не единственный, кого она своей девственностью облапошила.

– Послушай, Люська, ложись-ка ты уже спать. Утро вечера мудренее. Ну, допустила ты ужасную глупость. Так что, теперь до конца жизни будешь себя казнить? Не все уж так плохо. Удовольствие получила, сама говоришь. А что касается души… Хотя знаешь, как говорят: было и было, что было – забыла. Давай, ложись спать.

– Даша, я себя ненавижу!

– И что теперь? Я тоже часто себя ненавижу. Это временное явление. Пройдет время, и ты обязательно себя снова полюбишь.

– Думаешь?

– Я просто уверена.

На этом мы с подругой и распрощались.

Я положила телефонную трубку на место и, повернувшись на бок, закрыла глаза. Я лежала в чужом доме, под чужим именем, совершенно пьяная и глотала слезы. Я пыталась разобраться в том, почему я такая несчастная, но у меня не получалось. Ничего не получалось! На минуту мне показалось, что я очень похожа на свою мать.

Моя замечательная, милая и добрая мама всегда была готова принести себя в жертву ради другого человека. Узнав, что отец ей изменяет, она молча терпела все его обиды и ждала, что когда-нибудь все это обязательно закончится. А однажды он ушел. Он просто собрал все свои вещи и ушел к другой женщине. Самое страшное то, что она никогда его не осуждала! Она замкнулась, много плакала, но никогда ни на ком не срывала своего горя. А когда отец вернулся домой с тем же чемоданом в руках, она его приняла – без единого упрека. Она приняла его молча, сказав лишь, что он похудел, устал, испачкался и что ему нужно хорошенько отдохнуть и обязательно выспаться. Она тут же наделала голубцов, сварила наваристый борщ и принялась стирать и утюжить его брюки. Спустя определенное время заметно поправившийся, посвежевший, похорошевший отец в хорошо отутюженных брюках опять собрал чемодан и вновь ушел к другой женщине. А спустя несколько месяцев пришел назад. И так было всю жизнь. Сколько я себя помню, так было всегда. Отец уходил, и мама плакала, замыкаясь в себе. Отец возвращался, и она прекращала плакать, с нескрываемой радостью принимая его обратно.

Мне всегда казалось, что отца подолгу нет дома, потому что он постоянно в командировках. Будучи ребенком, я не могла знать страшной правды и думала, что он у меня дальнобойщик. А когда я подросла и узнала всю правду, я тоже молча принимала возвращения отца, так как не могла и не хотела обидеть свою мать. Но лишь после того, как я выросла и стала оглядываться назад, я стала злиться на маму, потому что ее любовь была слишком слепа, потому что она любила человека, который вовсю пользовался ее чувствами, и она не могла за себя постоять. Я злилась за ее слабость, за ее малодушие и за ее терпение, которое просто не знало границ. «Любовь всепрощающа», – говорила мне моя мать и вновь принимала нагулявшегося отца…

А сейчас… Сейчас мне показалось, что я вылитая мать. В своих отношениях с Игорем я всегда боялась повысить голос или рассердить его, потому что считала, что, если я смогу обронить хотя бы одно неверное слово, мой любимый обязательно меня бросит. Подсознательно я всегда понимала, что нельзя быть такой безвольной и покорной, но ничего не могла с собой поделать. Я точно так же, как и моя мать, закрывала глаза на все шероховатости наших отношений, и даже если что-то случалось, делала вид, что ничего не случилось.

«Нет! Я не повторю судьбу матери! Нет! – прокричала я, не открывая глаз, и разразилась пьяным смехом. – Это все ерунда, что говорят, будто дети повторяют судьбу своих родителей. Это все ерунда! – заговорила я в пьяном бреду и облизала пересохшие губы. – Я докажу, что это не так… Я докажу… У моей матери слишком доброе, открытое и доверчивое сердце… Она не права. Как же она не права! Прощать не обязательно! Мама, слышишь меня, прощать не обязательно!»

Нет, нет, у меня все будет не так. Я возведу вокруг своего сердца очень высокие стены! Через эти мощные стены будет совершенно невозможно добраться до моего сердца, и никто и никогда не сможет узнать, как там вообще живется, за этими стенами, не одиноко ли… Сквозь эти стены будет невозможно до меня достучаться, через мои стены вообще будет невозможно передать хоть какие-нибудь чувства, потому что они будут высокие и прочные. И пусть кто-то попробует вытащить мое сердце из-за этих стен… Я уверена – у него ничего не получится. Как бы он ни кричал, как бы он ни топал ногами, мое сердце ничего не услышит. И тот, кто попытается убедить меня в своих чувствах, подумает, что я бессердечная, что у меня нет сердца, потому что он и представлять себе не будет, что там спрятано, за такими стенами и замками. Возможно, он уйдет, чувствуя себя обиженным и отвергнутым и потому, что не может общаться с бессердечными женщинами. А я скоро буду такой! И если люди будут спрашивать меня, почему мы расстались, я отвечу коротко: «Он просто не оправдал моих надежд. Он не смог достучаться до моего сердца…» Я так и сделаю. Я смогу, у меня получится. У моей матери слишком доброе сердце, и мой отец умело им всю жизнь пользовался. Я не позволю кому-то пользоваться своим сердцем! А если кому-то очень-очень захочется увидеть мое сердце, ему придется пробраться сквозь многие баррикады и заграждения, а это будет практически невозможно…