Последнее японское предупреждение - Марина Крамер

– Д-да, – с запинкой произнесла няня, опасливо косясь на папу.

– Лена, постарайтесь вспомнить, это очень важно. От каждого вашего слова много зависит, понимаете? Вспомните, кто подходил к вам, когда вы вернулись из магазина? – спокойно и даже монотонно говорил Сашка, словно гипнотизируя няню единственным глазом. – Кто была эта женщина? Вы видели ее прежде?

– Нет, Александр Михайлович, клянусь, никогда не видела! – хватая Сашкину руку и прижимая ее к груди, затарахтела Лена. – Клянусь – никогда! Она сама меня остановила, в переулке у школы. Про парфюмерию какую-то начала говорить, про косметику. Я и поговорила-то с ней всего несколько минут, она мне какие-то баночки стала показывать, я сперва взяла одну в руки, потом вернула… белая баночка такая, как шампунь будто… – няня нервно облизала губы и продолжила: – Покрутила только в руках и отдала…

– Лена, – внушительно произнес Акела, не сводя с лица няни взгляда, – а теперь самое главное. Как выглядела женщина? Молодая, старая?

– Да так… средне… волосы у нее крашеные, не густые, по плечи. Пальто синее, расстегнутое было. А на шее под ним бусы… я такой дешевки в жизни не видела – пластик какой-то ядовито-розовый, на колбасу похоже…

– На что? – подала я голос, удивленная таким сравнением.

Лена повернулась ко мне:

– На кружки колбасы, Александра Ефимовна. Как будто сервелат нарезали и на цепочку подвесили. Я еще подумала: ну, надо же, такую безвкусную вещь на шею нацепить, ведь не девочка же.

– Лена, не отвлекайтесь, – мягко попросил Акела.

– Да-да… только… ничего я больше не заметила, бусы эти вот в глаза бросились, а остальное как-то… разве что… грудь большая, – сказав это, Лена чуть покраснела.

Папа громко хмыкнул, но не отреагировал. Акела поднялся и пробормотал:

– Яснее не стало.

– Погодите, – вдруг сказала Лена, переводя взгляд с Акелы на отца, – ей позвонил кто-то. Она ответила, а в трубке голос женский, вроде как молодая женщина, девочка почти.

– Вы не слышали, что она сказала? – напрягся Акела, и Лена, нервно облизывая губы, пробормотала:

– Только пару слов. «Все в порядке» – кажется, так она сказала.

– Ну а женщина эта?

– А она сразу банки свои в сумку покидала и попрощалась, пошла к остановке автобусной.

– Точно к остановке?

– Да. Там же дорога пешеходная только, машины не ездят, она как раз к остановке ведет.

– Понятно все, – подытожил Акела, сжимая пальцами переносицу, – Лену отвлекли разговором, а звонила, скорее всего, женщина, каким-то образом уговорившая Соню выйти с ней из школы. Понять бы только, как именно – Соня обычно с чужими не разговаривает. Должно было быть что-то такое, что заставило ее поверить постороннему человеку.

– Саша, это разве важно? – взмолилась я. – Сейчас не время копаться в психологии – ребенка нет! И нет никаких зацепок! Никаких, кроме этих чертовых колбасных бус! Но как их найти?!

– Аля, если ты успокоишься, то очень поможешь мне – я перестану отвлекаться на твою истерику и смогу спокойно подумать, хорошо? – спокойно, без единой эмоции в голосе попросил муж, и я замолчала.

Все-таки Акела умел, если нужно, найти слова, которые заставляли меня задуматься и прислушаться. Какое все-таки счастье, что я позвонила ему, потому что вообще неизвестно, что творилось бы сейчас в доме, не будь его здесь! Да еще тетка… Хорошо еще, что сидит на папиной половине и сюда не выходит. Интересно, он сказал ей?

– Значит, так, – после довольно долгого молчания проговорил Сашка, – нужно ехать в город, искать школьного охранника и вытрясать из него все, что тот видел за день. Женщина, забравшая Соню, вошла в школу, это очевидно – учеников начальной школы не выпускают на улицу без сопровождающих. Значит, она вошла и вышла с Соней, только вот кем сказалась?

– Я каждый раз паспорт показываю и доверенность, – пробормотала Лена, всхлипывающая на диване.

– То есть какой-то документ она должна была показать.

– Ага – с фотографией американского президента, например, – отозвался папа, – вы что оба – дурные? Да денег она сунула охраннику, тот и расслюнявился, глаза закрыл. Им же такой мизер платят, что за сотку баксов они позволят директора из школы вынести.

– Не исключено, – кивнул Акела, – но тогда тем более нужно трясти охранника. Поеду я…

– Возьми парней с собой, – бросил папа, который, к моему удивлению, вел себя так, словно Акела никуда не уходил и постоянно жил дома.

– Никиту возьми, он знает всех охранников в лицо, – подсказала я, и Сашка кивнул.

– А… я? Со мной-то как? – пролепетала Лена, сдвигаясь на краешек дивана и переводя испуганный взгляд с папы на Акелу.

– А вы, Лена, останетесь здесь, – спокойно отозвался Сашка, опережая отца, – пока не найдется Соня, поживете в доме охраны, комнат там достаточно. Галина вас проводит. Аля, я тебя прошу – пойди к себе и просто полежи в постели, хорошо? – подошел он ко мне и взял за руки. – Я понимаю, что ты не сможешь спать или не думать, но просто полежи. Если ты заболеешь, лучше никому не станет. Я тебя очень прошу!

Я кивнула, сглатывая подкатившийся к горлу ком. Хорошо, я лягу, если он хочет, но что толку? Наверное, это я виновата – поручила ребенка няне.

Не знаю, как именно, но Акела понял, о чем я думаю, и, крепко встряхнув меня за плечи, проговорил:

– Прекрати! Ты не виновата. Это могло случиться когда угодно, в том числе и при тебе. Перестань обвинять себя! Иди в комнату, Аля.

Я послушно повернулась и пошла наверх. Дверь постаралась закрыть плотно, чтобы не слышать, как Галя уводит в дом охраны плачущую навзрыд няню, как Акела собирается и выходит на улицу, как папа говорит по телефону с дядей Моней, объясняя тому, что его родственница пока поживет у нас.

Всю ночь я провела без сна, в запертой на ключ комнате. Внизу – я это слышала – о чем-то разговаривали отец, Акела и неизвестный мужчина, видимо, школьный охранник. Я же, оглушив себя таблетками, отрешенно смотрела в потолок и все думала: как моя девочка, у кого она? Эта мысль крутилась, как заезженная пластинка, по кругу, никуда не исчезая. Где Соня, с кем? Не плачет ли, не обидели ее? Покормили ли чем-то?

Утром, часов в десять, ключ в замке повернулся, и на пороге появился Акела, серый от тревоги и бессонной ночи, сел на край кровати и взял меня за руку:

– Ну, как ты, малышка?

– А ты не видишь? – безучастно отозвалась я. – Вряд ли лучше, чем ты.

– Нужно поесть, Аля.

– Не хочу. Ты не понимаешь, что мне не до еды? – Я говорила это ровным тоном и сама пугалась – как могу? Как я могу оставаться такой равнодушно-спокойной, когда моего ребенка столько времени нет дома? Я что – чудовище без эмоций? Или материнский инстинкт бывает только в отношении тобою рожденных детей? Как Сашка терпит меня?