Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина - Павел Басинский

Программа Неваляшкина была проста, однако в основе ее лежала, как считал он, глубокая философская идея. Программа называлась «шоковая терапия», но негласное ее название было «гальванизация трупа». Россия — труп, — был убежден Неваляшкин. Но до поры, пока труп заморожен, как это было сделано при Советах, Запад не может поверить, что это всего лишь труп.

Нужно подтолкнуть Запад к этому пониманию. Нужно разморозить труп, подвести к нему два электрода и пустить ток высокого напряжения. Тем самым убиваются два зайца. Если размороженный труп от электрошока оживет (что практически невозможно), значит, метод лечения был выбран правильно. Если нет (что без сомнения и будет), то гальванические содрогания трупа потрясут цивилизованный мир. Обманутый на первых порах перестройкой, свободой слова, сносом Берлинской стены и прочими трюками мир окончательно испугается, и вопрос с Россией будет решен раз и навсегда: эта страна не имеет права на существование! Ее народ, то есть населяющие ее люди, сами страдают, что они русские.

А Неваляшкин искренне переживает за этих людей, которые, в сущности, просто недостаточно энергичны, недостаточно талантливы, то есть недостаточно жизнеспособны для развивающегося мира. Между тем они не имеют нужного религиозного смирения, как, например, индусы низших каст. Кто-то внушил им (прежде всего писатели чертовы!), что быть русским — это высокая честь и огромное счастье. Отсюда страдания не только физические, как у индусов, но нравственные. Он, Неваляшкин, избавит свой народ от страданий.

Коль русских не будет, все встанет на свои места. Средненький, в общем-то, по способностям народишко начнет работать по мере сил на более энергичные и талантливые нации. И будет иметь свое маленькое счастье. За вычетом бессмысленной, ни на что уже не годной национальной гордыни.

И тогда встанет ребром вопрос: а что она такое, эта самая Россия, страна, блин, Кутузовых и Достоевских? Какого, спрашивается, рожна на громадном жизненном пространстве топчется какой-то народ, который, как говорится, элементарного понятия о себе не имеет? И тогда кто-то, скорее всего США, избавит его от бремени национального самоопределения. По сути, от страданий избавит.

Больно будет? Конечно, больно. Обидно будет? О, еще бы! Это даже не страшная, а чудовищная обида!

Лицо Неваляшкина исказила садомазохистская гримаса. Он живо представил себе растерянное, молчаливо (да, молчаливо!) вопящее о своей внутренней боли население, скорбно и обиженно поджатые рты с гнилыми зубами, которые не на что лечить. Особенно сладостно рисовался ему конфликт поколений, раздрай между ничего не понимающими отцами и не желающими ничего объяснять детьми, старички и старушки, отдающие в залог жалкие квартирёнки, чтобы элементарно выжить. Как их будут вышвыривать из квартир с их бельишком!.. Вышвыривать, вышвыривать!

М-да!

Не стоит увлекаться… Конечный результат будет положительный. Россия исчезнет с карты мира, а люди останутся жить-поживать да добра, по мере своих возможностей, наживать.

А он будет премьером! Президентом — никогда. Ибо родители не в добрый час его зачали, за что им отдельное «спасибо». Но премьером он будет наверняка! Но это нужно ему не для тщеславия, а для того, чтобы войти в мировой синклит. Но не на правах почетного гостя, а полноценного члена. Неваляшкин ни секунды не сомневался, что такой синклит существует и что первоначальный взнос за вступление в него огромен. Что ж, у него будет этот взнос. А в синклите он найдет себе достойное место. Первое место.

И вот тогда-то! Тогда…

Он найдет этих гадких мальчишек, накормивших его песочными куличиками! Он их всех до одного найдет! Хоть по всему земному шару разыщет! Посадит их на цепи в сырой подвал, насыплет перед ними гору песка и заставит его жрать, жрать, жрать! Пока они все не сдохнут!

…Вирский был вне себя.

Он нервно бегал по комнате, бросая яростные взгляды то на экран телевизора, по которому в десятый раз передавали речь Ельцина, то на притихшего и какого-то пришибленного Палисадова.

— И это ты называешь работой! — визгливо кричал Вирский, тыча пальцем в экран. — И об этом мы с тобой договаривались? Черт вас всех с вашей Россией побери! Сколько сил, сколько тонкого расчета, сколько, наконец, денег потрачено… и на что? На пшик! На дешевый мелодраматический спектакль, где мальчики останавливают танки, а Советская армия не может победить одной беременной женщины! Отвечай же мне, Палисадов!

— Я и мои люди сделали все, что могли, — глухо отвечал генерал Дима. — Но кто мог предположить, что заговорщики так быстро сдадутся? Что же касается денег, то революция не стоила почти ни гроша. Вещи и провиант для защитников Белого дома мы доставляли на свои средства, как и бензин для подрыва бронемашин. Я не понимаю, о каких деньгах идет речь.

— Что?! — заорал Вирский. — Он не понимает, о каких деньгах идет речь! Ты издеваешься надо мной?! Речь идет о миллиардах долларов, которые уже завтра начнут поступать от международных фондов на ваши липовые государственные счета. Чтобы вернуться обратно в зарубежные банки, но уже на личные счета ребят из твоей команды. И на твои личные, Димочка, счета! Ты прекрасно знаешь, кто это организовал. Но ты не знаешь, что все предварительные сделки и переговоры точно задокументированы и хранятся в моем личном сейфе в Нью-Йорке. И если я предам их огласке, то тебя вместе с твоей командой, вернее сказать, с бандой мошенников, благодарный русский народ вздернет на фонарных столбах. В последний раз тебя спрашиваю: ты готов выслушать меня или будешь продолжать делать из меня идиота?

— Извините, Родион Родионович. Кто мог знать, что эта скотина Янаев накануне путча нажрется и будет трястись по телевизору, как сукин сын, — на глазах у всего народа, всей армии?

— Так поставили бы другого! Или в России уже совсем не осталось непьющих людей? О, это проклятое русское пьянство! Сколько дел оно погубило!

— Вы тоже русский, Родион Родионович, — напомнил Палисадов.

Вирский встал перед ним во весь рост и покачал указательным пальцем перед его носом.

— Я не русский, Дима. Это ты русский. А я гражданин Вселенной.

Внезапно он успокоился.

— Где кровь? — своим обычным голосом спросил он. — Где обещанная кровь?

— Три человека погибли, есть раненые…

— Что? — презрительно перебил его гражданин Вселенной. — Опять издеваешься? Неужели ты думаешь, мне хватит крови троих людей?

— Сколько же вам надо?

Глаза Вирского вспыхнули огнем.

— Моря! Океаны! На худой конец — полноводные реки! Но не лужи, не лужи, понимаешь ты это, Палисадов?!

— Все еще впереди, — пробормотал Дмитрий Леонидович. — Завтра начнется распад России, отделение татар, башкир, Кавказа.

— Ой, как страшно! И что? Ты предлагаешь мне скакать козлом по горам ради этой незапланированной крови? Ты забыл о договоре? Ты обязался обеспечить кровь в Москве, и в большом количестве, и в тех местах, которые я обозначил на карте.

— Будет вам кровь, — вздохнул Палисадов.

— Когда? — нетерпеливо спросил Вирский.

— Дайте время. Год, два. За это время власть наделает столько глупостей, что народ восстанет и…

— Хорошо, я даю тебе время. Но учти, если ты не сдержишь обещание, твой патрон будет неприятно уязвлен, узнав, что его ближайший соратник…

— Я вас понял.

— Кстати, о патроне, — уже весело продолжал Вирский. — Что он, каков в общении? Не чужд мистических интересов?

— Он хочет заручиться поддержкой РПЦ.

— Жаль! И все-таки, Дмитрий Леонидович… Большие люди любят окружать себя магами, экстрасенсами. Президент вряд ли исключение. Устрой мне частную встречу с ним.

— Попытаюсь.

— Вот-вот, попытайся. Попытка не пытка, как говорил ваш русский товарищ Берия… Как там мой Джон? Какого дьявола ты отправил его на баррикады? А если бы он погиб? Не играй со мной в двойные игры, Дима!

— Он был под моим контролем. В случае опасности его спасли бы мои охранники.

— Ой ли? А может, еще бы и подсобили? Почему-то мне кажется, ты заинтересован в его гибели. Запомни, Димочка! Жизнь этого мальчика для меня не менее важна, чем кровь невинных жертв. Кстати, где он сейчас?

— Он едет в Малютов на машине Петра Чикомасова. Они свернули с трассы и заехали в какой-то детский дом.

— Детский дом, говоришь? Ах, как это интересно! Я не ошибся в мальчугане! Кстати, тебя не интересует, зачем он мне? Меня настораживает твое равнодушие.

— Это ваше дело, — ответил Палисадов. — Я ведь не спрашиваю, зачем вам столько крови.

— Но — интересуешься? И я скажу тебе, зачем мне столько крови. Именно — невинной крови!

— Говорите, если желаете, — Палисадов пожал плечами.

— Ты все равно ничего не поймешь, — засмеялся Вирский. — А если и поймешь, то не поверишь. В тебе совсем нет метафизической жилки. Поэтому слушай! На кровь невинных жертв слетаются лярвы!