Ричард Длинные Руки – фрейграф - Гай Орловский

– Это не один дракон таскал, – сказала она.

– В паре? – спросил я. – С самкой?

– Нет, – пояснила она. – Не одно поколение.

– Чего так решила?

Она пнула уже другой кувшин, но тот даже не вздрогнул, словно доверху набит золотыми монетами или золотым песком.

– Этот вот из эпохи династии Упетингов, – сказала она сумрачно. – А вон эти – из Версавии.

– Подумаешь, – возразил я. – Коллекционера ограбил, только и всего!

– Коллекции не возят через пустыни взад-вперед, – отрезала она. – Но тебе этого не понять, ящерица?.. А из дворца сорока кувшин не унесет…

Принцесса, сидя на каменном полу, радостно попискивала, счастливо перебирая кольца, драгоценности, серьги, подвески на грудь. Так же машинально, повинуясь непонятным нам, людям, и даже ящерам, женским инстинктам, замедленными движениями одела на шею золотой медальон с красным камнем на золотой цепочке, затем три ряда жемчужных нитей, перебрала кольца, выбирая покрасивее, как предполагаю, или подороже, кто этих существ знает…

Мириам все-таки поглядывает на сокровища жадно, жалеет, что была дурой, надо было идти, ну и что, пусть даже дракон, зато какой богатый, здесь на трех королей хватит, драконы не одно столетие стаскивали сюда сокровища…

В пещере тесно, даже мне повернуться не получится, Мириам буквально подлезла мне под брюхо и деловито шарила обеими ладонями по земле в районе задних ног, ничуть не страшась, что наступлю и раздавлю.

– Что ты ищешь? – поинтересовался я.

– Яйца, – ответила она. – Вдруг нащупаю яйца…

– Яйца? – переспросил я. – Какие? Зачем?

– Драконьи, – объяснила она. Посмотрела на мою морду и поспешно сказала, заливаясь румянцем: – Можно взять и вырастить из драконьего яйца маленького дракончика!

– Ого, – сказал я. – И что?

– Приручить, – объяснила она. – А когда подрастет, посадить на цепь у входа во дворец.

– Чтоб людей жрал?

– Чтобы все видели величие и могущество короля. Давай и тебя посадим на цепь?

Я прорычал:

– На цепь? Зачем?

– Это так красиво, – заверила она, – от тебя все будут без ума! Цепь – лучшее украшение для мужчины.

Я подумал, поинтересовался:

– Короткую цепь или длинную?

Она вздохнула.

– Короткую мужчины рвут, а на длинной всю жизнь счастливы.

Принцесса повертела головой, на детски чистом личике отразилась горькая обида.

Я спросил участливо:

– Что случилось?

Мириам вклинилась саркастическим голосом:

– А ты не понимаешь, рептиль?

– Нет.

– Зеркала нет, – сообщила она победоносно. – Что все сокровища мира, если нельзя показать другим… и даже увидеть на себе?

Принцесса жалобно посмотрела в нашу сторону.

– Милая Мириам, – сказала она просяще, – что-то здесь не так… Мне кажется, золотая цепочка и золотой медальон с рубином как-то не совсем рядом с жемчужными нитями… Белое с желтым не сочетается. Вроде бы так не совсем красиво. Как думаешь?

– Гм, – сказал я.

Мириам раздраженно дернула плечом.

– Вики, не обращай на рептилию внимания. Что жабы в красоте понимают?

Я подумал, что мужчины в таком случае все до одного рептилии, даже рептильные рептилии, что на рептилиях сидят и рептилиями погоняют. Все мы полнейшие рептилии в таких непонятных вопросах, как духи, макияж и шляпки с перьями.

– Мне вот другое интересно, – произнес я в пространство, – зачем этот дурак таскал это?

Мириам оглянулась, в глазах безмерное удивление.

– А тебе не лучше знать?

Я поинтересовался:

– Потому что дурак?

– Потому что дракон, – поспешно уточнила она.

Я отмахнулся.

– Он дикий, а я – цивилизованный, слуга великого повелителя всех драконов. Мне эта ерунда ни к чему. В наших краях ходят в жемчуге по щиколотку.

– Ого!

– Золотыми слитками, – добавил я, – швыряют в бродячих собак. А вороны алмазы клюют.

Она спросила непонимающе:

– Зачем?

Я поморщился.

– Дуры, что с них взять? Как и женщины.

Принцесса, уже обвешанная драгоценностями, как новогодняя елочка, тяжело покрутилась возле сундуков, на ней должно быть не меньше десяти килограммов золота и камешков, затем вздохнула так печально, что у меня защемило сердце, и начала замедленными движениями снимать с себя всю эту ерунду.

Мириам с облегчением перевела дыхание, в таком виде с принцессой возиться было бы еще труднее. Я поглядывал на гордую дочь пустыни искоса, вслушивался в интонации.

Что так быстро догадалась, что не собираюсь ее жрать, – ладно, просто умная и догадливая. Что буквально сразу начала со мной борьбу, обзывая рептилией, а то и вовсе рептилем, отстаивая какие-то позиции – понятно, сила воли, характер, выкованный в жестокой борьбе за выживание в жаркой пустыне… но откуда ей знать про эпоху династии Упетингов или династию Версавии? Тем более отличать принадлежащие им предметы?

– Мириам, – позвал я тихонько.

Она быстро оглянулась.

– Да, жаба с крыльями? Снова хвост прищемил?

– Да, – согласился я. – Помассируешь?

– Размечтался!

– Давай колись, Мириам, – сказал я мирно. – Ты не простая дочь погонщика верблюдов, верно?

Она огрызнулась:

– Мой отец не погонщик, а проводник караванов! Это очень высокая должность. Немногие умеют…

Я прервал:

– Ладно-ладно. А почему не визжала в диком восторге, завидев столько золота и украшений? Любая другая с ума бы тронулась от таких сокровищ.

– А что толку, – проворчала она, – мы же здесь, в твоей берлоге. Какой толк наряжаться перед рептилем?

– А инстинкты?

Она нахмурилась, глаза засверкали подозрением:

– А что это? Ты на что, гад подколодный, намекаешь?

– Натура, – пояснил я. – Суть женская.

Она помолчала, меряя меня злым взглядом.

– Рептилии все дурные, вижу. Если брать женскую суть, то и королевская дочь должна визжать при виде золота, забыв обо всем. Так? Значит, я все-таки не одна такая.

– Или хорошо воспитанная, – предположил я. – Либо наконец сообразившая, что не в золоте счастье, а в таком вот красавце, как я.

Глава 2

Она фыркнула и, отвернувшись к принцессе, начала с преувеличенным интересом выспрашивать о ее жизни во дворце. Потом мне показалось, что интерес вовсе не преувеличенный, но что Мириам преследует на самом деле, так и не придумал, из-за чего даже немного отложил старт с обрыва.

Принцесса щебетала уже весело и беззаботно, счастливая, что избежала брака с ненавистным Растенгерком. В будущее, как я понимаю, никогда и раньше не заглядывала – не женское дело, в ее жизни все решали за нее, и сейчас она в полной наивной уверенности, что за нее будем решать и заботиться о ней мы двое.

Нежная и чистая, как выкупанный младенец, она чирикает насчет своего бассейна, Мириам слушает так, словно знает, что это такое, суровая и решительная, резкий контраст с этим наивным ребенком, который весь – широко распахнутые в радостном удивлении глаза и приоткрытый пухлый детский рот.